В этом году зима сильно опоздала: снег выпал лишь перед Рождеством... Но человек, стоявший возле детской площадки, не обращал никакого внимания на кружившие в воздухе лёгкие белые хлопья, которые, падая, ложились на его непокрытую голову и обтянутые чёрной мантией плечи. Погружённый в свои мысли, он не замечал ничего вокруг: ни затянутого свинцовыми тучами неба, ни красоты сплетённого из снежинок ажурного покрывала, лежавшего на кустах, отделявших его от играющих детей.
Всё почти как три десятилетия назад... Та же живая изгородь, та же площадка... Вот только я уже не тот мальчик, который, вопреки невесёлому детству, надеялся, что и на его долю выпадет хоть что-то хорошее... И её уже давно нет...
Внезапно его внимание привлекла молодая пара. Мужчина бережно поддерживал спутницу, судя по осторожным и слегка неуклюжим движениям которой, Снейп предположил, что она ждала ребёнка.
Ребёнок... Знаю, я никогда не смог бы быть хорошим отцом... Лишь однажды, увидев в парке Лили в просторном платье, под которым угадывался уже округлившийся животик, я отчаянно возжелал, чтобы этот малыш был моим...
− Вы кого-то ищите? − прервал поток его мыслей невесть откуда появившийся старичок.
− Нет, вспоминаю...-машинально ответил Снейп. − Здесь когда-то жила девочка... Лили... Эванс... Мы дружили...
− Эванс? Я живу на этой улице всю жизнь, − старичок махнул рукой в сторону аккуратного двухэтажного домика позади детской площадки, − но не помню, чтобы здесь жил кто-либо с такой фамилией...
Снейп замер, потом изумлённо произнёс...
− Не может быть... Вот на этих качелях...
− Молодой человек! − добродушно улыбнулся ему собеседник. − В Лондоне тысячи детских площадок и почти на каждой есть качели...
− Но...я ведь помню! Её дом был третьим от угла...
− В этом доме живут уже четыре поколения Смиттов.
− Нет, я не мог ошибиться! − прошептал побелевшими от напряжения губами Снейп.
− А Вы...
− Дедушка! Пошли домой, мама зовёт! − прервала их разговор девочка лет пяти.
− Внучка! — гордо пояснил Снейпу собеседник. — Извините, но нам пора. Сожалею, что ничем не смог помочь...
Кто у неё родится − девочка или мальчик? И на кого будет похож её ребёнок? Интересно, почему она ни словом не обмолвилась о беременности? Вот Лили готова была кричать всем и каждому о том, что ждёт малыша...
Ноги сами несли его в направлении парка, под сенью дубов которого он рассказывал Лили про дементоров, показывал ей простейшие заклятия. Но спустя минут десять Снейп понял, что заблудился — парка нигде не было. По обе стороны улицы тянулись ряды похожих, как близнецы, домов, окружённых деревьями.
А в каком доме выросла она? В таком же безлико-аккуратном, с подстриженным газоном и ровным , словно по линейке, высаженными рядами деревьев? Или в таком как Лили − утопавшем в зелени фруктовых деревьев, выросших из небрежно брошенных в землю косточек?
Проплутав ещё минут двадцать, Снейп с трудом нашёл место, годное для аппарации, и спустя несколько секунд оказался на опушке Запретного леса. Он больше не преподавал и уже не жил в Хогвартсе − теперь он занимался изготовлением зелий для больницы Святого Мунго.. Но по замку скучал. По такому знакомому − сначала любимому, потом ненавистному... а теперь он отчего-то казался родным... Стараясь остаться незамеченным, Снейп направился прямо в класс зельеварения. Теперь, как и в годы его ученичества, хозяином здесь был Слагхорн. Снейп пересёк комнату и сел за первую парту. Когда-то это было его место на уроках зельеварения. Через проход была парта, которую занимала Лили.
Слагхорн всегда хвалил Лили, говорил, что у неё талант... Конечно, отрицать это было бы глупо: далеко не каждый второкурсник сможет правильно приготовить полиморфное зелье...
Взгляд Снейпа упал на столешницу... На изъеденной пролившимися зельями поверхности лежал красный с золотыми полосами шарф, спускавшийся с его шеи... гриффиндорский шарф!
Поттер, Блэк, Люпин, Петтигрю... кто из них тогда спровоцировал взрыв моего котла? И что он в него бросил? Но кто бы из них это ни был, я даже благдарен ему − Лили потом долго, хотя и в тайне от окружающих, преодолевая моё яростное «сопротивление», меняла повязки на ожогах — лечить их заклинаниями, не зная состава зелья, было опасно... Всё, что напоминало теперь о её заботе — запах, преследующий до нынешнего дня, даже шарф пахнет так же — жасмином... и уже почти совсем незаметный шрам у основания шеи...
Снейп провёл кончиками пальцев по аккуратной повязке.
Неужели рана от укуса проклятой змеи Лорда никогда не перестанет болеть? Как мне удалось выжить? Я сумел изготовить противоядие, но боль... Настолько сильная, что начинались галлюцинации... Иначе чем можно объяснит запах жасмина, окружавший меня всё то время, которое я провёл между жизнью и смертью, усиливавшийся во время приступов боли... и ласковый шёпот «Потерпите, это новое зелье, надеюсь, оно скоро подействует!»... Эксперименты с зельями всегда непредсказуемы... А вдруг работа в лаборатории навредит малышу? Жаль конечно терять такую умелую и смышлёную ассистентку. Но пока ребёнок не родится, я даже близко к лаборатории её не подпущу! 
Бросив взгляд на часы, Снейп медленно встал и подошёл к окну.
Аппарировать в такую метель рискованно. Значит надо поторопиться: Хогвартс экспресс всегда отправляется строго по расписанию. Гермиона будет волноваться... а ей нельзя.
Он успел на вокзал вовремя. Сидя в вагоне, Снейп смотрел, как за окном мелькали огни Хогсмеда.
Кажется, минула целая вечность, а между тем прошло всего три месяца с того дня, когда я, решив переехать в дом в тупике Прядильщиков, встретил её в Хогвартс-Экспрессе. Она была настолько расстроеной, что сначала даже не поняла, что едет в одном купе с самым своим нелюбимым учителем. Она проплакала всю дорогу. На платформе 9 и 3/4 её никто не встречал. И что на меня тогда нашло? Зачем я предложил ей стать моей ассистенткой? Почему, услышав тихое — «Я не хочу идти домой: родители в Австралии, а я боюсь одна...», не раздумывая пригласил пожить в моём доме? И она согласилась...
Сквозь снеговую завесу невозможно было разглядеть даже вытянутую перед собой руку. Но по мере приближения к дому Снейп начал волноваться: ни в одном окне не горел свет...
Неужели она ушла? Но куда? За то время, которое она провела в моём доме, я ни разу не видел, чтобы она отправляла письма или получала почту от кого-нибудь, кроме родителей. Она даже иногда рассказывала об их новостях... Если бы они вернулись в Лондон, Гермиона сказала бы мне... А вдруг она ушла к НЕМУ, к отцу ребёнка? Ушла и даже не попрощалась...
Он уже почти бежал, продираясь сквозь молочно-белую пелену, моля всех известных ему святых сделать так, чтобы его опасения оказалась напрасными. Тяжело дыша, он остановился у заметённого снегом крыльца. Снейп боялся поверить своим глазам: из окна гостиной мерцал еле заметный огонёк.
Что это? Свечка? Кажется, это маггловская традиция- ставить на окно зажжённую свечу, как знак того, что в этом доме найдётся приют для нуждающегося в отдыхе и заботе. Неужели...

В гостиной пахло хвоей: у окна стояла украшенная ёлка, под ней лежал небольшой свёрток.
Подарок для меня? Я уже и забыл, когда мне в последний раз что-нибудь дарили... А вот у меня нечего нет для неё: я настолько отвык от мысли, что Рождество — праздник, что даже не подумал позаботиться о подарке.
Остановившись на пороге, Снейп осмотрелся, пытаясь найти глазами Гермиону. Она сидела на диване, поджав под себя ноги, и, не отрываясь, смотрела на колеблющийся язычок пламени. Мужчина молча пересёк комнату и сел рядом с ней.
− Это маггловская традиция, − негромко произнесла она, кивнув в сторону свечи на подоконнике.
− Я знаю, − также тихо ответил Снейп.
− Я зажгла её для Вас... − еле слышно прошептала Гермиона. − Я хотела, чтобы Вы знали, что я... − она осеклась, − что я жду Вас...
Мужчина не нашёлся, что ответить. Они сидели рядом, глядя на трепещущий огонёк и молчали... Когда свеча погасла, девушка подошла к окну, чтобы убрать огарок.
− Метель прекратилась... Когда я была маленькой, каждый раз, когда выпадал снег, мы с отцом непременно шли в парк, − тихо вздохнула она. — Это было нашим маленьким ритуалом...
Семейные традиции. У меня их никогда не было... Точнее была одна: если отец пьян — на глаза ему лучше не попадаться. 
Неожиданно для самого себя Снейп произнёс:
− Хочешь погулять по первому снегу?
− Что? — изумлённо пробормотала Гермиона.
− Одевайся!
Девушка со всех ног, словно боясь, что он передумает, кинулась в прихожую. Через минуту она появилась на пороге гостиной. Шею девушки обвивал слизеринский шарф.
− Вы ведь одели мой! — сказала она, лукаво глядя на Снейпа.

Они молча бродили по заснеженным аллеям парка. В свете фонарей Снейп украдкой рассматривал свою спутницу.
Она выглядит счастливой, даже улыбается... Но у неё красные опухшие глаза, и губы, словно обмётанные лихорадкой... Она плакала? Почему? 
Гермиона наклонилась, скатала небольшой снежок и бросила его, попав в лапу близстоящей ели. Ветка дрогнула, вниз посыпалась отливающая серебром пыль, а девушка кинулась под неё и начала кружиться, раскинув руки в стороны и подставляя снежинкам лицо.
Она сама ещё ребёнок... Сильная, храбрая девочка: даже война не смогла отнять у неё умения радоваться... А вот у Лили этого дара не было... 
− Профессор! Спасибо! Это лучший рождественский подарок...
Тёплое дыхание коснулось его щеки, а на шее сомкнулось кольцо рук. От неожиданности Снейп покачнулся и, не сумев сохранить равновесие, упал в снег, увлекая за собой Гермиону.
−... о таком можно только мечтать! — закончила девушка, по инерции утыкаясь носом в шарф зельевара.
Снейп почувствовал, как его сердце сначала замерло, а потом зачастило, вырываясь из тесного плена грудной клетки.
...о таком подарке можно только мечтать... Часы, проведённые в библиотеке, не прошли даром: Лили с восторгом рассматривала иссиня-чёрное перо, которое не только записывало за ней каждое слово, но и идеально имитировало её почерк. Но не неподдельная радость, а почти невесомое прикосновение её губ к щеке стало самой лучшей благодарностью.
− Но ему не сравниться с твоим...
Рукам было нестерпимо жарко в перчатках, но снимать их абсолютно не хотелось. Подарок Лили был бесценен: его руки — главный инструмент зельевара — каждую зиму доставляли ему немало хлопот, опухая от морозов... 
− Но ему не сравниться с твоим!
Он понял, что произнёс это вслух, только увидев удивлённый взгляд Гермионы.
− Значит, Вы уже знаете...
− Конечно знаю! — эта фраза сорвалась с губ прежде, чем он успел обдумать смысл, вкладываемый в неё.
− Но откуда?
Зельевар пожал плечами.
− Пора бы уже понять, что всё тайное рано или поздно становится явным.
Снейп встал на ноги и помог Гермионе подняться.
− Я конечно не специалист, но думаю, что малышу нужна здоровая мать. — Отряхивая мантию девушки от снега, произнёс он. — С сегодняшнего дня я запрещаю тебе входить в лабораторию!
− А к-к-к-когда Вы узнали? — в глазах Гермионы появился страх.
− Сегодня утром. Почему ты мне ничего не сказала?
− Я думала Вы меня прогоните, когда узна...
Зельевар едва успел подхватить потерявшую сознание девушку.

Прижимая к себе Гермиону, Снейп поднялся на второй этаж.
Странно. Она не изменила здесь ничего. А вот Лили непременно устроила бы всё на свой вкус! Но комната кажется уютной. Наверное, из-за аромата жасмина, царящего повсюду. 
Сняв с девушки мантию и ботинки, он уложил её на кровать. И уже собирался спуститься за зельями, когда случайно зацепил папку, лежащую на прикроватной тумбочке. По полу рассыпались карандашные рисунки. Присев на корточки, Снейп начал собирать листы пергамента.
Она рисовал меня... Меня... Опять МЕНЯ? Судя по всему, я похорошел за эти месяцы. По крайней мере, с рисунков пропали скорбные складки возле губ и на переносице... И глаза стали другими...
Подняв последний рисунок, Снейп замер. Он держал в руках уже не свой портрет. Точнее, изображён он был не один.
Сколько раз я видел эту картину, стоя перед зеркалом ЕИНАЛЕЖ... Я, Лили и наш ребёнок... 
− Я понимаю, что это невозможно. Но ведь мечтать себе не запретишь... — прервал его внутренний монолог слабый голос очнувшейся Гермионы.
Если бы ты только знала, сколько раз я твердил себе эти же слова, глядя на холодную, безразлично-мерцающую гладь! Прекрасно осознавая, что это зеркало — фальшивка, всего лишь самообман. А с твоим рисунком всё иначе: от него веет надеждой. Надеждой на то, что ещё может произойти...

Подняв голову, Снейп встретился с полными слёз глазами Гермионы и, внезапно поддавшись порыву, обнял её.
Никуда я тебя не отпущу. Я сумею позаботиться и о тебе, и о ребёнке! Это твой дом, теперь и твой тоже! 
− Вы меня задушите...
Баюкая девушку, словно она была маленьким ребёнком, зельевар тихо произнёс:
− Только не плачь! Ты должна беречь се... − продолжение фразы утонуло в счастливом всхлипе, с которым Гермиона прижалась к нему.
− А вы посидите со мной? Пока я не засну, − прошептала она, успокоившись.
Снейп молча уложил девушку, укрыл её одеялом, пододвинул к кровати кресло и сел, сложив пальцы домиком.
Когда девушка уснула, зельевар спустился в гостиную и достал старую колдографию. Долго всматривался в лицо Лили Эванс, сравнивая её — девушку, любовь к которой жила в его душе более двадцати лет — и ту, что спала сейчас в комнате наверху. И вдруг понял:
Жасмин! От Лили никогда не пахло жасмином! Не было никаких галлюцинаций. Это всё время была она! 
Не раздумывая больше ни минуты, Снейп спрятал колдографию и поднялся в комнату к Гермионе. Сев в изголовье, он погладил девушку по волосам. Она инстинктивно повернулась к нему и сквозь сон пробормотала:
− Северус... люблю тебя...
Еле заметная улыбка скользнула по губам Снейпа. И, ощущая необычайный прилив счастья, он прошептал:
− И я... я тебя тоже!