— Знаете, Дамблдор, я не перестаю удивляться вашим амбициям...Каким бы титаном магии вы не были — есть вещи, управлять которыми не в ваших силах...

Минерва МакГонагл звонким бряцанием красно-белой чашечки о бело-красное блюдечко заставила директора взглянуть в свою сторону. Директор последние несколько минут занимался рассматриванием оконной рамы, подперев подбородок старческим кулаком с выступающими синими венами, и, казалось, совершенно не слушал, о чём ему толковала декан Гриффиндора.

— Вы когда-нибудь наблюдали, — Дамблдор усмехнулся в бороду, — как в жаркий день после дождя идёт пар от земли?

— Видела, — МакГонагл обречёно вздохнула: он опять не прислушивается к её мнению.

— А я не видел. Мне Северус рассказал.

Брови МакГонагл поползли вверх в немом вопросе о психическом состоянии здоровья собеседника. Чай остыл и на вкус стал совершенно неудобоваримым, но заместитель директора с отчаянным упрямством допила оставшиеся пару глотков и поставила посуду на стол, собираясь закончить этот бессмысленный разговор.

— Вы заметили, как Северус изменился за последние годы? — Дамблдор делал вид, что не понимает намерений декана Гриффиндора покинуть кабинет.

— Альбус, мне...

— Нет, вы заметили?

— Изменения?

— Да. Мне крайне необходимо узнать ваше мнение, Минерва.

МакГонагл вся подобралась на стуле и угрюмо сцепила пальцы рук, которые покоились на её коленях. Она прекрасно знала, что директору не столь важно её мнение, сколь найти в её оценке подтверждение своим каким-то выводам. Её это злило и умиляло одновременно. Альбус Дамблдор мог кого угодно довести до белого каления. Взять хотя бы того же Снейпа; из директорского кабинета он выходил всегда какой-то помятый, как после допроса с пристрастием, хотя Альбус всего лишь осведомлялся об учебном процессе, поил чаем и угощал лимонными дольками. От лимонных долек тошнило весь преподавательский состав, кроме профессора Биннса, конечно.

Профессора Биннса с некоторых пор вообще ничего не волновало. А Снейп особенно остро реагировал на всё то, что касалось чайной процедуры в целом и задушевных бесед в частности. Пообщавшись с директором, он сатанел. Однажды после одного из таких разговоров мастер зелий снял пятьдесят баллов с гриффиндорца только за то, что тот осмелился с ним поздороваться.

Декан Слизерина всю свою жизнь, а точнее столько, сколько его помнила Минерва, был весьма ядовитым субъектом. От одних его «шуточек» можно было отравиться навсегда и бесповоротно. Тем не менее, день не считается днём, если профессор Снейп не скажет что-нибудь отвратительно желчное в адрес кого-нибудь или чего-нибудь.

Профессор Спраут запретила Северусу даже близко подходить к её теплицам после печального случая с погибшими побегами асфоделя. Спраут утверждала, что они завяли, после того как декан Слизерина нелестно отозвался о форме их молодых листиков. Что именно сказал Снейп, она повторить наотрез отказалась. Лично Минерву до сих пор терзает любопытство, что же такого невообразимого произвёл на свет Северус, что от этого повяли растения у Спраут...

Дамблдор наверняка знает эту фразу. Он сильный легиллемент. И он директор. И обладатель знаменитых на весь Хогвардс лимонных долек, что немаловажно. Кроме того, Альбус знает, что Минерва знает, что он это знает и знает также то, что она знает, что он не хочет ей этого говорить. МакГонагл умиляют многие вещи, в том числе и такие заговорщические игры в молчанку. И самое замечательное во всём этом то, что Волдеморта больше нет, и не нужно переживать из-за надвигающегося конца света. Кстати, по этому поводу Снейп язвит больше всего:

«Я смотрю, вам скучно, Альбус. Гриндельвальда победили, Тёмного лорда помогли победить. И заняться-то теперь нечем! Вот вам мой совет: скооперируйтесь с профессором Грейнджер, в ней тоже постоянно просыпается потребность кого-нибудь спасать. Только я вас умоляю, не поддавайтесь соблазну защищать домовых эльфов. Бедняжки во второй раз такого не переживут...»

Бедная Гермиона! С тех пор как она сменила ушедшую на покой Вектор, Снейп не даёт ей вздохнуть спокойно. Сколько раз она при студентах впадала в истерику из-за его едких комментариев, сколько раз он прилюдно получал от неё звонкую пощёчину, а страсти накалялись ещё больше...

Обычно самые ядовитые замечания Снейп адресовывал Альбусу. Дамблдор умел простыми словами давать настолько обидные ответы, что Северус начинал гаденько улыбаться — дескать, научил директора огрызаться, теперь с ним можно поговорить по-человечески. А Гермиона совсем недавно вступила в отважные ряды школьной профессуры и совсем не привыкла к его «шуточкам». Поэтому ежедневно в определённый час учительская превращалась в подобие Колизея, где «на представление» собирались все преподаватели Хогвардса без исключения и даже завхоз Филч, никогда особо не интересовавшийся учебным процессом, заглядывал между прочим праздного любопытства ради! Они приходили в учительскую, жаждая хлеба и зрелищ, и каждый раз уходили довольные. Когда ещё в жизни представится столь редкий случай полюбоваться на бои в остроумии: Гриффиндор vs Слизерин? Победитель имел право громко хлопнуть дверью. Проигравший яростно швырял одну из хрустальных раритетных ваз в стеклянный шкаф с чайным сервизом. И собрание традиционно заканчивается мягким директорским «Репаро». Бедная Гермиона!

— Знаете, Альбус, Северус действительно сильно изменился. Правда, он это очень тщательно скрывает. — МакГонагл встала и, кивнув директорской бороде, направилась к двери.

— Не переживайте за Гермиону, Минерва, ей просто нужно время, чтобы смириться и привыкнуть, — как бы невзначай обронил Альбус удаляющейся спине декана Гриффиндор.
~~~~~~~

Гермиона Грейнджер была бесконечно счастлива оказаться на преподавательском поприще в своём родном Хогвардсе. Её счастье длилось ровно один день и семь часов. Потом пришёл Снейп. В тот день за завтраком они сидели рядом. Через пятнадцать минут после начала утренней трапезы вся школа слушала перебранку Слизеринского декана и учителя Арифмантики. В тот раз Дамблдор даже поперхнулся овсянкой, настолько изысканно они друг друга поносили.

— ...Раньше я думала, что у вас попросту нет сердца, но сейчас, в свете недавних трагических событий выяснилось, что у вас вместо сердца чёрствая, заплесневевшая буханка! — Гермиона грозно щурится, радуясь относительной свободе слова: теперь они со Снейпом коллеги, и она может оскорблять его на равных, давая достойный отпор вредному любителю ядовитых насмешек.

— Я польщён, мисс! Вот только мы с вами в таком случае ничем не отличаемся. После встречи с Василиском ваше сердце окаменело настолько, что никакие мандрагоры не справятся. А камень, как известно, на настоящие чувства не способен, — лекторским тоном вещает зельевар.

— Да как вы смеете?!

— Смею следовать вашему примеру и только. Чем вы теперь недовольны? — гаденькая ухмылка на лице зельевара сменяется притворным удивлением.

Гермиона делает глубокий вдох и шумный выдох, успокаивая разбушевавшиеся эмоции, и относительно спокойным тоном, но слегка дрожащим голосом произносит:

— Не ровняйте меня с собой: это вы вечно всем недовольны. Бродите ночами по школе, приведений пугаете отрицательными эмоциями. А утром приходите на урок злой, как гоблин, и терроризируете бедных детей!

— Во-первых, это моё личное дело, чем мне заниматься ночью и каким быть утром, чего и вам настоятельно советую. Во-вторых, «бедные дети» на седьмом году обучения не в состоянии сварить удовлетворительно даже самые элементарные зелья. Спрашивается: кто кого после этого терроризирует? И, наконец, мисс Грейнджер, круглосуточное наблюдение полагается исключительно обитателям клиники Св. Мунго. А здесь несколько иная инстанция, поэтому прошу более за мной не шпионить! — процедил сквозь зубы зельевар и отправил полную ложку овсянки в рот.

— Спешу вас разочаровать, профессор: я за вами не шпионю, поскольку ваша персона не представляет для меня ни малейшего интереса. Я сужу об этом, опираясь на богатый личный опыт, — при этих словах Снейп удивлённо выгибает правую бровь, но продолжает слушать ответ бывшей ученицы. — И раз дети не могут сварить элементарных, как вы выражаетесь, зелий, из этого следует сделать вывод, что их учитель не в достаточной степени компетентен...

— По истине гриффиндорцы смелы до безрассудства. Не вынуждайте меня доказывать вам мою компетентность, профессор Грейнджер. Я могу перестараться...

— И что же вы сделаете? Подсунете мне рунический манускрипт, пропитанный ядом?

Профессор Флитвик начинает хихикать и толкает в бок Дамблдора со словами: «Какая романтика», на что Альбус согласно улыбается в бороду. МакГонагл и Снейп одновременно закатывают глаза: первая из-за «неправильного» поведения директора, последний из-за вечно недовольной директорским поведением МакГонагл.

— Вы банальны до невозможности: неужели грффиндорская фантазия дальше ядов ничего приличного на свет воспроизвести не может? — «поединок» продолжается насмешливым вопросом зельевара.

— И слава Мерлину, что гриффиндорская фантазия никогда извращённостью не отличалась! — многозначительно посмотрев в черные снейповы глаза, бойко ответила Гермиона.

— Конечно, куда вам понять столь тонкую материю... — манерно растягивая слова, соглашается Северус.

— Конечно, куда мне с вами тягаться! Вы даже «доброе утро» без колючих зарослей сарказма сказать не умеете...

— Заучка...

— По крайней мере, моё клеймо получше вашего будет...

— Один — один, профессор Грейнджер. И прошу меня извинить, но я вынужден откланяться. Продолжим в другое время. Приятных вам часов в компании седьмого курса Слизерина и Гриффиндора!

Гермиона нетерпеливо кивнула зельевару. Перед тем как покинуть обеденный стол, Снейп почтительно склонился над её рукой. Выражение его лица было столь же бесстрастно, сколь и всегда, но в тёмных глазах плескалось веселье. Или это так причудливо играли блики света?

Гермиона Грейнджер впоследствии часто вспоминала, как декан Слизерина целовал её руку тогда за завтраком...И это после всего, что они друг другу наговорили. И это вместо того, чтобы наколдовать ей жабу в чай или тараканов в овсянку. И это при всём том, что весь зал сие действо видел! Ей пришлось признаться себе, что было приятно и лестно заполучить столь элегантный комплимент от грозы подземелий.

Однажды за проверкой домашних работ учеников седьмого курса, профессор Арифмантики пришла к выводу, что несколько минут сидит и глупо улыбается, вспоминая, как Северус Снейп в учительской искал нужный пергамент и какие у него красивые руки с длинными и тонкими пальцами. Её улыбка померкла в ту же секунду, когда она вспомнила состоявшийся тогда разговор...
~~~~~~~

— И в чём же, по-вашему, виноваты дети? — Гермиона и Северус стояли друг напротив друга, оба — скрестив руки на груди.

— Хотите сказать, это я бросаю в котёл ингредиенты абы кабы, чтобы сотрясать стены Хогвардса мощнейшими взрывами?

— Вы должны их вовремя останавливать...

— К моему великому прискорбию у меня нет глаз на затылке! И я не могу уследить за классом, где каждый ученик — последователь великого Лонгботтома! — при упоминании Невилла профессор Спраут обиженно прищёлкнула языком, МакГонагл осуждающе покачала головой, а Дамблдор, равнодушно протирая голубым платочком стёклышки очков-полумесяцев, старательно делал вид, что происходящее его никоим образом не касается.

— Но вы же учитель, так и научите их, как нужно правильно! А вы только и делаете, что издеваетесь над студентами! Конечно, никто ничего не поймёт, если толком ничего не объяснять!

— Помнится, вы, профессор Грейнджер, на моих уроках всё прекрасно понимали и варили замечательные зелья...

— Надо же, профессор Снейп похвалил гриффиндорскую заучку! Наверно, стоило дожить до этого мгновения, — зло сказала Гермиона.

— Боюсь, зря я это сделал, а то ещё побежите накладывать на себя руки от пережитого нервного потрясения... Альбус найдёт виноватого в моём лице и заставит преподавать Арифмантику, а этого уже я не переживу, — парировал Северус.

— Переживёте! Вы на редкость живучи...

— А вам не терпится носить цветочки на мою могилку?

— Не льстите себе, к вашей могилке даже миссис Норрис не придёт...

— Спорим?

— На что?

— А на что хотите, мне в принципе будет всё равно...

— Тогда, не вижу особого смысла в данном споре.

— Ну, раз вы не в состоянии понять столь банальных вещей, то я не вижу смысла в данном разговоре. Всего хорошего.

Северус Снейп холодно кивнул остальным присутствующим в учительской, резко развернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Гермиона почему-то почувствовала себя обманутой и брошенной, от чего у неё зачесались руки что-нибудь швырнуть об стенку, желательно бьющееся...
Позже подобные обмены мнениями станут традиционной неотъемлемой частью учебных будней.
~~~~~~~

Одним солнечным субботним утром профессор Грейнджер проснулась в прескверном настроении, чему поспособствовал состоявшийся днём ранее в кабинете директора неприятный разговор . Из-за чего начался весь сыр-бор, Гермиона помнила смутно. Кажется, они со Снейпом не поделили учебные часы. А точнее никто не хотел вести свой факультатив в субботу первой парой, но кое-кому всё равно пришлось пожертвовать утренним субботним сном, потому что, как выразилась МакГонагл, расписание не резиновое, и она не может приказать дню быть длиннее, чем он есть. То бишь трансфигурация времени не возможна...

— Ну почему чуть что, сразу Северус, — угрожающим тоном рявкнул Зельевар, протестующе сложив руки на груди. — Утро субботы — единственное время, когда я могу выспаться и почувствовать себя, в конце концов, человеком, а не...

— Северус! Не начинай сначала, мы же с тобой договорились! — Дамблдор слегка повысил голос, надеясь пристыдить профессора. Но Снейп, видимо, неверно истолковал воспитательные намерения директора, потому что вспылил ещё больше:

— Мы с вами договаривались не о том, что я как в старые «добрые» времена должен забыть обо всём на свете ради всеобщего блага! Всё! Война закончилась, и я хочу покоя! — Северус отвернулся к окну, и не видел, как директор закатывал глаза.

— Но, профессор Снейп, — мягко начала Гермиона, — у вас есть ещё и утро воскресенья, чтобы выспаться, которого нет у меня из-за дежурства и...

— Опять вы, Грейнджер, суёте свой нос, куда вас не просят? Не ваше дело, чем я занят в воскресенье утром, — грубо перебил коллегу Северус.

— А вам термин «цивилизованная беседа» вообще знаком? — спокойно, но с вызовом парировала Гермиона.

— Не дерзите старшим, Грейнджер.

— Я уже не ребёнок и имею право высказать вам в лицо всё, что думаю, коллега, — презрительно выплюнув последнее слово, раздражённо ответила та.

— Ах, ну конечно, вы же у нас женщина, — наигранно весело заявил зельевар. — Стараниями мистера Уизли, я полагаю?

— Это вас не касается, Северус, — зло выдавила из себя Гермиона, сдерживая рвущееся наружу бешенство. — Слава Мерлину, что не вашими.

— И не мечтайте, Грейнджер. Такие серые мышки как вы меня не интересуют, — усмехнулся зельевар, оценивающе изогнув левую бровь.

— Так вас интересуют мышки? Никогда бы не подумала про вас такое, профессор, — отшутилась Гермиона и поняла, что сказала нечто лишнее, потому что лицо Снейпа стало непроницаемо серьёзным, а в глаза было страшно смотреть: они резали то ли холодом, то ли яростью.

— А вы ещё и думать умеете? Простите, не заметил, — пронзительный чёрный взгляд зельевара обещал долгую и мучительную смерть.

— А вы никогда ничего не замечаете! И дальше собственного носа вам просто лень смотреть! — Гермионе всегда трудно было контролировать свои эмоции, когда речь заходила о несовершенстве её интеллекта, для неё это было самым обидным оскорблением из всех возможных, поэтому она и не заметила, когда повысила голос. — Вы старый, страшный, неудовлетворённый...

— Вы сказали достаточно, мадам! — рявкнул зельевар, наклонившись к ней. Они стояли друг напротив друга, почти вплотную, и Снейп имел возможность нависать над своей «жертвой».

— А последнего вы знать не можете даже при всём вашем желании, — бархатным голосом объявил Северус, сделав ударение на последнем слове.

— Я вас не-на-ви-жу, — по слогам произнесла Гермиона. — Да будьте вы прокляты! — в сердцах крикнула она и направилась мимо Снейпа в сторону МакГонагл, намеренно задев его плечом.

— Ставьте меня в субботу утром, Минерва, — уставшим голосом сообщила Грейнджер. — Этот грубиян вести себя благородно не умеет всё равно, — намеренно громко сообщила девушка, после чего директор назидательно прикрикнул:

— Гермиона! Не делай скоропалительных выводов! — что невероятно сильно разозлило Снейпа, который воспользовавшись всеобщим замешательством, быстрым шагом пересёк комнату и громко хлопнул дверью вместо прощания.

Гермиона помнила, что после ухода Снейпа позорно разрыдалась на глазах у МакГонагл и Дамблдора. Её отпаивали пахучим чаем, кормили душистым шоколадом, говорили что-то успокаивающее, она кивала, хотя не понимала ни слова.

Позже в своих комнатах она разобьет вазу с цветами, совершенно случайно задев локтём из-за заплаканных глаз, бесцветно посмотрит на синие осколки и зелёные тонкие стебли полевого букета, который собирала сама, и горько подумает, что он никогда ей не подарит цветы. И ей от этого знания холодно и страшно. Почему? Неужели для неё так важно его хорошее мнение? Ведь она никогда не искала его расположения. С чего ей искать его расположения? Ненавистный, злобный, вредный...Нет, не так. Умный, мрачный, несгибаемый. Теперь она думала о нем так. А ещё у него руки красивые...Но об этом уже где-то было. Ладно будет ещё и ещё раз, потому что они действительно похожи на произведения искусства больше, чем на простые руки. Гениальный зельевар. Такие гении рождаются редко...

«Соберись, Гермиона», — уговаривала себя Грейнджер. — «Ты должна успокоиться и как следует проанализировать ситуацию».

После сеанса двухчасового анализа Гермиона пришла к неутешительному выводу:

— В жизни далеко не всё рассчитывается при помощи формул. И как не бейся головой, есть такие вещи, управлять которыми не в наших силах...
~~~~~~~

В понедельник вечером Гермиона поняла, что от усталости не может даже думать связно. День был явно перенасыщен различного рода эксцессами и непредвиденными обстоятельствами, начиная с внезапного отъезда МакГонагл и кончая обострением межфакультетских конфликтов. Уроки трансфигурации пришлось целиком и полностью замещать ей, в связи с чем, она ни разу толком за день не поела. Гриффиндорцы и слизеринцы превзошли самих себя и устроили массовое побоище возле дверей её кабинета. Пришлось провести воспитательную беседу. Результат: как об стенку горох! Потом ей нужно было найти профессора Снейпа: оббегала весь Хогвардс — не нашла. В расстроенных чувствах опоздала на обед, её главным желанием было — больше никогда не видеть его слизеринскую физиономию. На обеде он пил кофе и ел отбивную. Ей от злости кусок в горло не лез: почему, когда он нужен, его никогда нет? Прошлась вслух насчёт его методов преподавания настолько язвительно, насколько это было приемлемо за столом.

— Свой предмет я преподаю так, как считаю нужным, и ради горстки болванов рассыпаться бисером не намерен, — его тон был ледяным, а в её сторону он даже не посмотрел. Но Гермиона привыкла быть настойчивой:

— Тогда, будьте так любезны, втолкуйте в чистокровные головки ваших змеёнышей основы приличного поведения в обществе!

— Составьте список, и я подумаю, стоит ли им это заучивать, — с серьёзным выражением лица ответил зельевар.

— Составлю и принесу, и только попробуйте не прочесть! — в её руке хищно сверкнул ножик для фруктов и вонзился в нежную мякоть персика.

— Её прочтут! — пафосно изрёк профессор, словно декламировал стихотворение, сделал небольшой глоток кофе и продолжил в той же манере. — Языки пламени в недрах моего камина.

Гермиона нисколько не растерялась и, мило улыбнувшись, парировала:

— Тогда я сожгу ваш отчёт за прошедший месяц, и вам придётся писать его заново.

— Не придётся. Я всегда делаю два экземпляра, — гаденькая ухмылка блуждала от одного уголка его губ к другому.

— Какая педантичность! — наигранно восхитилась профессор Арифмантики. — Но я вас умоляю, как леди может умолять джентльмена: не стоит меня недооценивать, — тихо и угрожающе сказала она, после чего покинула Большой зал.
~~~~~~~

В субботу вечером Гермиона поняла, что от усталости больше не может смотреть на лестницу: ступеньки вызывали отвращение и нежелание по ним ступать. Чтобы добраться до своих комнат, ей нужно было преодолеть ещё два пролёта, а это целых 64 противных ступеньки. Гермиона отвернулась. Обнаружилось, что за ней всё это время наблюдала пара чёрных глаз. Гермиона решила, что это «перст судьбы» и обратилась к зельевару:

— Северус, будьте мужчиной, донесите меня до моих комнат! Пожалуйста, я сама не дойду! Хоть Мобиликорпусом, только донесите!

Снейп молча подошёл к Гермионе и взвалил её тело себе на плечо, нёс до самых комнат, не проронив ни слова. Ей было жутко неудобно в положении «вниз головой», но в тоже время крайне приятно, что хмурый зельевар согласился выполнить её наглую просьбу...

Возле её дверей он аккуратно поставил свою ношу на землю. Она небрежным движением руки поправила его волосы.

— Как мне вас отблагодарить?

— А как дамы благодарят своих рыцарей?

Гермиона обняла его шею, прижавшись к нему всем телом и почти касаясь его губ своими, прошептала:

— Благодарю тебя, мой рыцарь.

Она дотронулась губами его щеки, и это было похоже на дуновение ветра, потом едва коснулась его губ, но вновь поцелуй ускользнул. Северус терпел эту пытку ещё несколько мгновений и, шумно вздохнув, поймал её губы своими. Они целовались страстно и самозабвенно и понятия не имели, что возле лестницы стоит напуганный Филч и закрывает рот ладонью, а рядом, сложив руки за спиной, хмурится Дамблдор. Директору, чтобы попасть в свой кабинет, было отчаянно необходимо миновать этот коридор, но он не решался помешать и был крайне недоволен, что проспорил Флитвику свой «рябиновый спотыкач». Альбус, в отличие от Филиуса, и не надеялся, что они поцелуются в этом году...