Жизни линия на ладошке
У меня убегает в вечность,
Но с тобой моя вечность дольше 
И теплее чуть-чуть вечер.
*****
В сердце ярче чуть-чуть сияет
Бесконечной любви лучик,
Кто-то там в небесах знает -
Мир с тобою чуть-чуть лучше.
Ш.В.

(Песня на стихотворение эпиграф http://www.stihophone.ru/works.php?ID=10633) 
 

В одной из женских спален Гриффиндорской башни на широком каменном подоконнике прижав колени к груди, сидела красивая рыжеволосая девушка. Из окна виднелся укрытый серебром зимний Запретный лес, в воздухе мягко кружили крупные пушистые снежинки, навевая мысли о недавно прошедшем рождестве, но девушка не замечала прекрасного пейзажа за окном, ее взгляд был направлен на раскрытую левую ладошку, а на губах играла мечтательная улыбка.

— Джинни, вот ты где, а я уже полчаса тебя ищу, — отрывисто, словно запыхавшись от быстрой ходьбы, проговорила вошедшая в комнату Гермиона. Ее и без того пышные волосы выглядели слегка растрепанными, а на щеках горел алый румянец. К тому времени, как девушка добралась от холла замка до спальни Джинни, она не раз успела подумать, что бежать в зимней мантии на восьмой этаж по меняющим направление лестницам было непредусмотрительно, и с теплом вспомнила маггловские высотки с удобными лифтами. Заметив, что подруга никак не отреагировала на ее появление, Гермиона решила подойти поближе и повторить попытку.

— Джинни! Эй, Джинни, есть тут кто-нибудь?- позвала она и, смеясь, помахала рукой перед глазами замечтавшейся девушки.

— Что? А, это ты, Гермиона, — Джинни подняла на нее удивленно распахнутые карие глаза.

— Уж точно не фея грез... конечно, я, мы же договаривались вдвоем в Хогсмид сходить, а забывать о походах в Хогсмид всегда было моей привилегией. — Джинни смущенно опустила глаза, и Гермиона, тепло улыбаясь, добавила. — Ох, если бы я не знала, что ты еще с первого курса любишь Гарри, то, увидев твою загадочную улыбку, точно решила бы, что ты в кого-то влюбилась.

— Нет, я по-прежнему люблю Гарри, просто теперь я точно знаю, что скоро мы будем вместе, — ее пухлые розовые губки снова расплылись в мечтательной улыбке.

— Он тебе признался? Что он тебе сказал?

Гермиона еле удержалась, чтобы радостно не захлопать в ладоши. Джинни была ее единственной близкой подругой, она часто обращалась к Гермионе за советом насчет Гарри и делилась своими переживаниями. Именно чувства младшей Уизли к Гарри Поттеру послужили началом для дружбы девушек, а потом... Они быстро поняли, что у них есть нечто общее, жизненно важное для обеих — это одинаково дорогие для них люди, Гарри и Рон. Для Гермионы лучшие друзья, для Джинни брат и возлюбленный. Девушки часто делились сердечными тайнами, Гермиона подсказывала Джинни, как лучше вести себя в обществе Гарри, а Джинни помогала Гермионе лучше понять своего брата, примириться с его изменчивым характером. Они вместе смеялись над неугомонными мальчишками, вечно встревающими в переделки, и вместе плакали долгими вечерами о том, что было понятно только им двоим. Ведь никто другой и не догадывался, какие чувства может испытывать юная девушка, когда один из самых близких ей людей, обычный зеленоглазый мальчишка, является главной ставкой в ужасной многолетней войне. А они обе это знали и чувствовали, и потому редко говорили о войне, только иногда позволяя своей боли и тревоге проливаться с горячими солеными слезинками. Их сердечные истории тоже были до смешного похожими. Неразделенная любовь Джинни к Гарри, несчастливая влюбленность Гермионы в Рона, оба парня предпочли им легкомысленных красоток Чу Ченг и Лаванду Браун. Не так уж много хорошего случалось в жизни подруг, поэтому, когда Джинни сказала, что они с Гарри скоро будут вместе, сердце Гермионы радостно встрепенулось. Она подскочила ближе к подруге, ожидая ответа, и даже каштановые кудряшки, казалось, запрыгали в нетерпении.

— Нет, Гарри ничего не говорил и пока ведет себя по-прежнему, но скоро все изменится, — спокойно ответила Джинни.

— Но, Джинни, тогда как ты можешь знать?

— Вот смотри... — она протянула к Гермионе свою ладошку. — Видишь, это линия жизни, а вот это линия любви. Вот тут, на точке настоящего характерный завиток, напоминающий знак бесконечности, означающий, что вскоре моя истинная любовь воссоединится со мной. Я так счастлива, Гермиона, ты представить себе не можешь! — Ее светло-карие глаза с длинными рыжими ресничками сейчас были похожи на два сияющих солнышка.

— Но, Джинни, ты же знаешь, хиромантия не точная наука, все может быть не совсем так...
— обратилась к сияющей подруге Гермиона успокаивающе-снисходительным тоном, каким врачи обычно обращаются к заболевшим детям. Ей не хотелось разочаровывать подругу, но ее мнение насчет всех способов прорицаний ничуть не изменилось с третьего курса, когда она решила бросить этот предмет

— Я знаю, что ты никогда не любила прорицания, не сердись, но для того, чтобы разобраться в них, нужно просто уметь принимать вещи такими, какие они есть, нужно чувствовать реальность, а ты слишком полагаешься на рациональный ум, чтобы услышать голос интуиции. Это немного самоуверенно, но в хиромантии я еще ни разу не ошибалась, правда. Я уверена, все будет именно так, как я сказала.

— Ну, если ты так уверена... Я просто не хочу, чтобы ты потом разочаровалась, понимаешь? — Гермиона обняла подругу и погладила по шелковистым огненно-рыжим волосам.

— Я не разочаруюсь. А хочешь, я тебе тоже погадаю? — не успела Гермиона что-то ответить, как Джинни схватила ее левую ладошку и о чем-то весело защебетала...

7 февраля.
На уроке ЗОТС пятого курса Гриффиндор-Слизерин как всегда царила почти полная тишина. Хмурый профессор Снейп беззвучно прохаживался между рядами, высматривая очередного неудачливого ученика, который посмеет вместо изучения заданного параграфа писать записки или же просто бездельничать. К его неудовольствию, сегодня все гриффиндорцы были тише воды ниже травы и пока не было повода снять с них баллы. Впрочем, через минуту его чуткий слух уловил сдавленное хихиканье с последней парты.

— Мисс Перкинс, чем, скажите пожалуйста, вы занимаетесь с мисс Уизли вместо работы над параграфом 36? — через мгновение он уже нависал над покрасневшей от стыда девушкой, сверля ее полными гнева черными глазами.

— Я... Мы... Джинни гадала мне по руке... профессор... сэр,- сбиваясь на каждом слове, дрожащим от страха голосом прошептала девушка.

— Хм... Мисс Уизли, вы, оказывается, претендуете на лавры незабвенной Кассандры. Вы, похоже, решили, что способны предвидеть любую опасность, как иначе можно было бы объяснить ваше нежелание обучаться защите от темных искусств? Может, вы и мне погадаете? Только учтите, если ошибетесь, ваш факультет недосчитается ста баллов.

В тихом вкрадчивом голосе звучала скрытая угроза, и любой из учеников в такой ситуации предпочел бы просто промолчать и получить отработку, но не Джинни Уизли. К пятому курсу она стала значительно уверенней в себе, сказалась практика противостояния властной матери и шестерым старшим братьям, после такой закалки характера ее непросто было заставить робеть. Девушка дерзко вскинула подбородок и взяла протянутую руку профессора. Однако, по мере того как она вглядывалась в линии на узкой бледной ладони, дерзкое выражение лица сменилось потрясенным, глаза удивленно расширились и она еле слышно прошептала: «Не может этого быть...».

— Что вы там шепчете себе под нос, мисс Уизли? Говорите так, чтобы вас могли услышать все, — громовым раскатом раздался голос профессора. Девушка только отрицательно затрясла головой, не поднимая глаз на учителя.

— Я так и думал... — удовлетворенно ухмыльнулся Снейп. — Двадцать баллов с Гриффиндора и отработка у мистера Филча сегодня в семь.

13 февраля.
Завтрак в большом зале подходил к концу, студенты начали покидать свои места, когда запоздавшая серая сова влетела в окно и, сделав несколько кругов вокруг зала, приземлилась на учительский стол рядом с темной фигурой Мастера зелий. Мужчина недовольно скривился и тонкими пальцами отвязал пергамент с невнятной восковой печатью. Развернув письмо, он внимательно пробежал глазами по тексту, после чего его лицо исказила гримаса отвращения и гнева.

14 февраля
С раннего утра во всем замке Хогвартса царила атмосфера праздничного возбуждения. День Святого Валентина! Именно этого праздника весь год с нетерпением ожидают все ученики старше 13 лет. Задолго до этого дня старшекурсники скупают в магазинах Хогсмида запасы красочных магических открыток, мягких игрушек, всевозможных сладостей и романтических сувенирчиков. Старшекурсницы сметают с полок коробочки с косметикой, флакончики с духами и ароматическими маслами, не меньшим спросом пользуются вечерние наряды и бижутерия. А для продавцов приворотних зелий празник всех влюбленных почти то же самое, что Рождество для маггловских продавцов елочных игрушек. Чем ближе долгожданный праздник, тем сильнее ощущается витающее в воздухе предвкушение чуда, ведь для юных волшебников настоящим чудом неизменно является любовь.

В женские спальни Гриффиндора праздник всех влюбленных почему-то принес не романтические настроения, а бардак и полную неразбериху. Раскрасневшиеся девушки носились из одной комнаты в другую, кто еще в ночнушке, кто уже в праздничном наряде, а кто и вовсе в нижнем белье. Это оживленное Броуновское движение сопровождалось оглушительным гомоном девичьих голосков, наперебой кричащих:

— Парватти, ты не видела мои туфли?
— А какую кофточку лучше надеть розовую или лиловую?
— Лина, где мои заколки?
— Нет, я никуда не пойду, мне совершенно нечего надеть. В этом платье я выгляжу просто ужасно, оно меня полнит...

Когда к кровати Гермионы в десятый раз подошла Лаванда и спросила, одинаковые ли у нее брови, девушка отчаянно застонала и спрятала голову под одеяло. Она-то, наивная, рассчитывала сегодня получше выспаться, все-таки суббота, и не нужно рано вставать и спешить на уроки. Когда половина девушек уже собрались и ушли на завтрак, Гермиона высунула голову из-под одеяла и опасливо оглянулась, нет ли где-нибудь беспокойной Лаванды. «И с каких это пор меня можно принять за эксперта по макияжу, что она решила обратиться со всеми своими вопросами именно ко мне?», — сердито подумала девушка, направляясь в душ. После водных процедур, остальные сборы заняли всего пять минут, и сейчас она стояла перед зеркалом в простом, но элегантном брючном костюмчике бежевого цвета, выгодно подчеркивающего сливочный оттенок ее кожи и прекрасно подходящий к светло-карим глазам. Одежда как всегда была приготовленна и отглаженна с вечера. «Есть определенно большой плюс в организованности — никаких нервов и неожиданных сюрпризов по утрам (если не считать Лаванду Браун, конечно, но ведь от стихийных бедствий никто не застрахован)», — размышляла она, улыбаясь своему отражению, и как раз намеревалась собрать непослушные волосы в пучок, когда в комнату незаметно проскользнула Джинни.

— Давай я помогу тебе, — предложила девушка, подходя сзади к подруге и расправляя ее густые каштановые волосы по спине. Гермиона благодарно улыбнулась — у Джинни заклинания для укладки волос всегда получались значительно лучше. Джинни, не дожидаясь устного ответа, уверенными движениями нанесла воск на рассыпанные кудри и произнесла пару простых заклинаний. Никаких кардинальных изменений, просто волосы больше не выглядели растрепанными, а стали чуть более послушными и блестящими. Гермиона взглянула на результат в зеркало, и на сердце стало теплее, кроме Джинни так обращаться с ее волосами умела только ее мама, она так же бережно перебирала непослушные пряди, заставляя их повиноваться мягким движениям рук. И еще девушке было очень приятно, что подруга не пыталась заставить ее выглядеть иначе, чем обычно, а лишь подчеркнула ее естественность. Так здорово, когда тебя принимают такой, какая ты есть!

— Спасибо, Джинни, ты просто ангел! Не знаю, что бы я делала без тебя... — Джинни в ответ только кокетливо приподняла глазки к небу и мечтательно улыбнулась собственным мыслям.

— Ладно, пойдем, а то совсем завтрак пропустим.

Когда они вошли в Большой зал, большинство мест за столами уже было занято, и на каждого нового входящего сразу же устремлялось множество взглядов. Но Гермиона не чувствовала себя неловко, поскольку знала, что рядом с Джинни ее не станут слишком внимательно разглядывать. Сама Джинни выглядела просто великолепно в бордовом пиджачке и чуть более темной короткой юбочке. Бордовый определенно был ее цветом — истинная гриффиндорка! С длинными ярко-рыжими волосами, горящими темными глазами и по-кошачьи мягкой грацией она как никто другой походила на молодую львицу. Не удивительно, что большинство старшекурсников проводили ее до стола восторженными взглядами.

— Знаешь, Джинни, если Гарри сегодня не обратит на тебя внимания, то он просто слепой, и я подарю ему новые очки.

— Не переживай из-за этого... — многозначительно протянула Джинни. — Да и я давно подумываю, что ему больше пойдут очки в продолговатой оправе, — девушки переглянулись и весело рассмеялись.

***

Ровно в одиннадцать часов профессор Северус Снейп вошел в заброшенный кабинет на третьем этаже, ранее используемый для занятий по прорицаниям. С этим кабинетом у него были связанны не самые приятные воспоминания. Когда он сам был учеником, то не слишком жаловал туманный предмет прорицаний, и просиживание в этом кабинете, вместо куда более полезной библиотеки или лаборатории к примеру, часто превращалось для него в медленную пытку (разрешение ученикам самим выбирать посещаемые дисциплины появилось намного позже, когда он уже работал преподавателем). Сейчас же он направляясь в старый кабинет прорицаний был немерен во что бы то ни стало наказать наглеца, посмевшего потревожить его глупейшим посланием. Его и раньше пытались разыгрывать, но справедливо опасаясь возмездия за неуместные шутки от самого грозного профессора Хогвартса, шутники по крайней мере были крайне предусмотрительны и осторожны. Но вот чтобы так бестолково назначать ему встречу в заранее оговореннном месте... он ведь в два счета вычислит затейника, стоит ему только побывать там, и уж тогда кому-то не сносить головы, не говоря уже о водопаде потерянных Гриффиндором баллов (О, в том, что этот кто-то из Гриффиндора, профессор не сомневался, и потому шел сюда в особо приятном предвкушении). Однако, когда кабинет оказался пуст, Снейп слегка насторожился. Было очевидно, что его здесь ждали, помещение было убрано и неброско украшено легкими полупрозрачными тканями пастельных тонов и живыми цветами. У одной из стен стоял мягкий диванчик и небольшой столик со сладостями, фруктами и вином. «Неужели кому-то могла прийти идея его отравить? Как глупо и банально, даже неинтересно становится. Такая нелепая затея могла прийти в голову разве что первокурснику... будто звание Мастера зелий за красивые глаза дают, тогда бы он точно это звание не получил.». Зельевар разочарованно покачал головой и уже собирался покинуть помещение, не дожидаясь зачинщика безобразия, но тут дверь кабинета распахнулась и на пороге появилась юная девушка.

— Вы?
— Вы? — два голоса прозвучали почти одновременно. Пока девушка пыталась отойти от потрясения, оглядывая окружающую обстановку удивленно-распахнутыми карими глазами, Снейп в привычной язвительной манере обратился к ней.

— Позвольте узнать, что вы здесь делаете, мисс Грэйнджер? — резкий голос профессора помог ей побороть растерянность и вернул способность логически мыслить.

— Я получила письмо, профессор, с просьбой прийти в этот кабинет в одиннадцать утра сегодня и...

— Дайте угадаю, с обещанием встречи с вашей судьбой?

— Ну да, нечто похоже, — обрывки мыслей в голове девушки стали складываться в единую картину.

— Вынужден вас разочаровать, здесь только я. Похоже, кто-то из ваших сокурсников решил просто подшутить над вами, — «ваших сокурсников» прозвучало с особенной издевкой.

— Да, я уже это поняла, професор, — она тяжело вздохнула.

— Сказать по правде, я разочарован, мисс Грэйнджер. Никак не ожидал от вас подобной беспечности, прийти в заброшенный кабинет на встречу неизвестно с кем — абсолютно безрассудный поступок. И вы ведь наверняка никого не предупредили куда направляетесь? — он вопросительно приподнял бровь.

— Нет, не предупредила, — Гермиона чувствовала себя так, словно находилась на уроке и дала неправельный ответ на вопрос по зельям, а теперь профессор ее отчитывал. И, надо сказать, справедливо отчитывал, сейчас она и сама поняла, как глупо было идти сюда одной, никого не предупредив. А что, если бы здесь оказался не профессор, а, скажем, Малфой со своими дружками? Да они могли сделать с ней что угодно, и у нее не было бы никаких шансов спастись.

— Случись что непредвиденное, некому было бы прийти вам на помощь, — продолжал профессор. — Я ожидал от вас большего здравомыслия, мисс Грэйнджер, полагая, что хоть в этом вы отличаетесь от своих бестолковых дружков, вечно ищущих неприятности, но по всей видимости ошибся, все гриффиндорцы просто не способны обходить неприятности стороной, — его тон становился все резче, а фразы все насмешливее, словно он вознамерился выплеснуть на несчастную девушку все свое раздражение по поводу данной ситуации. — И, мисс Грэйнджер, неужели вы и правда настолько наивны, чтобы верить в какую-то судьбу и прочие подобные глупости?

— Нет, не то, чтобы... просто я... Не важно... Если мы все выяснили, могу я идти, профессор? — ей было очень обидно из-за его слов и из-за того, что кто-то просто посмеялся над ней, но Гермиона решила, что не будет унижаться и объяснять свои чувства потешающемуся над ее растерянностью профессору. Она гордо вскинула подбородок и посмотрела ему в глаза.

— Идите, я и без вас выясню, кому пришла в голову подобная выходка. И еще, мисс Грэйнджер, двадцать балов с Гриффиндора за непростительное безрассудство.

Ей даже не хотелось спорить, все чего она сейчас хотела — это поскорее убраться отсюда, подальше от своего унижения и прорыдать до самого вечера, уткнувшись в подушку. Но когда она попыталась повернуть ручку на двери, та не поддалась. «Alohomora» тоже не помогла, как и серия более сложных отпирающих заклинаний. Она уже начала серьезно нервничать, когда за спиной раздался холодный резкий голос.

— Вы все еще здесь?

— Я не могу открыть дверь, професор. — Это звучало глупо, но что еще она могла сказать?

— Отойдите, — последовал приказ, и темная фигура Мастера зелий мгновенно оказалась рядом с ней.

Не теряя времени, он стал пробовать различные сканирующие и отпирающие заклинания. Некоторые из них Снейп произносил нараспев, выполняя сложные пасы самым кончиком палочки, другие же звучали на странных языках и при их произношении из палочки вылетали снопы искр или замысловатые световые петли. Гермиона не знала и половины из этих заклинаний, поэтому с нескрываемым любопытством наблюдала за действиями учителя, стараясь запомнить как можно больше. Спустя какое-то время он прервал попытки и посмотрел на Гермиону.

— Все гораздо хуже, чем я поначалу мог предположить. Заклинание Золотой Сети — любой желающий может войти, но никто не сможет покинуть помещение пока не пройдет срок действия заклинания или его не снимет наложивший заклинание маг. Довольно сложные чары, находясь по эту сторону Сети, снять ее практически невозможно. Так, что располагайтесь поудобнее, мы здесь застряли на неопределенный период, — голос зельевара звучал на удивление уверенно и спокойно, словно он объяснял тему очередной лекции, а не говорил, что по сути они оказались в ловушке.

— Но, может быть, есть какой-то другой способ, не можем же мы находиться здесь вечно? — Гермиона не собиралась впадать в панику, но ей определенно не нравилось быть запертой в старом покинутом помещении замка, не ведая, когда можно будет отсюда выбраться. Так что, если есть способ ускорить свое освобождение, она намеревалась его найти.

— Прекратите мельтишить, мисс Грэйнджер, это вам никак не поможет. — Она и не заметила, когда стала расхаживать туда-сюда вдоль двери. — Как я уже сказал, заклинание отсюда снять невозможно, камина в комнате нет, сов тоже, вы, конечно, можете попытаться выбраться в окно, но, держу пари, оно тоже зачарованно и не откроется.

Окно действительно не открылось... Предприняв еще несколько провалившихся попыток выбраться из ненавистного кабинета, Гермиона наконец сдалась и присела на диване рядом со Снейпом, безразлично наблюдавшим за ее тщетными усилиями.

***

За обедом в Большом зале мало кто обращал внимание на всевозможные яства, приготовленные заботливыми домовыми эльфами к празднику, все с замиранием сердца ожидали появления сов. «Сколько валентинок я получу в этом году?», «Обрадуется ли он моему посланию?», «Понравится ли ей мой подарок?», — подобные мысли в эту минуту занимали почти каждого старшекурсника. Наконец под зачарованным потолком показались первые птицы, постепенно их становилось все больше и больше, розово-золотистый дождь из открыток и подарочных упаковок сыпался в руки взволнованным школьникам, и на юных лицах, подобно солнечным лучикам, вспыхивали счастливые улыбки. Лишь некоторые, разворачивая любовные послания, разочарованно вздыхали: «Не от него», «Она не написала»... В глазах младших ребят читался восторг от увиденного и легкая зависть, что они пока не могут по праву принять участие во взрослом празднестве, а лишь наблюдают за всем со стороны.

В веселом гомоне и мелькании ярких красок ученики не сразу обратили внимание на слащавый голосок, распевающий смешные нелепые куплеты о любви, но уже через минуту шум стал стихать и отовсюду стали бросать косые взгляды на источник столь необычного звука. Этим источником оказалась ярко-розовая открытка в руках гриффиндорки пятикурсницы — Джинни Уизли, поющая сейчас следующие строчки:
«Солнечные волосы,
Глаза, как шоколадки,
Нету во всем Хогвартсе
Такой девчонки сла-а-адкой...»

Кто-то за слизеринским столом присвистнул, многие ученики стали переговариваться и подшучивать над глупой поющей открыткой, но девушка, державшая открытку, не замечала ни косых взглядов, ни смешков. Ее щеки залил нежный румянец, на губах сияла теплая улыбка, а пристальный восторженно-счасливый взгляд был направлен на слегка растрепанного парня в очках, сидящего напротив. Гарри Поттер — именно он прислал ей эту валентинку, и ничего лучшего Джинни не могла желать. Конечно, он мог прислать ей огромный букет роз (как у Парвати Паттил), кучу сладостей (как прислали Сьюзен Боунс), восторженный сонет со стихотворным объяснением в вечной любви, но ничто из этого не смогло бы сделать ее такой счастливой, как сделала эта поющая слащавым голоском открытка. Она говорила не просто о симпатии и даже не о любви, она говорила о чем-то гораздо более глубоком, интимном, сокровенном — это был ответ на долгие годы ее ожидания. Гарри, впервые открывая свои чувства, повторил ее детский неуклюжий жест с музыкальной открыткой, тем самым говоря, что сейчас понимает и принимает все ее чувства, хранимые ею с их первой встречи на вокзале Кингс-Кросс. Эта валентинка — ответ на ее взгляды, слова, надежды, на ее смущение, на ее первое признание еще на первом курсе, на годы ожидания, на каждый удар ее любящего сердца... он принимает все это и отвечает взаимностью.

— Долго же ты сопротивлялся, — почти мурлыкая от удовольствия, говорит своему возлюбленному счастливая обладательница открытки... На ее губах сияет лукавая улыбка, но в глазах только любовь открытая, бесхитростная, чистая.

— Долго, — тихо, почти шепотом отвечает он. — Хотя, знаешь, в глубине души я, наверное, всегда знал, что это будешь ты. — И в больших светло-зеленых глазах отражается бесконечная благодарность и, такая же как у нее, любовь. Он наконец нашел ту, которая способна подарить ему столько нежности и любви, сколько сможет вместить его изголодавшееся по ласке и теплу сердце, и она, как это часто оказывается, всегда была совсем рядом, только протяни руку... И он протягивает руку через стол, накрывая своей рукой теплую девичью ладошку.

***

В это же время в заброшенном кабинете прорицаний напряженную тишину нарушили тихие всхлипывания, постепенно перешедшие в сдавленные рыдания.

— Мисс Грэйнджер, прекратите немедленно... что вы тут затеяли? Я понимаю, что вы расстроены и наверняка не так планировали провести праздник, но это еще не повод так убиваться. Это же не конец света, и я уверен, что, даже если чары не спадут в ближайшее время, скоро нас все равно обнаружат. Пропажу преподавателя не оставят незамеченной, — его голос звучал мягко и немного растерянно, он никогда не умел правильно реагировать на женские слезы. Как учитель, он обычно игнорировал подобные проявления чувств студентов, но вне роли преподавателя чувствовал себя крайне неуютно рядом с плачущей девушкой.

— Я понимаю, что нас найдут, но... но... — она не договорила и снова зарыдала в голос.

— Да что с вами происходит? Если вы не переживаете, что заперты здесь, тогда в чем дело? Объясните.

В любой другой ситуации он ни за что не стал бы интересоваться проблемами гриффиндорки, но, будучи запертым с ней в одной комнате, у него оставался небольшой выбор: либо выяснить, что с ней вдруг случилось, либо и дальше слушать жалобные рыдания и всхлипывания девушки. Снейп предпочел первое. Она никогда не стала бы изливать душу своему учителю и уж тем более рассказывать о своих переживаниях, но сейчас она чувствовала себя такой несчастной, а рядом был только он. У нее было два варианта выбора: либо продолжать глупо рыдать перед профессором, как безвольная сопливая девчонка, либо выплеснуть часть своих переживаний, и не важно, кто станет ее слушателем. Гермиона предпочла второе.

— Неужели я настолько ужасная? Нет, я знаю, что не красавица, но ведь и не уродец какой-то, чтобы надо мной можно было только посмеяться. Почему ко мне нельзя отнестись как к девушке? Я понимаю, что во многом сама виновата, ведь больше времени провожу в библиотеке, чем общаясь с ребятами, и не поддерживаю неинтересные мне разговоры, вот и получается, что я малообщительна. Но это же не значит, что у меня нет других интересов кроме учебы, что у меня нет желаний и чувств. Почему же тогда за все эти годы ни один парень в Хогвартсе не заинтересовался мной, никто не пытался поухаживать или пригласить на свидание? Раньше, когда мы были младше, со мной хоть из-за домашних заданий ребята общались, а теперь... Даже Рон, который всегда был мне близким человеком, предпочел Лаванду, хотя мне казалось, что между нами была симпатия, что я ему тоже нравлюсь. Но я просто обманывала себя. И сегодня... я понимаю, как это глупо, но сегодня я почему-то понадеялась, что все может быть иначе, что я кому-то понравилась, что я кому-то интересна, небезразлична. А все оказалось просто шуткой, глупой жестокой шуткой. Какая же я дура, давно пора смириться с тем, что я никому не нужна и перестать мечтать о невозможном, — она говорила, а слезы все продолжали струиться по круглым раскрасневшимся щечкам. Внезапно она почувствовала, как теплые мягкие пальцы скользнули по ее щеке, аккуратно стирая дорожки слез, а потом увидела протянутый ей белоснежный накрахмаленный платок.

— Никогда, слышите, никогда не позволяйте другим заставить вас сомневаться в себе. Неужели мнение толпы бестолковых озабоченных гормональным всплеском подростков способно довести вас до подобного состояния. Мне всегда казалось, что вы вполне способны давать вещам и событиям самостоятельную оценку, а не слепо полагаться на взгляды большинства. С самого первого дня в Хогвартсе вы демонстрировали индивидуальную самодостаточную систему ценностей и готовность отстаивать свою позицию, и, несмотря на ошибочность ваших взглядов в некоторых случаях, способность следовать собственным идеалам вызывает уважение к вам. Это редкое качество даже для учащихся Слизерина и Рейвенкло, которые в большинстве своем индивидуалисты, а среди одержимых стадным чувством гриффиндорцев и вовсе уникальный случай. И вдруг сегодня я вынужден наблюдать, как вы впадаете в отчаяние из-за чьей-то глупой шутки. Это недостойно вас, мисс Грэйнджер. Поймите, Хогвартс — это далеко не весь мир. Всего через полтора года вы навсегда покинете эти стены, и все, что здесь происходило, не будет иметь никакого значения. Спустя короткое время вы забудете половину имен тех, с кем учились, а после с трудом будете узнавать их лица при случайных встречах на улице. Так стоит ли так убиваться, что сегодня они не признают вас самой популярной персоной? К тому же, вы совершенно ошибочно предполагаете, что не представляете интереса для сокурсников. Все дело в том, что вы во многих сферах значительно опережаете своих сверстников. Пока вы были детьми, это не было столь важно, потому что никто не задумывался об отдаленных перспективах, тогда ваши однокурсники с удовольствием пользовались преимуществами общения с вами. Сейчас же, когда для большинства ваших сверстников стало очевидным, что их ждет посредственная унылая жизнь, в то время как перед вами с вашими неординарными способностями открыты перспективы блестящей карьеры в любой сфере, какую бы вы ни избрали, а возможно и слава блестящего ученого, они предпочитают держаться от вас на расстоянии. Причина всему этому — банальная зависть, никому не нравится выглядеть бледной тенью на фоне чужого таланта. Еще более абсурдны ваши выводы насчет собственной непривлекательности. Обычно такая наблюдательная, вы каким-то образом умудряетесь не замечать масляные взгляды, которые на вас постоянно бросают ваши сверстники, даже в гостиной Слизерина ваше имя, несмотря на ваше происхождение, все чаще произносят с придыханием. Молодые люди не спешат за вами ухаживать, да и как вы могли бы себе это представить? Представьте себе любого из своих однокурсников, пожелавшего близких отношений с вами, этому несчастному придется, краснея и заикаясь, пытаться поддерживать беседу с самой умной ведьмой своего поколения, даже от мысли об этом у большинства юношей может развиться комплекс неполноценности. Добавьте к этому свою расцвевшую женскую привлекательность и, уверен, широкую теоретическую осведомленность в вопросах взаимоотношения полов, а с другой стороны поставьте абсолютную неопытность и неуверенность в себе шестнадцатилетних юношей, и картина предстанет пред вами во всей своей абсурдной простоте.

Профессор развел руками, словно представляя ее взгляду мысленно обрисованную картину. Гермиона, давно забывшая о слезах и заворожено слушавшая профессора Снейпа, (хотя сейчас она могла бы усомниться в том, что человек, сидящий перед ней, и есть тот самый профессор Снейп) наконец решила поднять глаза на мужчину и задать ему интересующий ее вопрос.

— Вы действительно считаете меня самой умной ведьмой моего поколения, профессор? — несмотря на попытку говорить спокойно, в голосе девушки читался легкий страх из-за того, что она осмелилась задать такой вопрос Снейпу. Профессор окинул ее оценивающим взглядом и криво усмехнулся.

— Из всей моей долгой и содержательной речи вас заинтересовал именно этот момент... Что ж, это обнадеживает. Теперь я могу быть уверен, что передо мной именно вы, а не мисс Паттил, принявшая многосущное зелье. Не то, чтобы это было важно, просто мне как зельевару было бы неприятно узнать, что кому-то другому удалось настолько продлить действие многосущного зелья, в то время как мои эксперименты не дали сколько-нибудь обнадеживающих результатов.

Гермиона несколько секунд неверяще смотрела на довольно улыбающегося профессора, а потом искренне рассмеялась его завуалированной шутке.

— А почему вы считаете, что мое мнение о ваших умственных способностях должно отличаться от единого мнения всех остальных преподавателей Хогвартса? — все тем же слегка шутливым тоном спросил Снейп.

— Ну, раньше на уроках зельеварения вы никогда не... — она не успела закончить, так как поднятая в нетерпеливом жесте ладонь профессора призвала ее к молчанию.

— Мисс Грэйнджер, то, что вы не обладаете талантом в области зельеварения, вовсе не является помехой для того, чтобы признать ваши выдающиеся способности в других сферах знаний и областях магии. — Гермиона набрала в легкие побольше воздуха, намереваясь возразить этому утверждению, но профессор заметил это и снова опередил ее.

— О, вы же не станете утверждать, что действительно разбираетесь в зельеварении? Это было бы крайне самонадеянно даже для вас. Вы, безусловно, способны верно сварить любое зелье, рецепт которого прописан достаточно подробно, чтобы в нем нельзя было ошибиться, но это говорит только о вашей внимательности и сосредоточенности, а вовсе не о глубинных знаниях. На самом деле вы не понимаете даже сотой доли тех процессов, которые происходят в котле под вашим чутким руководством. — Лицо Гермионы залила краска и она поспешила опустить глаза, было очевидно, что профессор прав, она действительно не понимала, почему с зельями происходит именно то, что происходит, хотя и могла безошибочно сварить даже очень сложные составы. Снейп, заметив, что она отвела взгляд, только усмехнулся. — Лишним подтверждением моих слов является то, что вот уже полгода вы имеете возможность работать по моему старому учебнику с усовершенствованными рецептами, но продолжаете упрямо следовать менее эффективным предписаниям.

— Ах, — невольный вздох удивления вырвался из груди Гермионы. — Так значит это ваша книга?

— Моя. Вас это так удивляет? — профессор вопросительно приподнял бровь, улыбаясь самыми краешками губ.

— Не знаю... У меня была такая мысль, но подпись «Принц-Полукровка» сбила меня с толку. Я думала, что раз вы стали деканом Слизерина, то наверняка являетесь чистокровным волшебником.

— Вы не первый человек, которому стереотипы и предрассудки помешали ясно мыслить и сделать верные выводы.

— Да, думаю, вы правы, профессор.

— Как и всегда, мисс Грэйнджер, как и всегда...

***

Покинув Большой зал задолго до окончания обеда, Гарри и Джинни неторопливо прогуливались запутанными коридорами Хогвартса. Идти в шумную Гриффиндорскую гостиную, где наверняка большая часть факультета бурно празднует день всех влюбленных, совершенно не хотелось, поэтому они просто бродили по замку, взявшись за руки и болтая о всяких мелочах. Было удивительно приятно хоть на короткое время забыть обо всем мире с его многочисленными проблемами и почувствовать себя обычными влюбленными подростками, говорить о погоде и квидиче, шутить и смеяться, вспоминая лица однокурсников, когда те услышали их поющую открытку. Вдвоем они словно создавали свой собственный маленький мир, хрупкий оазис радости и покоя, посреди безумствующей войны. В этом немного наивном, но счастливом мире они могли позволить себе быть по-детски беззаботными, и, когда Гарри в третий раз за сегодня спародировал изумленное лицо Рона за обедом, когда тот получил подарок от своей Лав-Лав, коридор, по которому они шли, снова заполнился звонким заливистым смехом Джинни.

— Кстати, Джинни, ты не знаешь, куда подевалась Гермиона? Я не видел ее с самого утра. — спросил Гарри, просто чтобы сменить тему, у него самого от смеха уже болел живот.

— Знаю, у нее было назначено свидание, поэтому она не появлялась на обеде, — ответила Джинни, и на ее губах заиграла таинственная улыбка.

— Свидание? С кем? Она не говорила, что с кем-то встречается, и мы с Роном заметили бы, если бы у нее кто-то появился.

— Ты прав, она ни с кем не встречалась. Сегодня их первое свидание, а вот с кем — пока будет секретом.

— Но я все равно не понимаю, почему она не сказала, что собирается на свидание, мы бы за нее порадовались.

— Она не говорила, потому что сама не знала. Дело в том, что это я устроила свидание, думаю, для нее это будет приятным сюрпризом.

— Почему ты думаешь, что Гермионе понравится такой сюрприз? Она не из тех, кто легко сходиться с людьми, а уж тем более если это свидание с кем-то малознакомым...

— Я знаю, Гарри, просто понимаешь... Я недавно читала ее судьбу по руке, и там был ясный знак, что вскоре она должна встретить любовь всей своей жизни. А потом я совершенно случайно увидела руку того, с кем у нее сейчас свидание, и это было просто поразительно. Представляешь, их линии жизни с момента ближайшего будущего абсолютно одинаковые! Не просто похожие или подходящие друг другу, а совершенно одинаковые, каждая мельчайшая черточка, каждый поворотный момент, каждый знак одинаковые, словно это один человек, одна жизнь, одна на двоих судьба. Я читала о таком, это очень редкое явление — души-близнецы, таким людям просто суждено быть всегда вместе, друг без друга им никогда не обрести счастья. Когда я это увидела, то просто не могла пройти мимо, ведь они могут быть так счастливы, стоит им только узнать друг друга.

Гарри заворожено смотрел на свою девушку, но почти не слушал ее объяснения, просто любуясь игрой света в золотистых волосах и тем, как вспыхивают игривые искорки в светло-карих глазах, когда Джинни особенно вдохновенно рассказывает о возможном счастье их общей подруги.

— А я и не догадывался, что ты оказывается такая романтичная! Как насчет того, чтобы нам с тобой тоже устроить свидание наедине, подальше от общей суеты, у меня как раз появилась идея насчет укромного места, где нас никто не потревожит и найдется все необходимое, — он нежно посмотрел на Джинни, и она порывисто обняла его, прижимаясь щекой к щеке юноши и шепча на ушко.

— Я люблю тебя, Гарри.
— Я тоже люблю тебя, Джинни, — прозвучал в ответ его ласковый шепот.

***

А где-то в отдаленной части замка Северус Снейп оживленно беседовал со своей студенткой, удобно расположившись на мягком диванчике и искренне наслаждаясь спокойствием этого вечера.

— Знаете, мисс Грэйнджер, я уже почти благодарен ученику, который устроил этот розыгрыш. Должен признать, что даже не рассчитывал на такой приятный вечер. Вместо того, чтобы сидеть в Большом зале, увешанном кричаще-безвкусной мишурой в окружении сотни озабоченных устройством личной жизни подростков, я получил возможность провести спокойный вечер в компании приятного собеседника, и я действительно рад этому, — профессор откинул голову на мягкую спинку дивана и расслабленно улыбнулся.

— Я тоже... рада, — тихонько произнесла девушка, глядя на такого непривычно-умиротворенного учителя.

— Не лгите, мисс Грэйнджер, вы вовсе не обязаны делать вид, что предпочли бы компанию ненавистного профессора, компании интересного молодого человека, будь у вас хоть какой-то выбор сегодня, — сказал он, все так же откинувшись на спинку дивана и безразлично глядя в потолок.

— Вы вовсе не ненавистный профессор для меня, — порывисто возразила Гермиона, — Я всегда уважала вас и восхищалась вашим талантом как Мастера зелий. И поверьте, сегодняшний вечер оказался для меня куда более приятным, чем я могла рассчитывать еще утром. Нет, подождите, не перебивайте меня, — поспешила предупредить она, вскочив с дивана, когда Снейп посмотрел на нее, чуть прищурив темные глаза, и приоткрыл губы, чтобы что-то сказать. — Если я сейчас не скажу то, что хочу сказать, то потом уже никогда не решусь. Когда я шла в этот кабинет сегодня утром, то пыталась представить, кого бы я хотела здесь встретить. Я перебрала в памяти всех старшекурсников и совершенно ясно поняла, что ни один из них не может быть тем, с кем бы я действительно хотела провести этот праздник. Понимаете, я слишком хорошо знаю их всех, чтобы достаточно ясно представить, какими бы могли быть наши отношения, с чего бы все началось, какие бы были положительные моменты, что бы стало проблемой в возможных отношениях и из-за чего и в какой срок все бы закончилось. Я могу себе представить все в мельчайших подробностях, и меня вовсе не радует то, что я представляю, все слишком предсказуемо и заведомо обречено на скорый конец. И, когда я вошла в этот кабинет, то первой моей реакцией было удивление, потому что я и предположить не могла, что встречу здесь вас, но вместе с удивлением я почувствовала изумление и гордость, потому что в ту секунду подумала, что я смогла привлечь внимание такого необычного умного и сильного человека. Я понимаю, что вы бы ни за что не согласились вот так провести со мной вечер по собственной воле, но в тот момент мне показалось, что мне было бы интересно с вами, не только как с преподавателем, но и как с мужчиной, и что мне могло бы это понравиться, — Гермиона вздохнула, пряча глаза, и ее щеки залила краска стыда и смущения. Ей было страшно взглянуть на преподавателя, которому она только что практически призналась во внезапно вспыхнувшей симпатии.

— В таком случае есть только один способ это проверить, мисс Грэйнджер, — услышала она тихий вкрадчивый голос Северуса. Он поднялся с дивана и очень медленно приблизился к девушке, затем так же неторопливо протянул руку и дотронулся кончиками пальцев до ее запястья. Когда Гермиона не отдернула руку, Северус взял ее маленькую ладошку и бережно поднес к губам. Ощутив легкое прикосновение губ к нежной коже, Гермиона чуть подалась в сторону Снейпа и еще на шаг сократила расстояние между ними, теперь они стояли так близко, что можно было ощутить тепло, исходящее от его тела. Тогда второй рукой Северус убрал за ушко несколько каштановых прядей, падавших на залитое румянцем лицо девушки, и мягко погладил ее по щеке. Гермиона плотнее прижалась щекой к его ладони, желая продлить эту ласку, и прикрыла глаза от удовольствия. Она не видела, как приблизилось его лицо, но чувствовала, что расстояние между ними сокращается, пряный запах трав и бергамота стал отчетливее, горячее неровное дыхание ощущалось все ближе, ближе, и наконец теплые мягкие губы коснулись ее губ в поцелуе легком и ласковом, как морской бриз. Его губы едва касались ее, лишь дразня и приглашая разделить их ласку, и губки Гермионы приоткрылись, робко отвечая на невесомые поцелуи. Северус кончиком языка обвел контур губ девушки, отчего она вздрогнула и крепче прижалась к телу мужчины. Их поцелуи становились все откровеннее и глубже, дыхание сбилось, а сердца, казалось, стремились опередить время, все ускоряя свой ритм. У Гермионы закружилась голова, и земля стала ускользать из-под ног, когда сильные руки обхватили ее талию и мягко увлекли куда-то за собой. Через мгновение она оказалась сидящей на коленях Северуса в плену его крепких объятий. Самым краешком сознания она успела уловить легкий скрип в другом конце комнаты, но в следующую секунду окружающий мир растворился, и она вновь утонула в страстном поцелуе. Пространство и время перестали существовать для нее, казалось, это может продолжаться вечно, но поцелуй прервался, и пространство стало медленно приобретать свои привычные черты.
— Дверь открылась, — прошептала девушка, глядя слегка затуманенным взором в бездонные темные глаза мужчины.
— Так закрой ее, — ответил он проникновенным чуть охрипшим голосом.

Гермиона, не отрывая глаз от Северуса, достала свою палочку и, махнув в сторону двери, наложила несколько невербальных заклинаний.

— Умница, — шепнул он, наклоняясь к ней так близко, что горячее дыхание обожгло кожу на ушке девушки. Мягкие губы заскользили по тонкой шее, посылая волну дрожи по телу Гермионы, она шумно выдохнула и чуть отстранилась.
— Северус, мы...
— Тссс... — Снейп прижал указательный палец к припухшим от поцелуев губам девушки, — Не бойся, малышка, я тебя не трону... не сейчас... Побудь еще немного со мной, я не хочу, чтобы ты уходила. — Он заглянул в золотисто-медовые глаза Гермионы, и его взгляд был полон нежности.
— Я тоже не хочу уходить, и я вовсе не боюсь,- Гермиона смотрела на сидящего перед ней мужчину, перебирала тонкими пальчиками его жесткие темные волосы, и в эту минуту была совершенно уверенна, что он никогда не причинит ей вреда, не сделает больно. — Я тебе доверяю...

— Тогда, что тебя тревожит? Скажи мне, я хочу знать.

— Что теперь будет, Северус... с нами? — В ее взгляде отразилась легкая грусть, ведь она почти наверняка знала ответ на это вопрос. Снейп улыбнулся и обеими ладонями обхватил ее лицо.

— Гермиона, ты же понимаешь, что сейчас ничего не может измениться. Ты несовершеннолетняя ученица, а я преподаватель и двойной агент, мое будущее крайне туманно и мне нечего тебе предложить, хотя ты заслуживаешь самого лучшего. Я не знаю, что будет завтра, но сегодня ты подарила мне самый счастливый день за много лет.

— Я понимаю, что сейчас такое время, когда невозможно думать о будущем... Но просто чтобы ты знал, — Гермиона прищурила глаза, и на ее губах появилась едва заметная лукавая улыбка. — Я уже полгода как совершеннолетняя, так что в твоих интересах закончить эту дурацкую войну как можно быстрее.

Северус улыбнулся и притянул Гермиону ближе к себе, зарываясь лицом в ее густые пахнущие ромашкой и медом волосы.

— Спасибо, — прошептал он, так крепко прижимая к себе девушку, что ей стало трудно дышать.

— За что? — тихонько спросила она, нежно обвивая руками шею мужчины и укладывая голову ему на плечо.

— За надежду... Я и не знал, что мне она все еще нужна...

***

Гарри и Джинни сидели обнявшись в комнате по требованию. Комната выглядела необычно пустой, в ней не было ничего кроме небольшого мягкого диванчика, рассчитанного как раз на двоих человек, что неудивительно, ведь этим двоим сейчас не нужно было ничего кроме друг друга.

— Ты действительно чувствовал, что мы будем вместе? — спросила Джинни, глядя в светлые лучащиеся глаза любимого и ласково приглаживая мягкой ладошкой его вечно растрепанные темные волосы.

— Да, я долго не доверял этому чувству, но где-то в глубине души знал, что будет именно так, — ответил Гарри, обнимая за талию и еще крепче прижимая к себе теперь уже свою девушку.

— Почему? — ей действительно было интересно, откуда он мог это знать, ведь в отличие от самой Джинни, он никогда не проявлял способности к прорицаниям.

— Не знаю, это сложно объяснить, но что-то внутри меня постоянно подсказывало мне это.

Он действительно не знал, да и не мог знать, почему. Разве мог он догадываться, что со дня его появления на свет к нему, как и ко всем людям, был приставлен ангел. Он должен был хранить и оберегать мальчика, но однажды не справился... не уберег... Перед первым днем рождения малыша человек, которому доверили его защиту, предал своих друзей, обрекая их семью на верную гибель. Понимая, что допустил ужасную ошибку, ангел решил искупить свою вину, сделав мальчику необычный подарок, и через несколько дней в одной из магический семей Британии родилась девочка, которую родители назвали Джинни. Это была самая обычная девочка во всем, кроме одного — она была создана специально для маленького Гарри. Ангел очень старался, когда вкладывал в нее будущие черты: рыжие волосы, которые будут напоминать мальчику о самом любимом образе — его матери, веселый нрав, чтобы одним своим появлением она могла развеять его грусть, ум и сильный характер, чтобы она могла понять и поддержать его в трудных решениях. Растущая в большой, но не слишком обеспеченной семье, она всегда будет ценить человеческое тепло выше комфорта и достатка. Младшая из множества детей, заласканная и любимая, она никогда не будет прятать теплые чувства, и когда-нибудь станет любящей женой и матерью и сможет подарить Гарри именно такую семью, о которой он будет мечтать. И она будет любить этого мальчика со дня их первой встречи и до последнего вздоха, исцеляя своей любовью глубокие раны потерь на сердце будущего героя магического мира. Разве мог этот шестнадцатилетний мальчишка в смешных очках знать, что на свете просто бывают люди, созданные друг для друга?

— А может мы тоже... ну, как Гермиона с тем парнем, близнецы и не можем друг без друга? Я еще с начала учебного года заметил, что когда тебя нет рядом, как-то тоскливо становится, — смущенно признался Гарри.

— Нет, Гарри, мы не души-близнецы, но мне тоже очень плохо без тебя. Знаешь, то что мы немножко разные, так даже интереснее, и я уверена, мы сможем быть очень счастливыми... Я уже очень счастлива... — добавила она, обвивая руками шею любимого и притягивая его для поцелуя. — Потому что ты со мной, — прошептала она в самые губы юноши, и он жадно поцеловал такие дразняще-соблазнительные губки своей рыжеволосой красавицы.

В эти счастливые минуты мысль о расставании даже на короткое время казалось обоим просто невыносимой, и они не стали возвращаться в Гриффиндорскую башню, предпочитая пустую комнату с маленьким диванчиком, своим уютным спальням. Ближе к утру Гарри уснул, положив голову на колени любимой, а она разглядывала безмятежно расслабленное родное лицо юноши и поглаживала рукой его растрепанные волосы, охраняя сон своего героя. Этой ночью ему снился странный, но очень счастливый сон: вокзал Кингс-Кросс, Джинни и двое ссорящихся возле алого поезда мальчишек, удивительно похожих на него.

***

В заброшенном классе прорицаний, где уже много лет никто не пытался предугадать свою судьбу, Гермиона проснулась от легких поглаживающих прикосновений мягкой ладони к волосам. Она и не заметила, как задремала, сидя на коленях у Северуса и уткнувшись лицом в его плечо. Было так приятно находиться в бережных объятиях крепких рук, ощущать тепло, исходящее от его тела, чувствовать сквозь тонкую рубашку мерное биение сердца, вдыхать горьковатый аромат сушеных трав и бергамота, смешанный с его собственным запахом. Она раньше никогда не находилась подолгу в такой близости от мужчин и не могла предположить, что просто терпкий запах находящегося рядом мужчины может дарить ощущение покоя и защищенности, одновременно будоражить и убаюкивать, заставляя расслабиться, довериться, забыться. Она поддалась этим таким естественным желаниям и задремала у него на руках. И сейчас, проснувшись в объятиях Северуса, она больше не думала о том, что он учитель, а она студентка, что он в два раза старше и не нравится никому из ее друзей, что сейчас война, и он находится между двух огней, а она подруга мальчика, который является главной мишенью в этой войне. Ей известна тысяча правил, которые они нарушили или еще нарушат, находясь так близко друг к другу, но это больше не тревожит ее, потому что никогда еще ей не было так легко, так естественно находиться рядом с кем-то, никогда еще она не чувствовала себя настолько женственной, настолько собой. Только рядом с ним она смогла почувствовать себя такой, какой создала ее сама природа — чувственной, ласковой, страстной, настоящей женщиной, и это было самым правильным, что случалось в ее жизни. Гермиона приподняла голову, чтобы взглянуть в лицо мужчины, подарившему ей эти удивительные чувства, и, встретившись с его бездонным взглядом, прошептала:

— Доброе утро, Северус.

— Действительно доброе... — тихим вкрадчивым голосом подтвердил он, и первые лучики нового дня заскользили по тонким губам мужчины, приглашая сделать это утро еще более прекрасным, запечатлев момент его прихода теплым страстным поцелуем.

За окнами замка над хрупкой линией горизонта занимался рассвет. Медленно таяли и гасли одна за одной любопытные звезды, до следующей ночи они будут шептаться между собой, разнося по бескрайним космическим просторам маленькие человеческие тайны. Еще немного сонное солнечное око и заглянуло в незашторенные окна древнего замка, картины, открывшиеся его внимательному взгляду, заставили вспыхнуть всевидящее небо смущенным румянцем. Алый румянец рассветного неба отразился на заснеженной земле и окрасил ее просторы нежно-розовым — последнее напоминание о прошедшем дне Святого Валентина. Праздник выдался замечательным, седобородый Валентин довольно улыбнулся и одобрительно оглядел собравшихся встретить новый день ангелов — вчера все потрудились на славу. Вместе с солнцем в это утро крылатые воины радушно приветствовали новорожденную Любовь. И не важно, что она, как две капли воды, похожа на ту, что родилась несколькими днями раньше, что вечное небо со своими жителями уже бесчисленное множество раз наблюдало за тем, как Любовь появлялась на свет, радуется, растет, делает первые робкие шаги в сложном непонятном мире, ошибается, спотыкается и падает, поднимается и становится сильнее, тянется к свету всем своим существом, но иногда, спутав солнечный свет и горящий костер, бросается в пламя, больно обжигается или сгорает дотла... Она всегда возрождается, приходит в этот мир новорожденным чудом, так ничему и не научившись на собственном опыте, снова юная и наивная, чистая и безгрешная, смелая и безрассудная, и небесное войско неизменно приветствует ее, потому что даже в феврале она пахнет подснежниками, даже в разгар войны, когда повсюду снуют тени смерти, она несет в раскрытых ладонях семена надежды и ростки новой жизни, а в ее глазах лучится безграничное счастье и вера в то, что на этот раз все получится правильно.

P. S. Поздним мартовским вечером Гермиона и Джинни допоздна засиделись за книгами в Гриффиндорской гостиной. Джинни в этом году предстояло сдавать СОВ, поэтому заниматься приходилось вдвое больше обычного. У Гермионы же с недавних пор появилась привычка перед сном перелистывать учебник по зельеварению для шестого курса. Она всегда любила книги и относилась к ним очень бережно, но то, с какой любовью сейчас тонкие пальчики перебирали страницы этой книги, было необычно даже для самой прилежной ученицы Хогвартса. Ее мягкие руки поглаживали потертый кожаный переплет, аккуратно расправляли загибающиеся чуть обтрепанные уголки страниц, подушечки пальцев пробегали по неразборчивым надписям на полях, исследуя шероховатость поверхности пергамента, расцарапанного пером много лет назад, иногда ее пальцы замирали на одном месте, словно прислушиваясь к своим ощущениям, стараясь вобрать давно развеявшиеся следы тепла рук автора, оставлявшего свои заметки поверх текста учебника. Часто в такие моменты на губах девушки появлялась едва заметная мечтательная улыбка, которая никак не могла быть вызвана описанием приготовления одного из сложных ядов на очередной странице. Вот и сейчас Гермиона сидела над учебником зельеварения, но взгляд девушки был направлен на огонь в камине, и в больших янтарных глазах вместе с отблесками пламени плескались оттенки радости и печали.

— Джинни, ты ведь можешь читать по ладони не только о любви? — обратилась она к сидящей рядом подруге. Джинни оторвалась от чтения, и тоже посмотрела в сторону горящего камина.

— Не только. На руках у людей написаны их судьбы, все важные события и поворотные моменты, но не напрямую, иносказательно.

— Скажи, что еще ты смогла прочесть по руке Северуса?

— Ты действительно хочешь это знать? Мой ответ будет не легким.

— Да, — уверенно произнесла Гермиона, — Для меня это очень важно.

— После встречи с судьбой линии жизни и любви у него снова расходятся. — Она заглянула в глаза подруге, словно спрашивая, понимает ли та значение ее слов, и, получив в ответ короткий кивок, продолжила. — Дальше на линии жизни обозначена большая трагедия и личная потеря, а потом тяжелый путь, который приведет его на порог смерти.- На этих словах у Гермионы перехватило дыхание, а глаза заблестели от подступающих слез. — Здесь обрывается линия прошлого, но линия жизни продолжается и вновь сплетается с линией любви и больше не разделяется до самого конца... — Джинни тяжело вздохнула и добавила. — Впереди у нас тяжелое время, подруга, но мы должны быть сильными.

— Мы?

— Понимаешь, на руке Гарри я прочла почти такие же знаки — расхождение линии жизни и любви, это значит, что скоро мы с ним расстанемся, — голос девушки задрожал, и теперь ее глаза стали такими же влажными, как у подруги. — А дальше тяжелая потеря, тернистый путь и порог смерти, только потом линии жизни и любви снова соединятся. Мне страшно, Гермиона, мне так страшно. Гарри придется взглянуть в лицо смерти, а меня даже не будет рядом, чтобы помочь и утешить его.

— Не бойся, Джинни, все будет хорошо, он не будет один, ты же знаешь, мы с Роном никогда его не оставим, и главное, что потом вы снова будете вместе.
— Ты действительно в это веришь?

— Конечно! Ты ведь никогда не ошибалась в хиромантии.

— Никогда.