Стояла жара. Та самая удушающая жара, которая может быть только в городе с повышенной влажностью. Та самая, которая оседает тяжелыми каплями на стеклах и давит на сознание. Та самая, в которой ты задыхаешься, и которая, кажется, никогда не спадет. Ленивое лондонское солнце медленно сползало за горизонт, прохожие спешили по своим делам и только двое, стоящие посреди зеленой лужайки, не замечали ничего вокруг. Сейчас весь мир для них сосредоточился в глазах друг друга. 

Это был июль. Газеты пестрели заголовками о предстоящей свадьбе великого Поттера, победившего-таки Волдеморта, и его неизменной вот уже неизвестно сколько лет подруги Джинни Уизли. Северус Снейп злился — даже любимые прохладные подземелья в это время года казались ему тесной удушающей клеткой. Ну а Гермиона скучала — пока любимый, закрывшись в своей лаборатории, пережидал жару и очередную вспышку мрачного настроения, она, тихонько вздыхая, переворачивала страницы любимых фолиантов, в тщетной попытке заставить себя читать. 

А потом было большое письмо от Джинни о том, что Гермиона непременно должна приехать раньше (незачем заживо хоронить себя в подземельях рядом с этим бледным уродом), помочь со свадьбой (без нее ничего не получается, и вообще свадьба под угрозой срыва потому что Гарри ничего не может сделать самостоятельно, а сама Джинни страшно занята), пообщаться с Роном, ведь они так давно не виделись (Рон порвал с очередной подружкой и у него снова наступил период неразделенной любви к Гермионе) и так далее — целых три свитка пергамента. А в самом конце короткая приписка другим, таким до боли знакомым, почерком: «Жду. Страшно соскучился. Г.». И так отчаянно захотелось в Лондон. Туда, где нет ни привычного, но от этого не менее непонятного Северуса, ни пустого, нагоняющего тоску замка, ни бесцельно потраченных дней. Туда, к энергичной и немного простоватой Джинни, милому Гарри и вечно страдающему Рону, к их общему веселью и беззаботности. И после небольшого семейного скандала — ах, как Северус не хотел ее отпускать одну — Гермиона, перекинув через плечо небольшую сумку с необходимыми вещами, стояла на пороге дома на площади Гриммуалд. 

Дни этой недели медленно тянулись, словно кто-то невидимый специально растягивал их в десятки раз. Суета, смех, веселье — словно в замедленной съемке они растворялись в этих бесконечных днях. Все было спокойно, просто и до боли знакомо — Гарри, галантно подающий ей руку возле лестницы, Рон, энергично сжевывающий двойную порцию завтрака, Джинни, занимающаяся тысячью дел одновременно, но не доводящая хоть одно до конца. Все это было удивительно легко, словно она после долгого-долгого путешествия вернулась домой. 

Они спешили на последнюю встречу с шеф-поваром, чтобы окончательно согласовать свадебное меню. Какой-то мальчишка, несшийся сломя голову по своим делам, случайно задел ее плечом; несильно, но от неожиданности она уронила папку, и листы с набросками вариантов меню рассыпались по газону. Тут же легкий ветерок подхватил их и, играя, начал разбрасывать по всей лужайке, а они просто стояли и смотрели то на них, то на яркое солнце, затухающее перед их глазами. Горячая рука осторожно легла на ее талию, разворачивая лицом к себе, и, глядя глаза в глаза, их губы соприкоснулись. Сначала нежно и осторожно, словно пробуя на вкус, а потом неистово и яростно, словно стремясь доказать самим себе, что не делают ничего дурного, они целовались перед заходящим солнцем. А потом еще долго стояли обнявшись, молча ловя отражение мира в глазах друг друга — зеленых, как листва раннею весною, и карих, как густой шоколад. И они оба знали, что стоит Гермионе даже не сказать, нет, просто сделать едва уловимое движение, и в их жизни все будет легко и безоблачно. И никакого больше бесчувственного Северуса и нелепой Джинни. Будут только они вдвоем — знающие друг друга с детства, ловящие каждый взгляд и жест друг друга. У них будет свой дом — яркий и светлый, спокойный. Гермиона видела, что Гарри, как и она сама, отчаянно ждет, что она вот-вот едва заметно улыбнется, и все в их жизни станет проще. 

Двое стояли посреди зеленой лужайки и молча смотрели друг на друга, ловя каждый вдох и движение ресниц. Это была жара, и это был июль. И все газеты пестрели заголовками о том, что Мистер Совершенство, наконец, сочетался таким долгожданным браком с блистательной Джинервой Артур Уизли. И Гермиона, переступая порог подземелий, знала, что просто и легко не будет уже никогда. Что не будет больше того родного Гарри, с которым она могла бы стать спокойней. Что будет дорогой, но отстраненный Северус, который несмотря ни на что, даже на показную холодность, любит ее. Она думала, что поступила не легко, нет, она считала, что поступила правильно. Ведь, в конце концов, лучшая ученица школы всегда поступает правильно, не так ли?