Его день делился на две части. В первую — он был холодным ублюдком, летучей мышью, что готова была пить кровь у любого провинившегося студента. Во вторую — сгорал от страсти и желания. Два разных отрезка дня, две его противоположности, между которыми, слава Мерлину, есть четкая граница.

Вот и сейчас колокол возвестил, что в Хогвартсе полночь. Он уже не останавливает себя, не придумывает оправдания своим действиям, просто запечатывает дверь заклинанием и идет. Странно: он с легкостью может очистить свое сознание, но не может справиться с сердцем. А оно предательски колотится, заставляя его ускорить шаг. И при этом в голове ни одной мысли: «Куда ты?», «Что ты делаешь?»

Полная дама без слов пропускает его. Проскользнув в Общую гостиную, зельевар с удовлетворением замечает, что никого нет, хотя под заклятием он невидим и беспокоится не о чем. Только вот не мучает его сомнение. Его просто нет. Поэтому оно не может дать ему времени, чтобы одуматься и повернуть назад. Он, словно наблюдая со стороны, равнодушно отмечает, что лестница, ведущая на второй этаж к спальням девочек, не превращается в горку, дверь не скрипит, и в комнате тихо, когда он подходит одной из кроватей.

И только сейчас безучастность спадает и волной накатывает жгучее, всё раздирающее желание, он уже хрипит, ощущая напряжение.

Мужчина твердой рукой отодвигает полог и замирает перед этим чудом, ангелом. Так близко, что он может коснуться каштановых волос, провести рукой по шее, убрать это уродливое одеяло, что скрывает ее от него. Но он позволяет себе только смотреть на мягкие губы, которые сомкнуты в нежной полуулыбке, на тонко очерченный нос, на прядь волос, что прилипла ко лбу, на эти изящные пальчики.

Он дал себе слово, что не приблизится к ней. А как бы ему хотелось сейчас вытянуть ее руки над головой, задрать подол ночной рубашки, ртом ласкать ее грудь, потом коленом раздвинуть ноги и, подложив руки под ее бедра, подтянуть к себе, вжаться, раствориться в молодом теле, вдыхать каждый ее стон...

«Нет!»

Этот поток низменных мыслей рвет его на части и истязает душу. Он не хочет снова презирать себя. Ненавидеть.

Зельевар сжимает руку в кулак так, что ногти впиваются в кожу, и отрезвление хоть и медленно, но приходит.

Не стоит доводить свою жизнь до полного абсурда. Слишком много желающих воспользоваться его ошибками. Так зачем он снова здесь? 


В какой-то момент он почувствовал, что теряет опору под ногами, его, как нашкодившего котенка, кто-то схватил за шиворот и выбросил в водоворот страхов из прошлого.

Придя в себя, зельевар сразу почувствовал, как затекла спина и онемели руки. Его нос почти касался вязкой жидкости, заполнявшей думоотвод. 


— Северус, если эти воспоминания столь мучительны для тебя, зачем каждый раз к ним возвращаться?

Снейп растянул губы в улыбке и самодовольно заявил:

— Наслаждаться победой так приятно, и приятнее вдвойне, когда эта победа над самим собой.

— Что там? — она попыталась заглянуть в чашу. 


Но мужчина не дал ей этого сделать. Он прижал ее к себе, отвел от лица каштановые пряди и прошептал на ухо:

— Я лучше сам тебе все покажу.