Зеленая молния пронзила воздух, и Гарри Поттер упал на землю… 
– Что ж, выскочка, ты свое получил, – прошептал Люциус Малфой. 
Его каблуки гулко стучали по лесной дороге, по которой он шел, добираясь до Пожирателей Смерти. Поттер мертв, а значит, пророчество сбылось – и теперь не о чем больше волноваться лорду. Теперь мир и власть над миром целиком в их руках – руках Пожирателей Смерти. 

Молния пронзила воздух, и Гермиона Грейнджер скрючилась на земле. С трудом, превозмогая боль, рассыпавшуюся по телу так, что не возможно было уже понять, где какая часть тела, Гермиона подняла глаза и посмотрела в глаза Снейпа – черные и пустые. В них не было ничего человеческого – но не было и злобы. Просто пустота, холодная и невыносимая даже обладателю. 
– Зачем вам это нужно? – прошептала она. – Я не верю, что вам нравится причинять боль! 
– Что ж, мисс Грейнджер, вынужден вас разочаровать: мне действительно это нравится… 
– Но что вас сделало таким? – спросила она, сворачиваясь на земле в клубочек и закрывая глаза. Она не шевелилась. Боль прокатывалась по телу, но каким–то образом ей удавалось не шевелиться – и боль отступала, едва заметно, но отступала. 
Палочка валялась где–то далеко, но тянутся за ней не стоило. Каждое движение, даже дыхание, усиливало боль, а покой избавлял от нее…

Что меня сделало таким? 
Что ж, ты знаешь, что, а точнее, кто… Мальчишкам нужно самоутверждаться – и для этого они выбирают себе мишень, кого–то, над кем можно издеваться. Кто–то от этого ломается, кто–то уходить в свой собственный мир, кто–то становится слабее, кто–то сильнее, но каждый становится злее. И с каждым взмахом палочки Поттера, Блэка, Люпина или Петтиргю во мне рождалась ненависть – и желание отомстить. 
Были те, кто ненавидел меня, но были ли те, кто любил меня? Нет. За все годы обучения, за всю жизнь никто не любил меня. Мир "добрых волшебников" отверг меня, а я отверг их – но почему тогда я виноват, а они нет? 
Или я должен был сладко улыбаться каждому, кто смешивал меня с грязью, и просить: "да, да! Еще, давайте! Уничтожьте меня!"? Что я должен был сделать? Ты бы придумала, что делать? Если бы вместо "здравствуй" тебе говорили "левикорпус", а вместо "как дела?" – "ты что приперся?" 

– Но что вас сделало таким? 
– Ненависть окружающих. 
Она подняла голову – с трудом, и посмотрела ему в глаза. 
– Просто так не ненавидят, – прошептала она, и на ее глазах были слезы. Тебя не за что жалеть, Грейнджер. Ты ненавидела меня так же, как и остальные. 
Он повернул палочку, заставляя ее скрючится на земле, но она продолжала шептать:
– Просто так не ненавидят. 
– Ненавидят за то, что ты не такой как все. 

За то, что умнее других, за то, что ты не подчиняешься их общим глупым правилам, не вливаешься в их компании – а погружаешься в свой собственный мир. А если при этом ты еще и небрежен и рассеян, и выглядишь неказисто, то вот вам и козел отпущения, на котором можно срывать злобу и скуку. 
Что породило что: он стал учиться лучше, чтобы победить их, или они стали драться с ним, потому что он хорошо учился? 
Но это было замкнутым кругом, и никто – никто – не желал его поддержать или помочь. 

– Вот за что вы меня ненавидите, мисс Грейнджер? 
Он сам не заметил, как ослабил заклинание, да и она не заметила.
– За то, что вы убили Дамблдора, – ответила она. – Только я не ненавижу. Я не понимаю. 
Он поднял палочку, снимая с нее заклинание. 
– Вас ненавидели и презирали. Пожиратели и Волан–де–Морт вас тоже не любили – но уважали. И понимали, – добавила она. – И вы присоединились к ним, надеясь, что вы найдете в рядах Пожирателей то, чего вам не хватало… Вы искали человеческое тепло, доброту, дружбу… 
– Да что вы понимаете! – возмутился Снейп. 
– Ничего. Я совсем ничего не понимаю. Я лишь пытаюсь. 
Он подошел к Гермионе на шаг ближе. 
– Я уже не искал доброту. Я хотел мстить. И я начал мстить. 
– Вы никогда не шпионили для Дамблдора? 
Он усмехнулся.

Для Дамблдора? В то время, когда появился Дамблдор, падение Волан–де–Морта было очевидно: я услышал предсказание Трелани. В то время ни доброта, ни уважение, ни человеческое тепло уже не были для меня нужны. Потребность в них умерла, как когда–то умер добрый наивный кареглазый мальчик, когда встретился с неразлучной четверкой – Блэком, Поттером, Люпином, Питтегрю. Сказка о чудесной школе умерла. Сказка, которую рассказывал Дамблдор… 

– Я никогда не шпионил для Дамблдора. 
– Но… зачем вы обманывали его? 
– А зачем ты сейчас задаешь мне все эти вопросы? Чтобы выжить. 
– Но почему тогда вы больше не пытаете меня? 
Он сделал еще шаг вперед и протянул ей руку. 
– Вставай. 
Не колеблясь, она ухватилась за руку и поднялась на ноги, но едва на них устояла. 
– Мне все равно, выживу я или нет. Я просто не могу понять, зачем убивать, зачем накладывать пыточные заклинания, зачем подчинять своей воле? Ведь это не приносит вам счастья. 
– К твоему сведенью, горя мне это тоже не приносит. 
Гермиона обхватила голову руками, а потом, подняв голову, тихо сказала: 
– Вы когда–нибудь влюблялись? 
Молчание.
– Она вас отвергла? 
– Я не желаю об этом говорить. 

Пожиратель… Любой пожиратель, только освоивший Империо, начинает тут же использовать его. Обычно накладываются они на маглов. Находится симптичная девочка, подчиняется твоей воле – и ты делаешь с ней все, что тебе вздумается. 
Только, жаль, это быстро надоедает. И все чаще ты снимаешь заклятие – сначала на пару секунд, чтобы увидеть ее изумленные глаза, когда она обнаруживает себя в постели с незнакомым мужчиной, потом на минуту, чтобы заодно и получить от нее пощечину. 
А потом ты начинаешь учиться – учиться прикосновениям, поцелуям, которые подарили бы ей удовольствие и от которых она бы забыла и страх и необходимость давать пощечину. 
Это была обычная девочка, совсем обычная, даже не знающая о магии, но каждый вечер ожидавшая появления своего Пожирателя – потому что он все равно придет и все равно возьмет ее. 
Что с ней случилось, непонятно, но однажды, прижимаясь головой к его груди, она прошептала:
– Почему ты ко мне приходишь? 
Молчание.
– Я просто, подумала, может, я тебе нравлюсь. 
Недоуменное молчание.
– Просто… я тебя люблю… 
Она уткнулась носом в его грудь и сжалась, не говоря больше ни слова. Он удивленно отстранил ее. 
Любить Пожирателя? Что за чушь! 
– Ты меня любишь? 
Пожиратели не могут любить! И он тем более!
– Нет. 
На ее глаза навернулись слезы, и она отвернулась. 
– Прости, что спросила. 
Когда он пришел на следующий вечер, то нашел ее мертвой. Она повесилась. И тогда, прижимая ее груди, он прошептал ей все, чего она не услышала в прошлую ночь. Он и признавался в любви, и проклинал себя, и извинялся… Он и сам не помнил, что говорил, но впервые за столько лет по его щекам текли слезы. Горькие тяжелые слезы. 
Больше их никто не увидит. 
После этого в нем не осталось ничего, способного любить или сожалеть. Ничего… Он стал тем типом, которого ненавидел весь Хогвардс. И он гордился этой ненавистью, потому что любовь приносит боль, привязанность приносит боль… 

– Какая женщина способна полюбить меня? При виде меня в людях возникает только омерзение, и больше ничего.
– Но это можно изменить! 
– Нет, мисс Грейнджер, этого нельзя изменить! 
– Вам просто надо стать добрее и люди…
– Не лезьте не в свои дела, мисс Грейнджер! 
– Я только пытаюсь по…
– Мне не нужна ваша помощь! 
Она промолчала, глядя на землю.
– А вы мне нравились. Я вас защищала. До смерти Дамблдора я утверждала, что вы хотите Гарри только добра… Вы же просто несчастный человек и…
– Подумайте, о чем вы говорите, Грейнджер! 
– Я знаю, что я говорю! Любого человека можно полюбить! Даже… даже в Невила ведь влюбились… и… Вам просто нужно полюбить! Переходите на нашу сторону! Переходите на нашу сторону, и мы поможем вам! Я вам помогу! И у вас начнется новая жизнь! – на глаза Гермионы навернулись слезы. – Пожалуйста! Я буду защищать вас на суде! 
Снейп опешил, но в этот момент… 

Зеленая молния пронзила воздух, и Гермиона Грейнджер упала на землю… 
– Ты слишком затянул этот разговор, Снейп, – прошипел Волан–де–Морт из–за спины Снейпа. 
Сам не помня себя, Снейп резко развернулся, и через секунду зеленая молния пронзила Волан–де–Морта. Не смотря на него, профессор зельеделия опустился на колени и, приподняв тело Гермионы, прижал его к себе. 
Из ее тела медленно уходила жизнь, и он чувствовал, как она холодеет, медленно остывает. И впервые за так много лет по его щеке потекла слеза… 
– Прости меня, Гермиона… Мне уже поздно менять свою жизнь. 
Опустив ее на землю, он пошел вдаль, не смотря, куда идет. Он не обращал внимания на авроров, когда они швырнули в него "ступефай". Он лишь подумал, что может увернутся, но даже не тронул лежавшей в кармане палочки. 
А потом, на суде, вырвавший его из пустоты голос:
– Последним заклинанием, произведенным вашей палочкой, была "авада кедавра". Кого вы убили? 
– Гермиону Грейнджер. 

Приговор: поцелуй дементора. 
И вот, медленно, словно плывя в воздухе, к нему приближается дементор, медленно скидывает капюшон. 
И он улыбается ему. 
– Эта девочка сумела разбудить мою душу, – прошептал он, слегка улыбаясь. – Иначе тебе бы нечего было высасывать. 
И в этот момент губы дементора коснулись его губ…