Гермиона на секунду отвлеклась от станка, чтобы размять мышцы спины, и тут же взгляд ее выхватил из общей массы серых одежд работниц ткацкого цеха черное пятно. Знакомое черное пятно, слишком знакомое, к сожалению. Он всегда ходил только в черном, их новый хозяин, и тем самым напоминал Гермионе гигантского грача. Грачи с некоторых пор ей не нравились – они облюбовали для своих гнездовий рощицу у кладбища, и их несмолкаемый хриплый грай, который Гермиона слышала каждый раз, когда приходила навещать покоившихся на кладбище мать и двух младших братьев, казался ей насмешкой мертвых над живыми.

Голос у нового хозяина фабрики тоже был хриплым, грачиным – и оттого неприятным. Хорошо хоть слышать его приходилось редко: не слишком-то мистер Снейп был разговорчив. Утром и вечером на пару с управляющим он обходил всю фабрику, наблюдая, как трудятся три сотни мужчин и женщин, и не удостаивая ни одного из этих трех сотен доброго слова или хотя бы приветствия. Неудивительно, что рабочие его не любили, и всегда находились желающие позлословить о нем, посудачить, посплетничать, обсудить и его черную одежду, и вечно хмуро сведенные брови, и его нелюдимость, и еще множество недостатков, коими, по мнению многих, обладал их новый работодатель. Гермиона редко поддерживала сплетников вслух, предпочитая молча делать свою работу, но в глубине души была согласна со всеми неприглядными характеристиками.

Не то чтобы недовольства рабочих не имели под собой оснований: вступив во владение фабрикой после смерти ее прежнего владельца, мистера Дамблдора, мистер Снейп сразу принялся наводить свои порядки и начал с того, что ужесточил режим работы, увеличил нормы выработки продукции, уволил старого, много лет работавшего на Дамблдора управляющего – мистера Уизли. Многие роптали, но не находилось ни одного смельчака, кто рискнул бы высказать общие претензии лично мистеру Снейпу – потерять работу не хотел никто.

Снова украдкой бросив взгляд в ту сторону, где несколько минут назад стоял хозяин, Гермиона уже никого там не увидела. Мистер Снейп и его новый управляющий, мистер Кэрроу, очевидно, ушли. Гермиона окинула взглядом цех и заметила, как расслабились спины работниц: под колючим взглядом Снейпа и придирчивым – Кэрроу невозможно было даже головы от станка поднять. Зоркий управляющий, умевший, несмотря на свою грузность, подкрадываться совершенно незаметно, строго следил за дисциплиной и при малейшем подозрении сразу же записывал имя нарушителя в свою карманную книжечку, с которой не расставался. Попадешься вот так пару раз ему на глаза – можешь и без половины жалованья остаться.

Руки привычно делали монотонную работу, нити шли ровно, без обрывов, равномерно переплетаясь и превращаясь в тонкое хлопчатобумажное полотно, и мысли Гермионы обратились к прошлому, к тому времени, когда фабрикой еще владел мистер Дамблдор, никогда не упускавший случая перемолвиться с кем-нибудь из рабочих словечком-другим, похвалить усердного работника или подбодрить отстающего. Дамблдор ценил людей, и люди платили ему той же монетой, и потому внезапная смерть хоть и немолодого, но еще крепкого и энергичного хозяина стала для всех полнейшей неожиданностью.

Откуда появился новый владелец, мистер Снейп, никто не знал. Поговаривали, что он то ли старинный знакомый, то ли дальний родственник Дамблдора, уроженец здешних мест, в молодости уехавший искать лучшей жизни и вот теперь вернувшийся. Кто-то якобы даже помнил его родителей: мать, будто бы благородных кровей, вышедшую замуж за бедного доктора, и отца – этого самого доктора, в итоге вконец разорившегося и сбежавшего из города, бросив семью. Гермиона не знала, правду ли говорят те, кто приписывал мистеру Снейпу столь незавидное происхождение, да и ей это было безразлично. Какое ей дело до человека, считающего таких, как она, недостойными даже простого «доброе утро»? Да, он платит им по тридцать-сорок шиллингов в неделю и на этом, очевидно, считает свои обязательства выполненными. А между тем, большинству рабочих этого едва хватает, чтобы сводить концы с концами, особенно тем, кто обременен большими семьями, как мистер Уизли, бывший управляющий, ныне – простой прядильщик. У него целых семеро детей, только двое из которых старше десяти и тоже уже работают на фабрике. Всех ребятишек помладше мистер Снейп уволил, утверждая, что от них больше хлопот, чем пользы. И остался равнодушен к просьбам некоторых женщин позволить их малолетним детям и дальше работать – ведь несколько шиллингов никогда не будут лишними.

Так все убедились, что у мистера Снейпа нет сердца. То тут, то там вспыхивали разговоры о том, что нужно объявить забастовку и тем самым вынудить хозяина обратить внимание на требования рабочих. Чем дольше Гермиона думала об этом, тем больше приходила к мысли, что забастовка могла бы стать выходом из тупикового положения, и если так, она готова не просто в ней участвовать, но и стать одним из организаторов – смелости ей хватит, да и мозгами ее Господь не обидел. Тем более что слухами о забастовках рабочих по всему северу Англии и так с некоторых пор полнился город. Мистер Снейп не мог не знать об этих слухах.

Услышав за своей спиной голос управляющего Кэрроу, отчитывающего кого-то из ткачих, Гермиона заставила себя сосредоточиться на работе станка – нельзя, нельзя дать повод этому цепному псу хозяина обвинить ее в небрежности. Пока ей удавалось избегать его пристального внимания: за полгода господства Кэрроу в цехах фабрики Гермиона ни разу еще не получала замечаний. Если она и вправду решит участвовать в организации забастовки, ей и дальше стоит работать образцово, чтобы не вызывать подозрений.

Но небеса, очевидно, не были к ней сегодня благосклонны. Не прошло и десяти минут, как ей пришлось не просто отвлечься от станка, но и бросить его: ее соседка, молоденькая девушка по имени Джейн, вдруг с тихим стоном осела на пол и завалилась на бок, похоже, потеряв сознание. Гермиона оказалась возле нее первой.

***

В шесть часов, когда фабричный гудок возвестил о конце рабочей смены, Гермиона сняла серый фартук и косынку, пригладила волосы и, накинув на плечи шаль, отправилась домой. Не успела она выйти из цеха в фабричный двор, как ее окликнули:

– Мисс Грейнджер!

Оглядываясь в поисках звавшего, Гермиона заметила управляющего Кэрроу, стоящего на ступенях лестницы, ведущей в контору, и смотрящего прямо на нее. Неужели это он ее звал?

– Мистер Кэрроу? – она развернулась и протиснулась к лестнице сквозь плотную толпу спешащих домой рабочих. – Вы звали меня?

– Мистер Снейп желает видеть вас, Грейнджер. Он наверху в кабинете. Пойдемте.

– Видеть меня? – Гермиона была растеряна. – Это из-за утреннего происшествия с Джейн? Но ведь я уже объяснила вам…

Кэрроу не слушал ее, он просто повернулся и стал подниматься по лестнице. Гермионе ничего не оставалось, как следовать за ним, гадая, зачем же она могла понадобиться мрачному мистеру Снейпу.

В кабинете мистера Снейпа, несмотря на еще не зашедшее солнце, было сумрачно – не иначе, ему передалось вечно недовольное настроение его хозяина. Сам хозяин сидел за столом, изучая какие-то книги, и не обратил на вошедших внимания, пока мистер Кэрроу не покашлял деликатно, давая знать об их присутствии. Мистер Снейп поднял голову и уставился на Гермиону тяжелым, холодным взглядом сквозь стекла круглых очков, сидевших на его выдающемся носу.

– Мистер Кэрроу, вы свободны.

Толстяк, очевидно, этого не ожидал, потому что Гермиона заметила досаду на его лице, когда он покидал кабинет. Она по-прежнему стояла у дверей, ожидая, когда же мистер Снейп снизойдет до того, чтобы объяснить, что же ему от нее понадобилось. Снейп побуравил ее взглядом еще немного – она собрала в кулак всю силу воли, чтобы не отвести свой – и кивнул на стул:

– Сядьте и подождите. Я скоро закончу.

– Да, сэр. – Гермиона села, куда ей велели.

– И помолчите, – это мистер Снейп сказал, уже склонившись к книгам.

Она заставила себя проглотить очередное раздраженное: «Да, сэр» и уставилась в стену напротив.

Вскоре пялиться на пустую стену ей наскучило, и она украдкой принялась рассматривать все еще занятого бумагами мистера Снейпа. Он был немолод и некрасив, пожалуй, даже слишком некрасив, носил непривычно длинные для мужчин волосы ниже плеч, которые сейчас то и дело заправлял за ухо почти бессознательным жестом. Этот жест почему-то показался Гермионе очень будничным, совершенно не вяжущимся с образом того жестокого, бездушного и почти демонического типа, который она себе нарисовала. Мистер Снейп, кажется, не замечал ее любопытства к своей персоне, и потому она осмелела и попыталась разглядеть, чем же он так занят, однако расстояние было слишком велико, и потому Гермионе пришлось удовольствоваться лишь изучением его внешности. Да, она не зря сравнивала его с грачом – длинный крючковатый нос и впрямь походил на грачиный клюв, да и весь его вид был какой-то… зловещий, как будто он вправду приходился родственником большим черным птицам, гнездившимся на кладбище.

В этот момент мистер Снейп потер двумя пальцами переносицу, снял очки и отложил книгу. Потом посмотрел на Гермиону и, как ей показалось – несомненно, только показалось! – вздохнул как-то устало.

– Вы еще здесь.

– Да, сэр. Вы велели мне ждать.

– Конечно… – мистер Снейп встал из-за стола и, обойдя его, подошел ближе к Гермионе.

– Вас зовут Гермиона Грейнджер, и вы работаете на этой фабрике уже почти пять лет, ведь так?

– Да, сэр. С тех пор, как мне исполнилось шестнадцать.

– И, насколько я мог видеть из весьма невнятных записей предыдущего управляющего и тех отчетов, что еженедельно доставляет мне мистер Кэрроу, вы вполне неплохо справляетесь со своей работой.

– Благодарю вас, сэр, я…

– Не благодарите. Я не ставлю цель польстить вам, я лишь констатирую факт. Итак, вы были образцовой работницей, значит, предполагаю, вы дорожите этой работой.

– Как и всякий другой на этой фабрике, сэр.

– Говорите за себя, мисс Грейнджер, – мистер Снейп раздраженно мотнул головой.

– Да, сэр, я дорожу этой работой.

– Прекрасно. Мне, как вашему работодателю, лестно это слышать. Тогда, может быть, вы объясните мне, почему, так дорожа своим местом, вы оставили его сегодня, нарушив прямой приказ управляющего?

Гермиона на мгновение опустила глаза, но тут же, дав себе мысленно подзатыльник, снова подняла взгляд на явно рассерженного хозяина.

– Сэр, возможно, мистер Кэрроу сказал вам, что одной из работниц утром стало плохо? Ее зовут Джейн Томпсон, она работает рядом со мной. Когда она потеряла сознание прямо во время смены, я только попыталась ей помочь. Привела в чувство и проводила до временного склада – там раньше была комната, где отдыхали дети… Сэр, я понимаю, что нарушила правила, оставив свое рабочее место, но… ведь Джейн нуждалась в помощи! – Гермиона не верила, что мистер Снейп будет настолько бесчеловечен, что накажет ее за это.

– Вам было приказано вернуться к работе, мисс Грейнджер. Оказать помощь пострадавшей мог и мистер Кэрроу.

– Мистер Кэрроу и пальцем не пошевелил, чтобы ей помочь!

– В любом случае, мисс Грейнджер, вы сами признали, что нарушили правила. Из вашего жалования будет вычтена сумма за полчаса, потраченных впустую. Ах да, и если в вашей работе обнаружится брак, это тоже будет вычтено. Я не намерен платить рабочим за то, чего они не делают.

У Гермионы свело скулы от ярости. Бессердечный мерзавец! Бездушная машина, такая же, как его механические станки, для которой человеческая жизнь ничего не значит! Какая ему разница, сколько рабочих сдохнет на его чертовой фабрике? Пусть мрут как мухи, а он будет думать только о том, как бы не потерять ни пенса! Что ж, пусть эти вычтенные шиллинги встанут ему поперек горла, пусть он ими подавится, и его мерзкий управляющий вместе с ним!

– Вы хотите что-то возразить, мисс?

– Н-нет, сэр, – эти слова Гермиона едва выдавила из себя. – Я постараюсь наверстать время работы, потраченное сегодня на помощь Джейн. Надеюсь, с ней все в порядке… Я беспокоюсь за нее – ведь она так и не вернулась в цех.

– И не вернется, мисс Грейнджер.

– Что? – вероятно, в ее глазах отразился ужас, потому что мистер Снейп счел нужным пояснить:

– Да жива ваша Джейн, успокойтесь. Но в цех, повторяю, она уже не вернется.

– П-почему?

– Потому что я не допущу к столь ответственной работе женщину в ее положении.

– В ее положении?

– Именно, мисс защитница. В положении. Мне не нужны ежедневные обмороки и все прочие неприятности, присущие женщинам в таком состоянии. От таких работниц мало проку, и я не понимаю, почему должен оплачивать их недомогания.

– И поэтому вы просто взяли и выбросили ее на улицу? – никакое самообладание не спасло Гермиону от излияния праведного гнева. – Зная, что ей в ее положении не найти никакой работы? Зная, что ей придется либо просить подаяния, либо умереть с голоду? У нее нет семьи, они все умерли во время холеры! Она одна-одинешенька, и если останется без работы, то ей скоро и жить будет негде!

– Очевидно, не совсем уж она одинешенька, мисс Грейнджер. Кто-то ведь сделал ей ребенка.

– О да, несомненно, кто-то столь же обремененный совестью и прочими добродетелями, как и вы! – выпалила Гермиона и тут же поняла, что перешагнула черту, за которой возврат уже невозможен. И сегодня она окажется на улице, как и бедняжка Джейн Томпсон. Ну что ж, двум смертям не бывать, а одной не миновать, как говаривал ее отец, и она вдруг почувствовала необычайную радость оттого, что может сказать все, что думает, в лицо этому жестокому человеку: – Вы просто чудовище. Бессердечное, безжалостное чудовище. Вам безразличны люди, которые работают на вас. Да полно, считаете ли вы нас вообще людьми? Или мы только придатки к вашим машинам, средство заработать побольше денег? Вы выкидываете людей на улицу, как старые ненужные вещи, даже не думая, что будет с этими несчастными дальше. Вы отвратительны. Вы стали владельцем этой фабрики, но не заслуживаете ее. Не заслуживаете того, чтобы называться преемником мистера Дамблдора. Он был в сто, в тысячу раз добрее и человечнее вас.

– Вы полагаете, мисс Грейнджер, что открыли мне глаза? – голос мистера Снейпа был на удивление холоден. – Полагаете, что мне до сих пор было неизвестно, какого мнения обо мне мои рабочие? Ошибаетесь. Да, я прекрасно осведомлен, что меня здесь ненавидят. Более того, осведомлен и о том, что некоторые особо горячие головы подзуживают всех организовать забастовку. Вам бы, с такими революционными взглядами и пламенными речами, быть среди них. Вот только дело в том, что мне совершенно безразлично, что обо мне думают. К ненависти я привык, она не мешает мне делать свое дело.

Мистер Снейп смерил Гермиону взглядом, отошел к столу и начал рыться в бумагах. Гермиона молча стояла и не знала, как дальше вести себя – развернуться, уйти или ждать, когда он скажет ей, что она тоже потеряла работу?

– Вы сказали, мисс Грейнджер, что я не заслужил право быть владельцем этой фабрики? Что вы знаете о моем праве, глупая, невежественная девчонка? Что вы знаете обо мне и о Дамблдоре? О да, он, несомненно, был филантропом. Он, несомненно, умел жалеть и сострадать. Я не умею. И не буду. Потому что жалость и сострадание, привычка подбирать всех убогих и несчастных и утирать им сопли едва не довела его до полного разорения. Подите сюда.

Разорения? Гермиона не могла понять, о чем говорил этот человек. Разве при мистере Дамблдоре фабрика не процветала? Разве он всегда не говорил рабочим, что дела идут отлично? Мог ли мистер Дамблдор лгать? Нет, определенно нет. А значит, лжет мистер Снейп. Гермиона не двинулась с места.

– Подите сюда! – повторил тот громче, и Гермионе показалось, что он вот-вот потеряет терпение. Удивительно, как он до сих пор не накричал на нее. – Я покажу вам, чего стоила Дамблдору его доброта, хотя и уверен, что вы ни черта не смыслите в цифрах и бухгалтерии. Вы хоть читать-то умеете?

– Да! – не хватало еще, чтобы он счел ее неграмотной! – Мой дед был сельским священником и научил меня и чтению, и письму, и счету.

– Тогда, возможно, вы кое-что и поймете. Сядьте, – мистер Снейп указал Гермионе на свое кресло. Она изумленно вскинула на него глаза. – Сядьте, я сказал. Вы отняли у меня уже достаточно времени, но я, пожалуй, позволю вам отнять еще немного – исключительно ради того, чтобы вы не чувствовали себя искательницей справедливости. Смотрите, смотрите в эти книги. Вот сюда и сюда. Это бухгалтерские книги за последние несколько лет. Смотрите, смотрите! Надеюсь, вам будет по силам сравнить эти цифры?

Снейп отошел от кресла и, судя по звукам шагов – Гермиона не смела обернуться, – остановился у окна. Она перелистывала массивные гроссбухи и постепенно, кажется, начала понимать, что дела на фабрике и впрямь шли не так хорошо, как уверял их Дамблдор.

– К моменту своей смерти он был почти разорен, – она вздрогнула, услышав хриплый голос мистера Снейпа. – Еще год – и ему пришлось бы закрыть фабрику, уволив всех рабочих. Он не мог этого допустить и потому завещал ее мне. Знал, что я перед ним в долгу и что сделаю все, чтобы оплатить этот долг хотя бы после его смерти. Вы правы, мисс Грейнджер, я думаю только о том, как бы заработать побольше денег. Потому что фабрике нужны новые станки, а их можно купить только за деньги. Новые станки помогут улучшить производство, повысить качество выпускаемой ткани, это привлечет к нам новых заказчиков – вы улавливаете логическую цепочку?

Гермиона кивнула, не в силах говорить.

– Я посадил вас сюда не случайно, – Снейп вернулся к столу и оперся ладонями о столешницу рядом с Гермионой. – Представьте, что вы получаете в наследство фабрику, которая вот-вот пойдет с молотка. На фабрике около четырех сотен рабочих, все они получают зарплату и хотят получать ее и дальше. И перед вами стоит выбор – быть добрым, понимающим и человечным хозяином и вместе со своими рабочими пойти по миру через год, или принять суровые, даже чересчур суровые меры, уволить неквалифицированных рабочих, посадив остальных на короткий поводок жесточайшей экономии, и вызвать тем самым всеобщую ненависть – и через год вывести фабрику из-под угрозы разорения. Ну же, выбирайте. Уволить сто рабочих сейчас или четыреста – через год? И вместе с ними сожалеть о случившемся? Выбирайте, вы – хозяйка.

– Я… я бы искала решение, которое могло устроить всех…

– Ах да, мисс находчивость. Разумеется, мне, чудовищу, и в голову такого прийти не могло, ведь так? Ведь я получаю несказанное удовольствие, выбрасывая людей на улицу?

– Но… но ведь никто не знал, что происходит…

– Естественно, никто не знал, глупая девчонка! Разве что болван Уизли, который вместе с Альбусом поплакал бы потом над судьбой несчастных. Он знал и ничего не сделал, и поэтому он никудышный управляющий! Впрочем, ему хотя бы хватает ума молчать сейчас, иначе в придачу к разоренной фабрике я получил бы еще и панику среди рабочих! – мистер Снейп вяло махнул рукой, желая, чтобы Гермиона освободила его кресло. Она беспрекословно подчинилась этому жесту и снова отошла к дверям.

– И все равно, это жестоко – лишать Джейн Томпсон работы, когда она ей так нужна. Или это вы тоже оправдываете необходимостью жесточайшей экономии?

– Джейн Томпсон в ближайшее время не сможет выполнять качественно свою работу. А некачественная обойдется мне втридорога. Поэтому мисс Томпсон больше не будет работать…

– И вас действительно не волнует, что она умрет с голоду, а ее ребенок, возможно, даже не успеет родиться?

– Мисс Грейнджер… – мистер Снейп прикрыл на мгновение глаза рукой. – Вы, вероятно, обладаете многими добродетелями… но одной не обладаете ни в коей мере: вы не умеете слушать и делаете слишком поспешные выводы. Не то чтобы мне было какое-то дело до того, что вы обо мне думаете… но исключительно ради вашего – и моего – душевного спокойствия я, так и быть, спрошу вас… С чего вы решили, что я уволил Джейн Томпсон?

– Вы сказали об этом сами, сэр!

– Неужели? Так и сказал: «Я уволил мисс Томпсон»?

Гермиона растерялась – такого мистер Снейп, как ей помнилось, не произносил, но…

– Но разве ваши слова о том, что Джейн не вернется в цех, не означали…

– Они означали только то, что мисс Томпсон больше не будет работать за ткацким станком. В ее положении она будет постоянно испытывать недомогания – уж это-то я знаю наверняка как врач, имеющий пятнадцатилетний опыт практики, – и это помешает ей выполнять работу качественно. Но я предложил мисс Томпсон другую работу, более легкую. Платить, разумеется, я буду меньше, но ваша подруга согласилась на этот вариант. А теперь, мисс Грейнджер, если я успокоил вашу мятущуюся совесть и непомерное чувство справедливости, прошу покинуть мой кабинет, ибо уже почти восемь часов, а я хотел бы еще поработать, – с этими словами мистер Снейп вновь склонился к бухгалтерским книгам.

Гермиона взялась за дверную ручку, но тут же обернулась, нервничая и никак не решаясь задать вопрос.

– У вас ко мне еще какие-то претензии? В чем еще вы собираетесь меня обвинить? – не поднимая головы, спросил мистер Снейп, и Гермиона ощутила стыд.

– Ни в чем, сэр… Я только хочу спросить, выходить ли мне завтра на работу или… – она сглотнула подкативший к горлу комок.

– А у вас есть причины на нее не выходить? – мистер Снейп все же взглянул на нее. – Ваша совесть не позволяет вам этого сделать?

– Я… я думала, что после того, что я вам наговорила…

– Вы не сказали мне ничего нового, мисс Грейнджер, – лицо мистера Снейпа было похоже на маску. – И это не та причина, по которой я пожелал бы вас уволить. Доброй ночи.

– Доброй ночи, мистер Снейп… Спа-спасибо… – Гермиона чувствовала себя почти раздавленной. Она медленно спустилась по лестнице во двор фабрики, где в такое время не было уже ни души, пересекла его, вышла через калитку в воротах, которую, ворча, отворил ей сторож. Мысли разбегались – она не успевала их ухватить и додумать. Все, услышанное и увиденное сегодня, перевернуло ее привычные представления о мире и о людях с ног на голову. Не то чтобы она враз полюбила мистера Снейпа, нет, но… зерно сомнения уже было посеяно в ее душе, и ей предстояло многое обдумать в ближайшие дни. Например, то, что иногда вещи и люди не то, чем кажутся на первый взгляд. И то, каков же на самом деле их новый хозяин. Вспомнив его немного ссутуленную спину, черные пронзительные глаза и длинный нос, Гермиона улыбнулась сама себе и вдруг поняла, что мысли о грачах больше не вызывают у нее неприязни.