Снег хрустел под ногами вкусно и обещающе. Все замело снегом, сколько он мог видеть — от замка до озера и дальше, до самого Запретного леса, выстелив ровным ковром тропинки и заплетя странные узоры на деревьях. Снег был не нарушен. Это нравилось больше всего. И еще воздух — чистый, не дразнящий, а просто опьяняюще свободный.

Профессор Снейп стоял у дверей замка, тяжело опираясь на стену. Он еще не полностью оправился после ранения, причиненного исключительно темным проклятием. Иногда зрение расплывалось, иногда он начинал путать цвета или видеть их слишком ярко. Мастер Зелий слабо улыбнулся последней мысли. Белый ему точно ни с чем не спутать, и он не бьет в глаза.

Он оторвал руку от стены и медленно пошел по направлению к озеру, осторожно ступая по снегу, не желая нарушать его целостность — и заодно пытаясь уберечься от падения, которым грозила ему нетвердая походка. Он дошел до отдельно стоявшей ивы, прислонился к стволу и откашлялся, поднеся к губам платок. Платок оказался на этот раз без крови. Что ж, уже лучше. Он слегка поморщился, вспоминая, сколько зелий, приготовленных им самим, заставила его выпить Поппи за прошедшую неделю, и сколько заклинаний пришлось прочитать Дамблдору над его перебитыми ногами. Это действительно прогресс, подумал он, переводя дух. Чувствуя под пальцами шершавую кору, он опустился и сел прямо на снег, пробормотав водоотталкивающее заклинание. Пальцы сломали тонкую полуледяную корочку и погрузились в ослепительно белый холодный снег. Он зачерпнул немного, не думая, и протолкнул скользкий комочек под рукав сюртука, к месту, где была выжжена метка. Снег приятно заморозил кожу. Он представил себе, как под этим холодом юркая черная змейка сворачивается в клубок и застывает навечно, так, что ее можно вынуть из-под кожи, вытащить из-за вен и выбросить в огонь — сжечь, чтобы и шкурки не осталось. Когда-нибудь так и будет, он на это надеялся.

Снег в рукаве растаял, и профессор Снейп открыл глаза и откинулся назад. Ни души вокруг. Он любил безлюдный Хогвартс. Никаких орущих учеников. Строгость линий древнего замка и его замысловатая скрытая магия. Порой замок напоминал ему изящный флакон с загадочным зельем внутри — знакомым, но неизменно непредсказуемым. В таком случае роль пробки навсегда принадлежит Альбусу. Вряд ли он обрадуется подобному сравнению.

Он каждый год удивлялся, почему елку в Большом зале украшают золотыми звездами и фиолетовой мишурой. Осыпьте ее серебром, и он отдаст два изумруда — единственное, оставшееся от матери и ее рода, — чтобы заставить сверкать такую елку. А так — где вы видели фиолетовый в природе? Он снова закашлялся, опять без крови. В природе, без всяких магических штучек. Фиолетовый напоминал ему о лентах боли, струящихся сквозь тело после пыточного проклятия. Он никогда больше не сможет думать о фиолетовом как о праздничном цвете. Слишком много лент он пропустил через себя, слишком много узлов было на этих лентах.

На Рождество не осталось ни одного студента, и праздничный ужин пройдет в учительской. Он позволил себе слегка расслабить мышцы спины. Он будет наблюдать за праздничными потугами шутить, сидя в глубоком кресле у камина. И у него есть замечательный повод отказаться от образцово-показательного рила, который Помона Спраут считает своим долгом исполнить, захватив с собой пару-тройку зазевавшихся преподавателей. Теперь он вежливо, но твердо откажется, заслужив одобрительный кивок Поппи, бдительно следящей за его здоровьем и вечным насморком Хагрида, одернет манжеты и станет мягко поглаживать хрустальные стенки стакана с вересковой медовухой, время от времени делая глоток. Профессор Флитвик начнет стрелять хлопушками, пока не попадет в бороду Альбусу, Помона забудет о своей совершенной неустойчивости к алкоголю и после первой же порции медовухи начнет рассказывать забавные истории о своих четырех малолетних внуках Марии Синистре, а та будет внимательно слушать, пытаясь набраться опыта для общения уже со своей своенравной племянницей. А Минерва… Минерва, вполуха зарегистрировав древние анекдоты и похвальбы Слагхорна, бросит встревоженный взгляд на почерневшую руку директора и заберется с ногами в соседнее с ним кресло, сняв очки и непостижимым образом умудрившись сбить шляпу набок. Профессор Снейп проследил, как с заснеженной ветки взлетел черный ворон, заставив кружево снежинок просыпаться ему на край мантии. Он с медленным предвкушением подумал, что они смогут всласть попикироваться в уютном тепле, исходящем от камина. Минерва начнет жмуриться от удовольствия, как заправская кошка, и стараться совсем не свернуться в клубок, так что захочется пощекотать ее за ухом. Не будем обижать почтенную гриффиндорскую даму, избавим ее от такого испытания. В конце концов, подумал он совершенно по-детски, она училась вместе с моей матерью, и материнско-кошачьи инстинкты могут проявляться не только в довольном мурлыканье, но и выпускании когтей. Минерва заставит его презрительно покривить губы — преднамеренно, разумеется, — и перечислит все пойманные ее командой снитчи и прочие квиддичные достижения. Он язвительно заметит в ответ, что такие достижения несомненно приятны, но никак не влияют на качество оценок по зельеварению на выпускном экзамене. Вероятно, полеты оказывают определенный эффект на состояние мозгов, иначе он никак не может объяснить неспособность ее любимых семикурсников сварить простейшее бодроперцовое зелье, не взорвав при этом полкласса.

Минерва фыркнет, и мирная беседа покатится дальше, удостоившись пары подмигиваний со стороны Альбуса и хлопушки от Флитвика, когда Минерва попытается стукнуть его чем-нибудь потяжелее по руке от избытка преподавательских чувств.

Он повернул голову, чтобы взглянуть в сторону озера. Замерзло полностью, даже отсюда видно, как лед отсвечивает невероятным серебристо-голубым светом. Он медленно поднялся, отряхнув мантию, и неслышно заскользил к озеру, почти не оставляя за собой следов. Профессор Снейп признался себе, что умение ходить бесшумно заслужило ему репутацию летучей мыши. Это забавляло его тщеславие и отвлекало окружающих от других его особенностей… или обязанностей, положим.

Он стоял у озера несколько минут, полностью погрузившись в сложные расчеты того, сколько еще пройдет дней до следующего вызова, когда за спиной раздался четкий звук женских каблуков, а затем приличного размера снежок бесцеремонно врезался ему в спину — не тяжело, но ощутимо. Он развернулся и увидел хитрые глаза Минервы Макгонагал.

— Снег, Северус, — торжествующе сказала она.

— Минерва, вы полагаете, что в дополнение к проклятию я еще и ослеп? — отозвался профессор Снейп скорее для порядка. — Боюсь разочаровать, но вас я вижу отличнейшим образом.

— До последней морщинки?

— Вы кокетничаете? — отпарировал профессор Снейп. — И кстати, с каких пор вы бросаетесь снежками?

— Сегодня канун Рождества, Северус, — отозвалась его коллега, поправляя остроконечную шляпу. Профессор обозрел ее головной убор с тщательно скрытым одобрением, оценив темно-зеленый слизеринский цвет. — Бросаться снежками — добрая традиция.

И хором:

— А в магическом мире традиции нужно соблюдать!

— Вы напоминаете мне девчонку-первокурсницу, Минерва, — хмыкнул декан Слизерина. — Только косички не хватает. Помочь трансфигурировать?

— А ты все такой же задиристый мальчишка. Надеюсь, ты не полезешь ко мне с кулаками?

— Я не нападаю на женщин.

— За исключением?

— За исключением особ, абсолютно неустойчивых психически. — Он пристально посмотрел на профессора Макгонагал. — Увы, приходится.

— Всегда подозревала, что в душе ты джентльмен, Северус, — ответила она, подойдя на пару шагов.

Она рассматривала его с легкой улыбкой, прищурив глаза. Драчливый одинокий мальчишка, за годы учебы в Хогвартсе наставивший синяков и отправивший своей палочкой в госпиталь добрую четверть школы, превратился в строгого преподавателя, предпочитавшего кулакам саркастичные реплики, ранившие не менее больно. Сейчас, после ранения, он выглядел не таким собранным и готовым к обороне, как обычно, и она вдруг с теплым удивлением вспомнила, как на пятом курсе застала его за плетением серебряных нитей на елку. Трансфигурация была не самым любимым его предметом, но он старательно превращал зеленые иголки в нити и ткал кружево, которое под взмахами его палочки поначалу рвалось и мялось, чтобы затем превратиться в невесомое серебро. Он сплевывал сквозь зубы и вполголоса бормотал ругательства, дергал себя за длинные пряди, но не отнимал палочки от рисунка. Профессор Макгонагал стояла в дверях у него за спиной, затаив дыхание, и только когда он закончил и набросил кружево на елку, осмелилась подойти. Он дернулся, увидев ее, но не убежал. Сжал губы в упрямую линию и стоял, глядя куда-то в сторону. Минерва знала, что при первом же слове он отшатнется и улетит, даже не оглянувшись, поэтому просто протянула руку и погладила его по растрепанным волосам, по обычно бледной, а теперь зарумянившейся щеке, и с изумлением увидела, как непокорный, нескладный и резкий подросток закрыл глаза и на несколько секунд застыл, плотно прижавшись щекой к ее руке, утратив свое высокомерное выражение лица и став застенчивым и потерянным маленьким мальчиком. Он все-таки убежал, конечно, оставив ее смотреть на зыбкое сверкающее кружево, окутывающее елку. В тот же вечер она сняла несколько золотых звезд и фиолетовых лент, чтобы серебро сияло, не замутненное другими цветами. Он заметил это, она не сомневалась, потому что на первом же после каникул уроке трансфигурации пятикурсник Северус Снейп с легкостью смог превратить черепаху в хрустальную чашку, а стальную иглу — в филигранный серебряный браслет с мельчайшими вкраплениями изумрудов. Это был его способ выразить благодарность — очень завуалированный и гордый, но самый искренний, на который он был способен.

— И что мне прикажете делать с этим джентльменством? — низкий голос вырвал ее из воспоминаний.

— Для начала, — сказала она, — уступить просьбам дамы и соблюсти традицию, забросав меня снежками.

— О-ох, — ответил профессор Снейп, издевательски прикрыв один глаз, — я старый больной человек, много времени проводящий в нездоровом обществе…

— Ха, — возразила почтенная дама и декан Гриффиндора, лихо сдвигая на ухо шляпу, — Поппи над тобой изрядно потрудилась, так что ты уже не так болен, а что касается возраста, Северус, то если ты старый, то мне впору становиться Почти Безголовым Ником.

— Интересная идея, — отозвался профессор Снейп, против воли представив себе Минерву в облике даже не благородного привидения, а совершено беспардонного Пивза. — Вы хотите, чтобы я все-таки поддержал традицию?

— Будь любезен, Северус, я уверена, у тебя получится.

Театрально кряхтя, профессор Снейп присел на корточки и нащупал рукой снег, не отводя глаз от лица Минервы Макгонагал.

— Так вы хотите, — он внимательно вглядывался в ее серые глаза, — чтобы я…- пальцы быстро лепили снежок, — поступил согласно старинным обычаям, — черные глаза быстро выхватили каштаново-серебристую прядь, выбившуюся из прически, — и бросил в вас вот это! — И не успела профессор Макгонагал опомниться, как в ухо ей заехали внушительным снежком.

Декан Гриффиндора, не удержавшись на ногах от сильного удара, пошатнулась и упала на колени в снег, по-кошачьи быстро оценив обстановку.

— Напросились, Минерва, — ласково сказал профессор Снейп и собрался продолжить речь, но его остановил снежок, залепленный в лоб. Фыркая, профессор Макгонагал лепила другой.

— Два-один, Северус, — выкрикнула она, прицеливаясь.

— Скажите спасибо, Минерва, что вы не добавили «в пользу Гриффиндора», — ответил он, отбив снежок локтем. — Иначе…

— Иначе?

— Иначе вот вам! — и в сторону профессора Трансфигурации полетело два снежка, разбившихся о ее шляпу.

— Шляпу не потеряйте! — покровительственно напомнил Мастер Зелий, вследствие чего Минерва Макгонагал зашипела и быстро отбила атаку серией точных попаданий в черную мантию. Профессор Снейп от души запустил коллеге внушительным комком по колену, заставив ее перекатиться по снегу, разметав широкие рукава.

— Вы так живописно раскинулись на снегу, Минерва, — язвительно проговорил профессор, — впору картину писать. Черт!

Из своей живописной позиции профессор Макгонагал еще раз попала коллеге в лоб, отрезав:

— А ты, сидя на этом самом снегу в своей черной мантии, являешь собой изумительный цветовой контраст!

Северус Снейп, откинув прилипшие ко лбу черные пряди, насмешливо вопросил:

— И откуда вы-то такие умные слова знаете, Минерва? — за что заслужил снежок в плечо и процедил сквозь зубы: — Ну держитесь!

Через пять минут расстрелянная и промокшая декан Гриффиндора приподнялась на локте и спросила, хитро улыбаясь:

— Понравилось, Северус?

— Мертвого переубедите, Минерва,- вполне миролюбиво буркнул профессор Снейп, тоже промокший и растрепанный. На щеках у него пробивался предательский румянец. — Как вы считаете, мы уже поддержали традицию?

— Думаю, более чем, — Минерва села и заправила волосы под шляпу. Профессор Снейп поднялся на ноги, отряхнул мантию, расправив складки, и подошел к своей противнице.

— Прошу вас, — он протянул руку. Минерва приняла его помощь и встала. Профессор Снейп пробормотал высушивающее заклинание, и вскоре они оба перестали напоминать взъерошенных кошек — впрочем, последнее сравнение он озвучивать не стал.

— Можете гордиться собой, — сказал он, поправляя воротничок рубашки, — исполнили святой долг приличной волшебницы и заодно вываляли декана противоборствующего факультета в снегу.

— Заметь, при этом я не душила, не проклинала и вообще никак не принуждала вышеупомянутого декана, а он сам вдоволь нашвырялся в меня снежками, заодно доказав, что отлично себя чувствует.

— А я уж думал сегодня вечером сойти за недужного, — проворчал он.

Минерва добродушно хлопнула его по рукаву.

— Не бойся, я никому не выдам твою тайну. В замок?

Профессор Снейп кивнул. Минерва взяла его под руку, и они медленно направились к замку.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она через минуту.

Он неопределенно пожал плечами, зная, что вопрос относится не только к его последнему ранению.

— Думаю, немного лучше, чем другой мог бы чувствовать себя в данной ситуации.

Она сжала пальцами плотную ткань рукава.

— Ты всегда отличался умением очень сдержанно выражать свои мысли.

Он хмыкнул.

— Вы имеете в виду — очень туманно?

— Что-то в этом роде.

— Положение обязывает.

— Ты еще.. еще долго сможешь не отлучаться из школы?

— Теперь уже вы используете общие фразы, — на мгновение его глаза утратили холодный блеск, сделавшись живыми и теплыми, — но отвечу — полагаю, до конца каникул. Наложенное проклятие обычно предполагает… — он запнулся, — продолжительную реакцию. По мнению Эйвери, я еще должен валяться без сознания.

— Но ты, как всегда, его одурачил, — отозвалась она тихо, желая, чтобы ее правильно поняли. Он быстро скосил глаза и чуть-чуть искривил губы в улыбке.

— Не волнуйтесь, я правильно вас понял. Скажите спасибо и нашему ненаглядному директору, и моей, уж похвалю себя, изворотливости.

Как всегда, упоминание директора привело профессора Макгонагал в привычное смешанное состояние встревоженности и скрытой радости. Она со смешком подхватила:

— О твоей изворотливости ходили легенды еще двадцать лет назад. Скажи, сколько раз ты проникал в Запретную секцию мимо носа мадам Пинс? Три, если я не ошибаюсь?

Профессор Снейп быстро наклонил голову, чтобы она не заметила торжествующей улыбки на его лице. Помолчав, он все же не удержался и ответил:

— Семь, Минерва.

Она моргнула и остановилась.

— Сколько?

— Семь, — повторил Мастер Зелий, наслаждаясь произведенным эффектом, — и не стойте как статуя Годрика, замерзнете.

Они продолжили путь, но вскоре декана Гриффиндора начало грызть любопытство.

— Но как ты сумел?.. — наконец несолидно выпалила она. — Я лично поменяла пароли после твоего последнего, м-м… покушения.

— Я подлил мадам Пинс Отвлекающее зелье, — признался профессор Снейп, — немного усовершенствованное. Только не казните меня.

Минерва Макгонагал мысленно хихикнула, представив строгую библиотекаршу в мечтательной позе, вызванной зельем, и уже спокойно спросила:

— А где ты его варил? Ты оборудовал себе тайную лабораторию?

— Почему тайную? Я варил его на дополнительных занятиях с профессором Слагхорном.

— И он не заметил?

— Слагхорн не видит ничего далее своих ананасовых сахарных долек, — полуснисходительно-полупрезрительно отозвался он. — Какая-то напасть с этими дольками, вы не находите? То лимонные, то ананасовые.

— И все же?

— Он задавал мне готовить антиожоговое зелье для госпиталя. Оно имеет несколько общих ингредиентов с отвлекающим и одинаковый цвет готового продукта. Слагхорн до сих пор находится в блаженном неведении.

— И ты не спешишь его разочаровывать?

Профессор Снейп пробормотал что-то неразборчивое, где среди прочего выделялись слова «напыщенный индюк» и «не смыслит». Затем погромче добавил:

— Во всяком случае, в этом году я могу жаловаться на глупость ваших учеников в зельеварении только умозрительно.

— Это не уменьшает сарказм, с каким ты разносишь их в пух и прах.

— А что вы хотите? Зато теперь у меня появилась блестящая возможность убедиться в их бездарности еще и в Защите от Темных Искусств.

Профессор Макгонагал шутливо толкнула его в бок локтем.

— Вы со мной заигрываете? — тут же спросил декан Слизерина сладчайшим голосом.

— Отнюдь. Просто напоминаю тебе и себе, что ворчание — один из твоих милых недостатков.

Профессор Снейп обозрел свою коллегу с головы до ног недоверчивым взглядом и посоветовал:

— Перекреститесь, Минерва. Вы сегодня уже пили? Позвольте узнать, что?

— Только тыквенный сок, Северус, — безмятежно ответила Минерва, заслужив еще один взгляд, которому, впрочем, не хватало иронии. Мягким движением Северус поправил ей завернувшийся рукав мантии.

— Ты думаешь, в этом году все будет хорошо? — вдруг спросила она.

Профессор Снейп быстро отвернулся.

— Давайте радоваться тому, что есть, — тихо сказал он. — Альбус у нас большой оптимист, и я тоже научился надеяться на лучшее.

— Даже если?..

— Даже если это невозможно.

— В тебе больше веры, чем у меня.

— У гриффиндорцев заразился, — непонятно к чему сказал он и поднял голову, вглядываясь в небо. Минерва Макгонагал украдкой посмотрела на него и еле ощутимо провела пальцами по его руке, не ожидая никакого ответа.

Они проделали оставшийся путь в молчании и остановились ступенях замка.

— Я увижу тебя на рождественском ужине, Северус?

Он хмыкнул и закашлялся.

— Куда же я денусь, — неубедительно пробурчал, глядя в сторону. И она опять увидела перед собой пятнадцатилетнего мальчишку, непривычного к вниманию и не умеющего выражать свои чувства.

— Я могу попросить тебя? В Большом Зале уже поставили елку, а в учительской хотелось бы что-то особенное, ни на что не похожее.

— Серебряное? — стремительно проговорил он.

— Да, серебряное, — подтвердила Минерва, с искренним удовлетворением отмечая, как оживились и загорелись его глаза.

— Хорошо, — коротко ответил он. И тогда профессор Макгонагал шагнула вперед и провела рукой по его щеке, возвращая их на двадцать пять лет назад, когда черноволосый паренек и внимательная женщина в очках стояли в гулком пустынном зале.

— Я знаю, Северус. Но всегда буду здесь, если понадоблюсь тебе.

Она исчезла за тяжелой кованой дверью. Профессор Снейп повернулся к снегу. Он проведет Рождество в Хогвартсе в этом году. И все последующие годы тоже, что бы ни случилось. Когда-то он загадал такое желание.