Только одна скамейка из пяти в больничном сквере была относительно чистой и сухой. Зимой пациенты Мунго предпочитали дышать свежим воздухом через открытые для проветривания окна палат. Иначе и простудиться недолго, принимай тогда лишнюю порцию снадобий.

Он опустился на скамейку. Деревянные рейки в облупившейся краске оказались неожиданно теплыми, и он облокотился на спинку, закрыл глаза, подставляя лицо утренним лучам. На какую-то минуту всё исчезло за золотистыми на оранжевом фоне искрами. И время тоже исчезло.

Странно. Времени обычно не хватает. А у астрономов его излишек. И раз в четыре года бывает лишний день. Мгновения, неудобно малые для всякого дела, путающие расчеты, накапливаются и складываются в двадцать девятое февраля.

День из остатков ненужного времени, задерживающий наступление весны. Лишний.

Проживаешь уйму отщепившихся секунд. И хорошо, если просто проживаешь. А то ведь случается какая-нибудь неприятность, нарочно поджидавшая именно этого дня - не будь его, не приключилась бы.

Неприятность не заставила себя ждать: когда он открыл глаза, она сидела рядом.

- А что? - пожала она плечами в ответ на его неозвученное недовольство. - Это моя скамейка. То есть я всегда на ней сижу. Только с нее и не видно больницы. И тогда кажется, что вокруг - обычный сквер.

Спорить или пререкаться не хотелось. И солнце светило по-весеннему, не обращая внимания на лишний день. Для солнца уже наступило первое марта. А двое на скамейке застряли в феврале.

Оба они молчали, как если бы сидели тут в одиночестве, но всё же немного натянуто. Словно новая кожа на рубце. Ничего, шрамы можно свести потом. Было бы желание.

У него желания не было. Была только неожиданная соседка, которая хотела избавиться от шрамов раз и навсегда, хотя бы для этого пришлось начисто содрать кожу. Ещё одиннадцатилетней пигалицей она не признавала полумер.

- Сегодня особенный день, вам не кажется? - и неумение держать язык за зубами то же, что и у первокурсницы.

- День выписки? - зачем-то уточнил он.

Она кивнула. Излишне энергично. Казалось, сейчас она подскочит и пустится в пляс — для пущей убедительности.

- Такой удивительный день! Специально припасённый, чтобы понять: всё будет хорошо. Со мной всё будет хорошо! - это, пожалуй, лучше, чем танцы по лужам, но столь же глупо.

- Вы - никудышная лгунья, Грейнджер. И отвратительный зельевар. Или вы хотели отравиться, как в прошлый раз?

— Нет, я правда ошиблась. Errare humanum est.

— Вы намеренно опускаете конец цитаты*?

— А вы намеренно портите мне настроение?

- Настроение? Вас чем-то накачали, Грейнджер.

Она насупилась и отодвинулась. Ожидаемо. Между ними — фут и целая пропасть почти в двадцать лет. И лишний день зимы.

— Знаете, не одна я упорствую в собственных заблуждениях. Тут многие верят в целебную силу зелий.

— Смотря что исцелять. Разве вы не зелье Забвения варили? Почему не Обливиэйт?

- Возможности Обливиэйт сильно преувеличивают, - ответила она, уже, вероятно, жалея, что присела рядом и завела разговор. - Я успела убедиться в этом на опыте моих… моих родителей. И на собственном. Думаете, я не пробовала?

Наверняка пробовала. Он сам когда-то тоже пробовал. И даже не раз.

- И даже не раз, - продолжила, будто прочтя его мысли. - И после гибели папы с мамой, и после смерти Рона. А вы… - тут она воровато оглянулась по сторонам и подсела ближе, - сэр, вы можете помочь с зельем? Мне не с кем посоветоваться, а у вас опыт и… Обещаю: никто не узнает.

— Вы мне сейчас польстили или намеревались оскорбить? 

— А при каком варианте я смогу рассчитывать на вашу помощь?

— Ни при каком.

— Почему?

Её удивление было таким ошеломляюще непритворным, что он снизошел до объяснения:

- Согласись я, и вы добьетесь желаемого слишком быстро. Быстрее, чем осознаете последствия. Зелье не поможет, если вы чувствуете вину за гибель близких людей - чистка памяти не очистка совести. Если же нет… Разве вам нечего вспомнить о родителях и мистере Уизли кроме того, что они мертвы? Научитесь жить с воспоминаниями, какими бы они ни были.

- Спасибо за ценный совет, мистер Снейп, - процедила она. Действие Эйфорического эликсира, видимо, закончилось.

— Это лишнее.

Лишняя благодарность, лишний разговор, лишняя смена в графике дежурств по отделению - всё из-за лишнего дня. 

- Другие последуют? - она злилась. - О необходимости мыть руки перед едой и…

- Вам плохо, - перебил он, - и вы эгоистично считаете, будто вам хуже всех, - те же слова ему сказал когда-то один старик. Настоящий был альтруист и вдохновлял собственным примером: не просто принял смерть во имя общего дела, но убедил в том, что и убивать можно из альтруистических побуждений.

- А сами-то! Валяйте, врите, как научились терпеть боль, чего и мне желаете.

— По крайней мере, я жив. И попыток суицида за мной не числится.

— Ну да, теперь я ещё и неудачница…

- Вы не неудачница. Вы - лишний человек. Не умерли с мёртвыми, не живёте с живыми, ненужная ни там, ни тут. И мы бы с вами не беседовали, если бы не лишний день високосного года. Это странная дата, и её, наверное, чувствуют все лишние люди.

- Мой день, - согласилась она. - Неудивительно, что меня выписывают именно сегодня. Повезло.

— Вы так считаете?

- Да. Я же говорила - особенный день. Вроде Дня дурака, только раз в четыре года. 

День лишних людей? Значит, и его день…

- Предлагаю отметить, - с этими словами она порывисто обняла его и быстро поцеловала в уголок рта.

Её губы были сухими и потрескавшимися, и она застала его врасплох.

Потом поднялась и ушла, не оглядываясь.

А он остался.

И некоторое время не знал, жалеть ли ему о лишнем дне. 

Но четырех лет должно хватить на раздумья, ведь так?



* Errare humanum est, stultum est in errore perseverare (лат.) — человеку свойственно ошибаться, но глупо упорствовать в своих ошибках. Согласно Викицитатнику так сказал Цицерон.