Ты далеко. А разговариваю я с тобой беспрерывно. Наверное, никогда в жизни я так долго не говорил с тобой, а мне есть, что высказать. Вот и держу перед тобой отчёт своей жизни, Гермиона.
Дочка наша, Катрин, уже второй раз мамой стала, да и ещё один правнук в жизнь вошёл. Северусом назвали, в мою честь. Катрин сейчас в министерстве магии работает, удачно устроилась. Но иначе быть и не могло, при таких родителях-то.
Иногда я вспоминаю тот момент существования, который наполнил меня покоем, и когда я был счастлив. Я помню этот день. Серый, с плывущими, догоняющими друг друга облаками, и такое затишье вокруг — как перед дождём. Но дождь не пошёл. Ты отдала себя мне…
Ты умирала спокойно, словно всё в жизни уже переделала. И я, хоть и не собираюсь в могилу, к тебе приближусь с радостью. Потому что, как не успокаиваю себя, как не стараюсь занимать рассуждениями о вечном и бесконечном, жить без тебя мне не в радость.
Мне не скучно среди своих мыслей, когда они не касаются повседневной жизни. Я уношусь вслед за прозрачными видениями ввысь и вдаль, настигаю тебя и начинаю говорить с тобой…
Я сильно виноват перед тобой. В самом начале нашей с тобой жизни я желал разлуки. Мне казалось, что на тебя навалилось тяжёлое бремя — жить с человеком, который на двадцать лет старше тебя, да ещё и с экс-Упивающимся. Я жил, не вникая в саму суть причины, побудившую тебя к этому шагу, и именно ты заставила меня остановиться и повернуть вспять. Ты, как заступ, являлась всякий раз, стоило мне свернуть с пути. И я смирялся, приводя всё к истине. В тебе же она существовала изначально. Когда я понял это, тогда и началась наша настоящая жизнь. Обидно за её опоздание.
Оставшись с тобой и будучи вечно уличенным в прегрешениях, я редко поднимал на тебя глаза, опасаясь налететь на презрение. Как же скверно я думал о нас, я не доверял тебе. Ты слегла, и поднялась температура, и ты в неделю обездолила меня. Но не в этом дело. Тот свет, что лился и шёл от тебя, мощным потоком устремился ко мне, и я растерялся, я не готов был к такой щедрости. Ты не спускала с меня глаз. Ты заворожено следила за моими движениями, и было видно, как мучительно тяжело тебе отпускать меня от себя. Я старался не расставаться с тобой. Твой взор и твоя надежда придавали мне исполинские силы, но я всё же не мог вылечить тебя, хоть и являлся хорошим зельеваром. Ты шептала: «Какой ты красивый, Северус»,- и светло и слабо плакала, а я цепенел от непривычности и счастья, и неимоверная горечь запоздалого раскаяния настигала меня — я ещё верил, что ты поднимешься, но жалел о столь запоздалых словах. И твоё последнее «спасибо» доконало меня. Всё вдруг перевернулось во мне: бегущее и застывшее время, и опрометчивость свершённого, и, наконец, умиротворение, что ждёт меня, как только я приближусь к тебе…
Сегодня я не буду аппарировать, я пойду пешком долгой дорогой, по которой мы когда-то ходили вдвоём. И весь этот путь спешила, по всегдашней твоей привычке, забегая вперёд, напряжённо думая о чём-то. А я буду вспоминать тебя и пытаться разгадать твои бескрайние думы.
|