Я никогда не научусь рисовать,
Я никогда не научусь любить,
Я никогда не научусь стоять
В очереди
За лимонными дольками...
(с) Зоя Ященко

Кенар, завидев первого слушателя, выдал несколько протяжных свистов, залился серебристой россыпью, и, решив, что для затравки хватит, приступил к бесхитростной и утомительной череде из двух отрывистых нот. Последняя петелька плаща главы исследовательской группы «Northern Ravens» всегда была немного маловата для пуговицы, а нервная неуклюжесть пальцев только усугубила эффект — пуговица оторвалась с мясом, а героически пострадавшее облачение, следуя новой миссии, отлетело к окну и плотно осело на клетке, для верности связавшись рукавами. Дрянь разочарованно курлыкнула и замолкла.

-Здравствуйте, профессор.

Он кивнул, даже не подняв глаз, потому что и так знал, что сутулая фигурка заведующей лабораторией сразу же обозначится у окна возле клетки. Полминуты уйдет на борьбу с узлом из рукавов, еще две — на пуговицы, если те в порыве преданности вдруг застегнутся тоже. Сегодня вряд ли: наверняка потеря в их полку поубавила верноподданнический энтузиазм. К этому ежеутреннему ритуалу Снейп уже, наверное, привык, если можно привыкнуть к вялому бешенству, проявлять которое в чем-то ином, кроме игнорирования его объекта, оснований не было никаких. Кенар почти никогда не пел, если в лаборатории находилась Гермиона Грейнджер.

***

Исследовательская группа «Northern Ravens» существовала вот уже три года, и столько же времени он был ее главой. И менеджером по персоналу. Методы изысканий, подбор оборудования и команды Министерство целиком и полностью оставило на его усмотрение, и о стартовых этапах работы без подступающей дурноты он вспоминать не мог. Первое письмо с предложением он адресовал Гермионе Грейнджер. Восемнадцатое — Невиллу Лонгботтому. Не отказался никто, за исключением Драко Малфоя, единственного, кого он пригласил из личной симпатии — и вежливости.
Название группе дала министерская пиарщица, выпускница Дурмстранга славянского происхождения, и оно вполне устраивало Снейпа. Вот только некоторые волшебники, тоже преимущественно дурмстранговцы, весьма заметно для легилимента таили улыбки, когда он представлялся по должности. Но это было неважно. Северные вороны считались самыми вещими из всех вещих птиц, а главной целью, ради которой, собственно, и собиралась группа, было создание вещего зелья. Министерство решило, что после таких войн не следует ждать милостей от природы по части предсказаний, и хорошо бы поставить их производство на поток. Зелье было составлено полтора года назад и оказалось штукой эффектной, но бесполезной: дозировка его, конечно, задавала нужный момент будущего, только вот важность этого момента могло определить исключительно будущее. Команда Снейпа к этому времени уже давно была настоящей командой, и условностями эта стая будущей академической элиты дружно пренебрегала. Грейнджер в задравшемся гораздо выше подобающего приличию уровня белом платье восседала тогда с ногами на подоконнике — в аккурат там, где стоит сейчас клетка — а исследовательская группа плотным полукольцом стянулась вокруг нее. Он держал пипетку, которой отмерил ей ровно год. Она посидела несколько секунд с закрытыми глазами, потом открыла их и рассмеялась. «Вы представляете, я зачем-то сделаю себе совершенно ужасную короткую стрижку».

***

Она была действительно способной. Например, она оказалась способна осознать, что жуткое занудство очень мешает жить окружающим и ей самой, и за короткое время выучилась вполне достойно имитировать поведение нормальной человеческой особи. Буквально за какое-то лето. Свой подлинный вид она демонстрировала только тем, кто мог оценить. Например, ему. В эти моменты Снейпу очень хотелось стать каким-нибудь жизнерадостным сельским бараном, лишь бы не слышать ее тараторящего возмущенного дребезжания и не видеть древнего отсвета всполохов инквизиторских огней в фанатичных до бессмысленности глазах.

Впрочем, лучше бы так оно и оставалось. Некоторое время — кажется, это было месяца три назад? — у Снейпа появилось ощущение чужой тарелки — нет, немного не так: его тарелки, на обладание местом в которой вольно или невольно претендует кто-то еще. Роль, с которой он освоился и даже начал не без увлеченности вживаться, принялась меняться помимо его воли, словно сценаристу предписали то ли поубавить ей оригинальности, чтобы сместить зрительское внимание, то ли вообще увести во второстепенные. Виноват в этом был, конечно же, кенар, который изводил его каждое утро, а он, даже будучи главой исследовательской группы, ничего не мог с ним поделать.

Он появился в лаборатории драматически-пошло. Плановая партия канареек для опытов по надувающему зелью (заказ братьев Уизли) молчаливо ждала назначенную судьбой очередь в общей клетке — их, собственно, и растили для экспериментов, как белых мышей или свиней, и петь расходный материал никто не учил. Рассчитывали дозировку; деревянный ящик, больше чем наполовину полный желто-красным месивом, убедительно показывал, что концентрация все еще слишком высока. Жеребьевка «палача» давно стала формальностью — команда пообвыклась и растеряла романтические представления о гуманизме, если они у кого-то и были. В этот раз птичек поил Забини, замеры вела Грейнджер, а чистила поле экспериментов Чанг. Остальные занимались своими делами — но подняли головы, стали оборачиваться и подходить, когда одна из приговоренных канареек, сидящих на жердочке, внезапно издала протяжный высокий стон. Слишком похожий на плач. А потом еще раз. А потом, замолкнув на несколько секунд, пошла пронзительными в своей неуместности коленцами. Трели этого гимна жизни доставали до каждого уголка лаборатории, как будто исходили не из комочка пуха, а от включенного на всю громкость маггловского проигрывателя. Птица размером была меньше сидящих рядом будущих жертв алтаря науки, и не такая желтая — будто слегка выгоревшая, с отчетливой рыжиной. Грейнджер единственная не ахала и не взвизгивала. Она просто подняла стриженую голову от пробирок, уставилась пустыми глазами на Забини и покачала головой. А когда осталась только одна канарейка — эта, все никак не умолкавшая — она взяла клетку и устроила ее на подоконник. Там она и осталась.

Самое странное, думал Снейп, что Грейнджер вовсе не чувствует жалости. И привязанности. И вообще каких-либо положительных эмоций по отношению к этому недоразумению. Казалось, если бы она была способна испытывать удовольствие, то вот именно с удовольствием она бы никогда кенара больше не видела. Больше всего ее поведение сходствовало с частичным сбоем механизма, между парой шестерней которого попала скрепка, и сейчас эти шестерни дергались, а провернуться не могли.

Его команда все это время была спутанным клубком зеленых амбиций, серьезных и мимолетных симпатий, взаимного соперничества, неутаимых сплетен, взрывных ссор и всепрощающих примирений, и в наблюдении за ними Снейпу впервые пришло в голову, что распределение по факультетам в зависимости от особенностей личности — не самая эффективная форма обучения. Что могут дать друг другу люди, по большому счету очень похожие друг на друга? Многое. Но по любым расчетам меньше, чем похожие и непохожие вместе. Когда ставишь спектакль, не обойдешься одними инженю. То есть, конечно, можно, только кому он будет нужен? Даже самим актерам вряд ли, потому что большинство получит чужие роли.
Снейп никогда не тревожил этот клубок собственноручным распутыванием. Он добился — или был удостоен? — полного собственного покоя. Не равнодушия — равнодушием была бы показная вежливость и утомительно-деликатные, ничего не значащие расспросы, коими наполнялись его визиты в Министерство. Он просто был отдельно, а они обращались к нему только по безусловной необходимости, избавляли от роли арбитра, не прибегали ни к бытовому бунтарству, ни к эмоциональному шантажу, и довольно быстро приняли бесперспективность попыток накормить его шоколадными пирожными.

Но теперь он такой был явно не один. Потому что Грейнджер вот уже год тоже существовала отдельно от пирожных, сплетен, ссор и чьих-либо амбиций. И к собственной прическе охладела — обрезала и все, убирая остатки буйства назад с помощью унылого гребня. Прекратила являться на работу в маггловских шмотках, до подбородка запечатавшись в узкую коричневую мантию, награждаемую стиркой слишком редко даже по меркам Северуса Снейпа. Перемирие в войне за справедливость и технику безопасности затянулось и грозило перерасти в устойчивый мир. Не сказать, что у нее не осталось идей, просто теперь после каждой из них Невилла Лонгботтома стеснялись послать за шампанским. Сначала он думал, что это пройдет — что, в конце концов, может чувствовать какая-то двадцатилетняя девчонка? Погорюет и найдет себе нового балбеса — или кого-нибудь более достойного, кому не придет в голову без защиты трогать многотысячелетние кладбищенские артефакты.
Макгоннагал в этом году приглашала ее в деканат возглавить Гриффиндор. Снейп сам не понял, почему испытал облегчение, когда Грейнджер отказалась. Не так уж она была и незаменима, особенно сейчас. Вообще-то она была не против. Это он ей сказал, что она незаменима. На тот момент оно так почти и было, пожалуй, убеждал себя Снейп. И ей ведь все равно безразлично. Но цепкий на удобных вечных одиночек Хогвартс не получит в свои лапы человека, у которого еще все впереди.

Ему казалось, что он поступил верно, пока не появился кенар. К этому времени Грейнджер похудела до синевы, а глаза провалились в два черных дупла. На шестом курсе он видел ее Патронус — идиотский, конечно, но все равно лучше, чем нынешняя убогая такса или кто там у нее — Снейп в породах собак не разбирался. Неужели Грейнджер все еще чувствует себя виноватой? Ну да, не следовало забегать домой, когда тащишь в лабораторию коробку с Царским Скарабеем. Фразу «чулок порвался» она, говорят, повторила не менее тысячи раз, когда ее оттаскивали от тела Уизли. А еще говорят, что после попытки самоубийства Грейнджер вывела из помрачения Александра Буллстроуд, ее вечная старшая соперница. Она сказала, что без нее они никогда не закончат универсальное зелье от родовых проклятий.

***

Шоколадные пирожные влекли неумолимо. В конце концов он купил упаковку. Непонятно для чего — в лабораторию их тащить он вовсе не собирался. Откусил одно. Гадость, как и всегда. На третий вечер высохшие гости загремели в мусорный бак. А идей не было.

Снейп уже понял, что ему физически плохо. Плохо входить в лабораторию, где кенар. Плохо ощущать в пределах досягаемости нечто иное, кроме пузырящегося субстрата человеческой суеты разной степени насыщенности. Он замечал, что с девчонкой начинают забывать здороваться, и замечал, что она не замечает. В сражении Гермиона Грейнджер — шоколадные пирожные вторую сторону лишил поддержки даже Невилл Лонгботтом. Последним. Стая всегда в конце концов отторгает того, кто по-настоящему, а не в виде позы больше не разделяет ее порывов. Кажется, бывшая гриффиндорка как-то выносила Поттера, но у него был Аврорат и жена — сестра погибшего жениха Грейнджер. И новорожденный сын.

Его попытки заботы — он сам это осознавал — были смешны и рассредоточены, бесславно подытожившись коробкой все тех же шоколадных пирожных на его столе. Ее принесла Чанг. А чего было ждать, когда начинаешь расспрашивать, всем ли нравится лабораторное освещение, колбы какой фирмы наиболее удобны в использовании и какие книги следует заказать этим придуркам «для саморазвития»? Спросил бы у одной Грейнджер, да неудобно. Он решил, что кондитерские изделия — это максимально возможная отдача, однако его расчеты оказались феерически неверны. Как-то раз его подкараулил Забини и поведал трогательную и банальную историю своей стажировки в Дурмстранге, во время которой он окончательно изменил свои взгляды на ценность человеческой жизни и пределы ее магических возможностей. Причем мальчик пришел абсолютно бескорыстно — ну, то есть это ему так казалось, потому что, видимо, он считал, что внимание и сочувствие, которым его должны были наградить, все равно достаются одаряющему как снег зимой и с лихвой покрываются сомнительной для Снейпа ценностью откровенности. Александра во время совместного фиксирования стадий разложения металла начала жаловаться на мужа, который никак не соберется поставить должный заслон запустению в родовом поместье. Однако это были хотя бы слизеринцы. Но когда Невилл Лонгботтом без сколько-либо различимого страха спросил, не беспокоят ли его магические шрамы и не пробовал ли он для снятия боли зелье из солодки, подорожника и мандрагоры, бывший школьный зельевар окончательно обнаружил себя в центре стянувшегося клубка. С этим нужно было что-то делать, и первая попытка сопротивления по прошествии нескольких дней показалась неадекватной даже ему самому. Он наорал на Чанг, воодушевленную, вероятно, недавним долгим разговором о книге Фламеля, которая стоила как небольшой дом и была заказана ей стараниями Северуса Снейпа для пресловутого саморазвития. Девчонка осмелилась подойти к нему и спросить, не собирается ли он абсолютно случайно сброситься вместе со всеми на именинный подарок для Буллстроуд. Буллстроуд тоже слышала. Стая сочла это совершенно непростительной бестактностью и дружно обиделась на Снейпа. На три дня.
А Грейнджер так и не заказала ничего. Сказала — благодарю, мол, умному достаточно.

***

-Мисс Грейнджер. Я слышал, вы сменили квартиру.
-Да, сэр. Теперь я в Гринвиче.
-Я в Бексли, это недалеко. Если вам что-нибудь понадобится, вы можете обращаться в любое вре...
-Не соизволите пояснить, как территориальное расположение в пределах Лондона может влиять на эффективность аппарации или каминной сети?

Так его давно не опускали. Точнее, так его никто и никогда... впрочем, нет. Его последний год преподавания, Малфой, та же реакция на сходное, в общем, поведение. Вот и ввязывайся после подобных благодарностей в добрые дела. Со стаей Грейнджер общалась в этой же отшвыривающей манере, но тем было легче — они распознавали в лучшем случае четверть завуалированных оскорблений. Снейп слышал все, и, возможно, даже больше. Теперь он понял, что чувствует по отношению к Грейнджер. Искреннюю злость к зарвавшейся безнаказанной сволочи, которая вымещает излишки ненависти к себе на всех, кто подставляется. Снейп ощущал себя дураком. Он весь последний месяц оставлял Грейнджер все задания, которые, по расчетам, могли ее привлечь и за право ведения которых она раньше до слез ругалась с Буллстроуд. Более того — он убедил Министерство в необходимости изучения природы подчинения домовых эльфов, чтобы вручить эту тему ей. А она отказалась, даже не поблагодарив. Теперь эльфов изучала Чанг, тайком плача по вечерам над бездарно потраченным стартом научной карьеры. Тупо уволить бы, но что-то мешало.
Задание по проектированию универсальной теплицы для мексиканских живородящих орхидей получила именно Грейнджер. Подвох был в том, что пока теплица не создана, орхидеи нуждались в постоянном присмотре за собой и потомством, появляющимся каждую ночь в два часа. Поливка раз в сорок пять минут, смена температурного режима и освещения, опрыскивания и опыления, а также ликвидация отмерших особей в порошок — для зелья от лейкемии. И записи. И замеры. И отчеты. И разработка теплицы. На шестой день Грейнджер вырубилась у ящика в обнимку с мешком подкормки, но была без всякого понимания разбужена злым Лонгботтомом, который, хотя уже и оправился от потери долгожданного задания, но орхидеи любить не перестал. Снейп, наблюдая за этим, внезапно признал себя гораздо более довольным, чем полагалось после удачной мелкой мести. Может, теперь она хотя бы вспомнит, как это прекрасно — спать.

***

-Грейнджер, траурная каемка под ногтями сейчас является обязательным аксессуаром для несостоявшейся вдовы?
-В той же степени, как табу на использование шампуня несостоявшимся вдовцам.
-Представителям вторых сегодня нет необходимости взаимодействовать со стерильными объектами. А представителям первых — есть. Ножницы.
-Прекратите.
-Ножницы. Или, Грейнджер, я их вам сам обрежу. Вместе с пальцами. Прямо здесь, я настаиваю.

Вообще-то ему бы хватило, даже если бы она сейчас швырнула железяку на пол и заявила, что увольняется. Это было бы победой. Потому что обычно — да что там, всегда — он не улавливал за ее колкостями никакого азарта. Она включала автоматическую оборону, а после перепалки забиралась в свой угол и приступала к работе — методично, невозмутимо, безупречно.

Поэтому он сейчас просто торжествовал, видя, как трясет Грейнджер от каждого взгляда и от каждого неспрятавшегося смешка. Унижение — тоже эмоция, а ненавидеть других гораздо полезнее, чем себя.

***

Снейп понимал, что ей вдвойне не повезло. У нее не было никакой, даже иллюзорной возможности искупить воображаемую вину. И через это как-то уцепиться за окружающий мир. Шанс и так мал, учитывая полное отсутствие желания это делать. Откуда бы ему взяться у сломленного человека с мертвой душой внутри. Возможно, ей лучше бы и самой было умереть. Но пользы от этого все равно никакой не получалось, а будет ли кому-то выгодна душевная эксгумация, Снейп предпочитал не задумываться.

К следующей операции он готовился очень долго, хотя она была проста как все дурацкое. Но требовала внимательного наблюдения и своевременного реагирования. Сначала он вызвал Гермиону на работу на три часа раньше, чем требовалось по графику. Когда люди встают в это время, яйца и овсянка их обычно не прельщают. Варка зелья ночного зрения требовала предельной скрупулезности. К девяти лабораторные столы уже заселились молодыми исследователями, а они с Грейнджер все еще взвешивали сок алоэ, чернику и пепел затылочных перьев серой неясыти, по очереди помешивали палочками в тигле и записывали, чтобы не забыть, очередность каждого движения. К обеду серебристо-зеленое зелье было готово. Грейнджер едва успела вытащить несколько сиклей, чтобы отправиться в столовую, как ей тут же пришлось сунуть их обратно в кошелек: в лабораторию прибыли ингредиенты, а так как она значилась заведующей, то и принимать обязана была тоже она. Снейп постарался с разнообразием, и когда все счет-фактуры наконец были подтверждены, а глазки, рога, листики, стебельки, лапки, баночки со слизью и прочее хозяйство было рассовано по складу, времени было уже три часа дня. Грейнджер опять потянулась было за кошельком — и тут же получила выговор за нерациональное распределение площади на складе. Когда она оттуда вернулась, Лонгботтом в добрых старых традициях от испуга уже испортил мандрагоровый отвар, но спасать зелье Снейп послал именно ее — в этот раз уже вопреки традициям. Когда команда вместе с Грейнджер была уже почти на низком старте для отбытия домой, Снейп швырнул на стол девчонке ее позавчерашние расчеты — ему потребовалась вся вчерашняя ночь, чтобы откопать в дозировке богомоловых брюшек нерациональную половину миллиграмма — и потребовал самостоятельно найти ошибку до завтрашнего утра. Грейнджер не выдала разочарования, но министерская столовка была уже закрыта.

На следующий день Снейп пришел на работу раньше обычного, а значит — как обычно. Не раздеваясь и не обратив внимания на кенара, от вдохновения чуть не вывернувшего себе шею, подтащил стул к зеркалу у двери, присел и произнес заклинание. Сперва в зеркале осели заоконные полоски рассвета, потом оно потемнело, потом вспыхнуло, и по лаборатории вперед спиной засеменила тощая фигурка. Завидев нужное, Снейп остановил обратный ход. Грейнджер сидела на столе Лонгботтома и поедала, уставившись в пергаменты, общественное шоколадное пирожное. Кончик носа у нее был вымазан кремом, и она неосознанно качала в воздухе левой ногой.

***

Успокаиваться оказалось преждевременным. Грейнджер теперь всегда держала сухой паек, а после обморока он больше не решался лишать ее бессонницы с помощью круглосуточной беготни. Реплики ее оставались краткими и колкими, а глаза — мертвыми. Снейп опасался, не восстанет ли стая против угнетения одного из соседей, но девчонка уже давно представала им тенью, от соприкосновения с которой потусторонне знобило и которую было проще выключить из поля зрения.

В общем, она добилась взаимности — и теперь наслаждалась результатом, если бы можно было так выразиться. Реальность оказалась слишком призрачной и пластичной для необходимости выказывать ей повседневно-заинтересованное внимание. Сначала это представлялось Снейпу необратимым. Но было воспоминание, как два месяца назад Грейнджер, забывшись, по-девчоночьи болтала ногами, и оно могло стать подсказкой к почти ухваченному, но пока ускользающему решению задачи.

В ту ночь ему приснилась Лили. Поттер четыре года назад в больнице рассказывал ему о воскрешающем камне — непонятно зачем; видимо, так умирал с тоски по Дамблдору, что подсознательно ждал отголосков его одобрения теперь вот от Снейпа. А бывшего шпиона хватило лишь на то, чтобы оставить нарисованные Поттером композиции с призраками в виде статичных картин, выполненных иным сознанием и в силу этого никак к Северусу не относящихся и оценке не подлежащих. Это потом он исползал каждую кочку на той поляне, если это, конечно, была она — и разобрал бы по иголочке весь Запретный лес, кабы отемнение рассудка не оставило его так же стихийно, как нашло.

Так вот, ему приснилась возвращенная камнем Лили Поттер — застекленная картина все-таки не выдержала многолетнего игнорирования и ожила в виде мутной предрассветной грезы. Он шел неподалеку от них, видел Блэка, Люпина, старшего Поттера, мальчишку... Лили, державшая сына за локоть, вдруг обернулась и встретила его взгляд так, как будто всегда знала, откуда и в какой момент его нужно будет ожидать; кивнула и поджала многозначительно губы — мол, видишь как оно все. «Возьми меня с собой» — прошептал он, зная, что она все равно поймет его мысли, так не безразлично ли, по губам прочтет или услышит — но она покачала головой и отвернулась, и Северус понял, что дальше ему нельзя — просто не получится ни шагу ступить. Уменьшающиеся фигурки — одна четкая и четыре тени — терялись в слоях тумана, а он ничего не мог изменить.

Во сне почти никогда нельзя что-то изменить.

***

Новое зелье, если бы он удосужился его зарегистрировать, могло бы вытравить его короткую фамилию на пергаментах вечности, потому что как раз в виде подобных простых и одновременно гениальных безделиц обычно рождались новые науки или отрасли. Голубоватая пленочно-слюдяная субстанция выступила где-то на стыке зельеделия, ментальной магии и заклинательных техник, а результатом ее введения в живой организм становились сны. Состав которых можно было задать заранее.

В подготовленном растворе по определению не должно было содержаться никаких Уизли — следовательно, воспоминания школьных лет отметались. Эта проблема из незаметного пунктика вдруг вычертилась в перспективу провала. Снейпу критически не хватало сырья.

Вряд ли те воспоминания, которые он определял как приятные, могли бы выразиться чьим-то безмятежным сном. Не получалось ни пасторали, ни мистерии, ни комедии, ни сказки, и негде было позаимствовать образов, не рискуя возможностью осуществления операции. Однако потихоньку, с помощью осторожного перебора того, что имелось, Снейп выяснил, что его самого выбрасывало отнюдь не в эйфорию, если ему случалось побывать в безоблачной нереальности. Больше всего хотелось сотворить что-нибудь с собой как раз после особенно утопических видений. Контраст работал.

Однако в свете новой задачи материала у него было на десяток Грейнджер.

***

Началось все просто — с насморка Забини. На следующий день чихали и плевались все «вороны», и Снейп отправил команду по домам, наказав, чтобы завтра все были на работе, даже если от жара начнут плавиться ногти.
Таким образом — в виде регулярной выдачи в лаборатории лечебно-профилактических пилюль — был получен доступ к организму Грейнджер. Побочное действие лекарства вызывало мармелад и засахаренную вишню на столе главы «Northern Ravens».

***

Увеличивал дозу он постепенно, отфильтровывая в реакциях Грейнджер непропорциональные раздражителям испуги и облегчения. Еще бы, такое увидеть и весь день не прорыдать для обычной женщины, наверное, подвиг выдержки. У нее снова проступили признаки недосыпа. Лицо заострилось, движения стали отрывисто-резкими — отзывалось внутреннее беспокойство за собственную точность, как если бы человек с заткнутыми ушами пытался уравновесить свой голос с предполагаемым фоном, но терпел в этом неудачу, не справляясь с побуждением говорить погромче. Так дело не пойдет, подумал Снейп и добавил в пилюли пустырник.

Она теперь порой забывала огрызаться даже автоматически — словно без поддержки начал кусками обваливаться верхний слой, обнажая более ранние установки автоматической же вежливости. Глаза ее стали отсвечивать некоей формой радости, для возникновения которой от окружающих не требовалось ничего: «спасибо, что вы не кошмар». Снейп, как умел, связал галлюцинации со страхом смерти и теперь почти не беспокоился за возможный необратимый шаг, если вдруг у Грейнджер случится помрачение.

Когда он почти решил, что уже достаточно, все вдруг само собой стало как прежде. Хотя пилюли она ела.

Через две недели в лаборатории «Northern Ravens» был зарегистрирован препарат, названный «Пустосонным зельем Грейнджер». Рецепт содержал много лишнего, да и само оно не особенно расширяло возможности ментальных препаратов, но видения уничтожало напрочь, в том числе и искусственные.
А Снейп разочаровался в простых манипуляциях — кое-кому, кажется, нужна настоящая встряска. А другой кое-кто ему давно должен.

***
-Выкрасть главу Аврората и инсценировать его смерть? Сев, ты там у себя респиратор носишь?
— Иногда.
-Зачем тебе тогда понадобилось так нехудожественно бредить?
-Я не буду тебе говорить. Мне просто нужна твоя помощь. По-моему, это отличная провокация, ты не находишь? Самое прекрасное в ней то, что она вполне может остаться без последствий.
-Тебе это действительно важно?
-Да.
-Тогда слушай. Поттера мы выкрасть не сможем при всем желании. Он еще пятнадцатилетним щенком был способен вырубить половину наших, помнишь?
-Не помню. Меня там не было, а рассказы всех, кто там был, до сих пор не совпали полностью.
— В общем, если мы устроим на него засаду, скорее всего, убийство лишится иллюзорности. Если оно вообще удастся. Мало того, что мы этого делать не будем — так ведь и ты не согласишься.
-Разумеется. Тем не менее мне необходимо, чтобы все узнали о его смерти.
-Поздравляю — ты научился формулировать задачи. В принципе, кое-что можно сделать с Пророком...
-Полиграфическая магия — это что-то новенькое.
-Брось, это ерунда. Они умудряются сами задним числом чистить косяки, если кто-то из чинов возмутится. Сам видел, как заметка об адюльтере в семействе Фаджа превратилась в извещение о начале бракоразводного процесса с комментарием о «несовпадающих жизненных ценностях».
-Но для пресс-освещения нужно, чтобы слух продержался сутки. Поттер никуда не собирается уезжать случайно?
-Не дальше чем обычно — по всей Британии.
-Мне, пожалуй, не нужна такая широкая аудитория. Хватит Министерства. И трупа Поттера.
-А почему обязательно Поттера?
-Э...
-Тебя устроит кто-нибудь под обороткой?
-У тебя есть потенциальный труп, которого можно напоить обороткой?
-Нет.
-Тогда о чем речь?
-Самое большое, что я могу сделать — это пойти с тобой на компромисс. Часть плана «выкрасть и напоить летаргическим зельем» — твоя, а «кто-нибудь другой под обороткой» — моя.
-Идет. А кто у тебя на примете?
-Я думаю, вполне подойдет этот, Шанпайк. Днем его отсутствия никто не заметит, а стереть ему память — раз плюнуть. Интересно, кстати, как поведет себя жена Поттера — она же недавно родила...
-...Мерлиновы копыта.
-Ничего с ней не сделается. Пока Драко и года не было, Нарси получила как минимум четыре известия о моей смерти.
-Ну так она была к этому в какой-то мере готова...
-Каждая аврорская жена к этому в какой-то мере готова, можешь мне верить. Но если тебе это почему-то тоже важно, можно попробовать выставить постового, который всех дурных вестников будет угощать Конфундусом. И о совах позаботится. Это же ненадолго, да?
-Не более чем на несколько часов.

***

Она не вздрогнула и не изменила выражения лица, когда Лонгботтом вломился в лабораторию и на каком-то ультразвуке, потому что дыхания после бега ему явно не хватало, оповестил группу «Northern Ravens» об убийстве славного однокашника многих из них. Снейп встал и вышел из лаборатории, но не успел сделать и двух шагов по коридору, как за ним опять распахнулась дверь — и его команда вырвалась оттуда безмолвной волной, которая захлестнула его со всех сторон. Через несколько секунд ее хвост исчез за углом, а он так и не понял, была ли в этом потоке Грейнджер.

Как выяснилось, была — иначе как бы она попала в Аврорат прежде него. Поттер, в смысле Шанпайк, лежал на столе — вот-вот должна была приехать бригада из Мунго, но как авроры пустили к телу его лаборантов, Снейп не знал: наверняка исполнили хором что-то ментальное, специалисты хреновы. Грейнджер стояла прямо у стола, осторожно положив руку на плечо «Поттера», и ее лица, казалось, избегал теперь даже свет — оно значилось в пространстве темно-серым пятном. Снейп растолкал лаборантов, постоял несколько секунд у стола и отвернулся — даже несмотря на то, что он знал — все на самом деле не так — вид мертвенно-бледного неподвижного Поттера с темным кровоподтеком на скуле внушал непроизвольный ужас: перед глазами словно проваливались фрагменты реальности, и из образовавшихся дыр смотрела пустота, от которой тошнило и сводило виски.

Что он натворил?!

Грейнджер вдруг сложилась пополам, как перочинный ножик, и подкошенно-резко завалилась набок. Ее первые всхлипы был похожи глухой рык зажатой в углу клетки мантикоры — и вдруг очеловечились, перейдя в икающий детский плач.

-Герм!... Гермиона, тихо, тихо... — стая опять столпилась вокруг нее, поднимая и принимая в несколько рук напряженное, но неустойчивое, как щепка, тело. Они заслонили ее от него и от «Поттера».
-Нет, Герм, это правда. Он совсем...
-Вы... не... пони...эм... те. Эт. Не он. Не он.
«Помешалась опять», прошептал кто-то рядом, кажется, Чанг.
-Ну пусть не он, пойдем, пойдем отсюда...
-Это... ппра... это оборо... тное.. зелье. У него ш-шрам длин.. ее... и он ище...зает... Ппосмотт-рите...
Снейп понял, что пора все-таки вмешиваться. Зайдя с другой стороны стола, он уставился внимательно в лоб «трупу», а потом заклинанием срезал встопорщенный вихор с макушки. Он знал, что когда вернется из лаборатории, действие оборотки иссякнет настолько, что изменения заметят даже не самые внимательные, но так он хотя бы сразу определит летаргию, и невыносимый спектакль кончится быстрее.
-Джи.. ни. Сову.. Джинни. Отправьте быстрее! — успел услышать он вопль Грейнджер, когда уже закрывал за собой дверь.

***

Странные муки законченного дела, называемые часто совестью и иногда — издержками перфекционизма, оставили его совершенно незаметно: было слишком любопытно наблюдать, как Грейнджер сживается с осознанием, что ей есть, оказывается, что терять. Вот сейчас уволить ее было самое время — она стала крайне рассеянной и очень нервной, последнее — в основном напоказ. Впрочем, стая, втянувшая ее обратно, пока терпела. Она уже сорвала два опыта и бессовестно задерживала расчеты по еще трем. Он понял, кого она стала ему напоминать — девчонку курсом младше, Лавгуд: эксцентричная безмятежность этой особы каким-то образом рифмовалась с нынешней болезненно-рассредоточенной потерянностью Грейнджер. Поттеру, разумеется, не было времени догадаться, какое впечатление произвел инцидент с фальшивой смертью на его боевую подругу, и помощи было ждать неоткуда. Гермиону часто приходилось окликать по нескольку раз, чтобы ее выбросило из мимолетного транса, который приходился по нескольку раз на дню — и в половине случаев ее взгляд стыл на клетке с нахохлившимся кенаром.
Однако все должно было вернуться на положенные места — и возвращалось потихоньку, кажется. Пирожные на его столе перестали самовоспроизводиться — ведь как же можно издеваться над несчастной девочкой, которая еще в себя не пришла после такого шока. Это добавляло стабильности, но в таком виде она подозрительно напоминала мамонта, неведомо как ожившего, но сразу же увязшего по брюхо в незнакомом болоте.

Следующий этап приморозит эту трясину.

Каким образом тогда из нее выберется мамонт, Снейп не подумал.

***

-Мисс Чанг. Вы отстраняетесь от исследования свойств философского камня.
-Сэр, но ведь я...
-Вы совершенно неспособны организовать участников эксперимента. Из-за вашей невнимательности мы потеряли почти готовый образец и лишились копии записей тысячелетней давности. Вы знаете, сколько времени потребует доставка из Франции новых пергаментов?
-Но...
-И штраф. Половина оклада в течение полугода.
-Она не виновата.

А, проснулась наконец.
Снейп уже несколько раз устраивал такие показательные выступления. Не с Грейнджер, для разнообразия. Сначала отослал Лонгботтома в группу Забини, которая занималась тринадцатым способом применения драконьей крови — для этой цели в их распоряжении был замороженный валлийский зеленый. Дело было трудоемким, и когда у Лонгботтома встал его собственный эксперимент с долгожданными живородящими орхидеями, Снейп срезал ему жалование на треть. Потом за нерациональность в использовании взаимозаменяемых, но разных по редкости компонентах строжайший выговор получила мисс Белл — хотя сока молочая, который был равен по нужным свойствам змеиному молоку, просто не было у поставщиков ингредиентов. Однако и на эти, и на другие провокации Грейнджер не реагировала никак. Но тут сохранить спокойствие было трудно — взрыв у Чанг во многом был как раз на ее совести. Хотя она и отвечала в этом деле только за гранулирование серы, могла бы и проследить, сколько ее притащил Забини: все знали, что в точных расчетах за ним лучше держать глаз. Ну и Чанг, привыкшая, что Грейнджер точно не пропустит и тысячной доли миллиграмма, если она будет лишней, просто начала возгонку с тройным количеством активного ингредиента.

-Это я виновата. И вот он. Мерить должен был кто-то из нас, а мы не определили, кто именно.
-Определять функции подчиненных обязан руководитель направления, Грейнджер.
-Да мы так уже работали много раз! Мы с Блейзом всегда сами всегда реша...
-Значит, децентрализация эксперимента не носила эпизодического характера? Вы не находите логичным, что она наконец привела к ожидаемым последствиям? Когда опыт возобновится, его возглавите вы. А мисс Чанг... слишком хрупка надежда, что она сумеет закончить должным образом хотя бы с эльфами.
-Профессор, урежьте оклад и отдайте эльфов мне, а философский камень оставьте Чжоу. У нас существовал свой формат работы, и в его рамках решающим фактором стало мое...
-Или мое...
-Наше собственное попустительство. А не руководителя направления.
-Возражения не принимаются.
-Я не буду работать с философским камнем. Мне это неинтересно. И у меня нет опыта, который есть у Чжоу. Вам не нравится, когда ваши работники не умеют распоряжаться временными ресурсами? Не с вас ли мы берем пример?
-Вы уже зря потратили время.
Чанг всхлипнула, и, спрятав лицо в ладони, бросилась прочь из лаборатории.
Грейнджер помедлила.
-Я не буду.
И вышла тоже.
-Миссис Буллстроуд, направлением займетесь вы. Разговор окончен, Забини, можешь идти.

***

Не уволилась ни одна, хотя с обеими, особенно с Чжоу Чанг, Снейп уже мысленно попрощался. А потом решил, что, во-первых, они приобрели иммунитет еще в Хогвартсе, а во-вторых, идти больше некуда — Министерство пока что монополизировало науку. Зато твердая почва под ногами была обретена снова. Стая замолкала в его присутствии. Кажется, они повадились тянуть жребий, кто из какой группы будет перед ним отчитываться. А Грейнджер смотрела ему в спину с такой ненавистью, что можно было любоваться часами. В зеркале обратного хода. Она собралась и перестала строить из себя местную юродивую. Настроения Снейпу не портил даже целыми днями поющий кенар.

***

Стоило ослабить прессинг на неделю, как Грейнджер снова отгородилась от соседей. Теперь было совершенно непонятно, что творится у нее внутри, а придумывать новые издевательства было, во-первых, просто утомительно, а во-вторых, все труднее и труднее. Картина требовала завершающего штриха. Выбор художников для столь филигранной работы был невелик. Точнее, обратиться с такой просьбой Снейп мог только к одному человеку. У которого тоже должок с тех же времен, что и у Люциуса Малфоя.

***

-Здравствуйте, профессор! Черт, ужасно рад вас видеть. О ваших «воронах» уже по всему миру легенды ходят, и я даже жалею...
-Не жалей. Легенды — одно, работа — другое. У тебя есть основания судить обо всем мире?
-Есть. Я только что из Канады. У них правительство создает подразделение по вашему образцу.
-Чем планируешь заниматься?
-Главным образом отдохнуть.
-Как Астерия?
-Никак. Не желает возвращаться. Самое большее, на что уговорил — оставить фамилию ребенку.
-Этого следовало ожидать, не находишь?
-Не знаю. Мне так... самому легче. Представьте — всю жизнь прожить вместе, наскучив друг другу за первый месяц.
-Что-нибудь новенькое?
-Позвольте не отвечать на вопрос, профессор.
-Ответь, пожалуйста. Потому что это напрямую касается моей просьбы к тебе и, возможно, твоего дальнейшего отдыха.
-Ну я же только позавчера вернулся. Откуда?
-Да хоть бы и час назад. Впрочем, ладно. Грейнджер помнишь?
-Ну еще бы.
-Мне нужно, чтобы ты с ней... немного пообщался.
-С грязнокровкой? Папу удар хватит. И вообще это неожиданно.
-Ты меня не понял. Мне не нужен результат. Строго говоря, если ты ее обзовешь грязнокровкой, а она разозлится — меня и это устроит.
-А если не разозлится?
-Тогда не устроит.
-Как вы себе это представляете?
-Очень просто. Ты иногда заходишь ко мне в лабораторию посреди рабочего дня. Поболтать, а может, обсудить заказ... У меня работают Забини с твоего потока и еще четверо знакомых тебе слизеринцев — чужим не будешь. Ну и мимоходом окажи пару знаков внимания Грейнджер. Присядь, спроси про дела — тебе лучше знать, как. Она из тех, кто не так давно спас твою шкуру, так что это будет вполне естественно — если сам захочешь, конечно. Сумеешь ее куда-нибудь пригласить — считай, задание перевыполнено, можешь заканчивать.
-А зачем это вам?
-Каждый развлекается в меру своей испорченности, Драко.
-Ну, вообще это полная ерунда. Зайду послезавтра. С цветами?
-Не выдумывай. Цветы рано.

***
Александра была единственной из слизеринцев, кто не выказал удивления, наблюдая странные посиделки Малфоя у стола Грейнджер. У той хватало деликатности спокойно отвечать на его вопросы и выдавать нерасположение не больше, чем в отношении остальных. Да и мантию стирать стала почаще — и то вперед. Но на этом дело и встало. Он специально проверял, как реагирует девчонка, например, на невыполнение обещания прийти в конкретный день. Реагировала. Это был плюс. У нее словно камень с души падал. Это был минус.

Тем не менее погулять Малфой ее пару раз все-таки вытащил — пусть после работы, до ближайшего кафе, и теоретически мог бы уже больше не скандализовать лабораторию, но отчего-то визиты не прекращал, а вопросы о содержании их общения предпочитал обходить или отмалчиваться. Когда Снейпа это наконец встревожило, было уже поздно.

***

До весенних сумерек было еще долго, а тишина вместе с одиночеством в лаборатории оставались для Снейпа лучшей наградой по вечерам. Приближающиеся легкие мужские шаги за дверью удивили его — заглядывать после рабочего дня сюда имела привычку разве что Грейнджер когда-то, но времени на дальнейшие предположения ему не хватило. На пороге стоял слегка всклокоченный Драко Малфой с веником белых роз наперевес.
-Прошу, вас, профессор... Ничего не говорите. Молчите.
Малфой пересек пространство между дверью и столом Снейпа — и для пущей убедительности прижал дрожащую ладонь к его губам. Снейп дернул головой и вытер рот рукавом.
-Ты...
-Молчите. Послушайте меня. Я знаю, это странно. Я знаю, моя семья не одобрит, но, профессор, последние месяцы я не могу думать ни о ком, кроме вас. Возьмите цветы, я совсем забыл...
Снейп осторожно принял у Драко букет роз и положил их на край стола.
-Вам нравится? Они из Франции.
-Верю.
-Замечательно... Только прошу вас, не подумайте, что я... что мне... что от вас мне нужно только... О Мерлин.
Драко вдруг упал на одно колено, но смена позы привлекла бы внимание Снейпа гораздо больше, не нарисуйся в это время в дверном проеме тонкий силуэт. Очевидно, его обладательница поддалась искушению увидеть сцену собственными глазами. Малфой тем временем освободил карман сюртука от обтянутой лиловым атласом коробочки, открыл ее и поставил на стол перед Снейпом.
-Профессор, выходите за меня замуж.
-Я согласен. Финита ля комедия. Фините инкататем, в смысле.

Малфой недоуменно заоглядывался. Фигурка за дверью спряталась.
-Что я здесь...
-Совершаешь самую большую глупость в собственной жизни. Драко, пожалуйста, возьми розы и уходи. Быстро. Поговорим потом.

***
Грейнджер, оказавшись у стола, почти не удивила его пощечиной. Но не могла выдавить ни слова, просто стояла, словно не в силах отобрать эпитеты более эффектные, чем рукоприкладство.
— Что вы сделали с Малфоем, Грейнджер? — помог ей Снейп.
-Вы прекрасно знаете, что я с ним сделала. Я же не идиотка.
-Вы именно она, но это неважно. Чем обязан?
-Если бы ничем, я бы уже стояла за дверью с волчьим билетом.
-А что мешает мне это сделать сейчас?
-Вы просто боитесь. Потому что у вас психическое расстройство.
-И где же вы его заметили?
-В развлечениях вне всех мер испорченности. Съели? Я легилиментировала его! Сразу, как только он вытащил свое кольцо! «Если назовешь ее грязнокровкой, а она разозлится — задание будет выполнено» — ваши слова?
-Возможно.
-Вам было настолько приятно издеваться надо мной? Потому что я гриффиндорка? Потому что я грязнокровка? Зачем вам это было нужно? Вы путаете время, профессор — я совсем не похожа на Лили Эванс, и ни в чем перед вами не виновата. Вы думаете, я ничего не замечаю? Да вы последние полгода только и делаете, что унижаете меня, и остальных за компанию. Вы решили, что этот спектакль меня насовсем добьет? У вас ни-че-го не получится. Цирк уезжает. Вот заявление.
-Какая предусмотрительность. Всего хорошего.
Грейнджер уперлась кулаками в стол и наклонилась к нему — ее яростное лицо приблизилось так, что он мог разглядеть бисеринки испарины на лбу. До соприкосновения осталось каких-нибудь полтора дюйма.
-Вам лечиться надо, профессор Снейп.

Прошипев это, она отпрянула и направилась к двери. Но на пороге вдруг застыла, развернулась и бросилась почти бегом к дальнему окну, ухватила за кольцо канареечью клетку — птица вспорхнула и заметалась между прутьями. Клетка была слишком высокой и тяжелой, и Грейнджер, чтобы тащить ее, пришлось замедлить шаг и перекоситься в сторону, что существенно смазало торжественность момента освобождения. Но вот она вышла, врезав каблуком по двери. Дверь хлопнула, слегка отскочив обратно, и через эту щелку до Снейпа уже издали долетело безадресно-прощальное «Извращенец!».

В заключение

Покинув «Northern Ravens», Гермиона Грейнджер зарегистрировала независимое научно-исследовательское объединение «Red Canary», стартовое финансирование которому обеспечили Фред и Джордж Уизли. В течение полугода примерно 40% министерских заказов в рамках программы поддержки малого предпринимательства были перераспределены в пользу новой лаборатории. К этому времени в команде Грейнджер уже работало несколько бывших «воронов», а по истечении следующего полугодия и остальные члены министерской исследовательской группы по очереди оставили свои должности, перейдя в «Red Canary». «Northern Ravens» прекратила свое существование. Экс-руководитель группы Северус Снейп оставил министерскую службу и переехал в Уэльс. Средства, полученные за четыре с половиной года в должности главы «NR», позволили ему начать исследования в соответствии с собственными интересами, на которые Министерство уж точно никогда не выделило бы ни кната.

THE END