А снег все падает и падает, белой пеленой укрывая городок, спрятавшийся где-то на севере маленькой Британии. Сыпется — как конфетти — яркий и ослепительный. На дома, на сбросившие листву деревья, на подоконники. Остается лежать на оконных рамах, освещенных теплым светом, льющимся из окон. Скоро Рождество...
В комнате, перед золотистым светом камина, в глубоком кресле сидит мужчина лет сорока. Он выглядит изможденным и усталым. Голова откинута на спинку, и от этого резче проступают морщины на его рано постаревшем лице. Глаза полузакрыты, иногда кажется, что он целые дни дремлет, сидя здесь, в тепле горящего огня. Тонкие, нервные кисти рук непривычно праздно лежат на коленях. Сейчас ему хорошо... Ему наконец-то спокойно...
Мужчина поворачивает голову туда, где за большим столом сидит женщина лет двадцати с небольшим. Она пишет, сосредоточенно, кусая ручку. Заколка валяется под стулом. Пышные каштановые волосы рассыпались по плечам, но она, кажется, не замечает этого. По привычке отводит непокорную прядь, лезущую в глаза. Пальцы в чернилах, короткие обкусанные ногти... Она так и не избавилась от этой привычки.
Сухо щелкает зажигалка. Женщина неторопливо прикуривает и снова вчитывается в написанный документ. Дым причудливыми кольцами плывет по комнате.
— Ты не могла бы курить поменьше? — у мужчины, сидящего в кресле, очень тонкое обоняние.
Женщина щурит усталые глаза и машет рукой, разгоняя дым.
— Извини, я сейчас. Уже почти все.
Она досматривает бумагу, гасит сигарету и подходит к нему. Садится на маленькую скамеечку и прижимается щекой к его худому колену. Мужчина рассеянно перебирает ее волосы. Какое-то время они молчат.
— Скоро Рождество... — женщина первой нарушает молчание.
В этой паре она отвечает за ход времени. Не будь ее, мужчина совсем бы потерялся в днях недели, календарях, оплате счетов, приходах и расходах...
— У тебя есть какие-то предложения? — его голос звучит горько и печально. Он не любит праздники. Слишком много шума; слишком много душевных сил уходит впустую.
— Как всегда, — женщина улыбается ему, — ты, я и Санта-Клаус.
Он тоже улыбается. Тонкие, бледные губы кривятся неуверенно, как будто это первая улыбка в его жизни.
— Мне кажется, Санта будет лишним...
Теплый свет пламени освещает его руки, тонкие с длинными сильными пальцами, ее волосы, рассыпавшиеся в полном беспорядке, бросает отблески в глаза. Так можно сидеть часами — молча, просто наслаждаясь тем, что рядом кто-то есть.
Они оба ценят это: молчание, заменяющее самые страстные слова. Они молчат друг для друга уже почти два года.
Старинные часы, огромные, занимающие почти весь угол комнаты, бьют восемь раз. Женщина поднимается и протягивает руку мужчине. Он встает из кресла, покачивается, и его пальцы вцепляются в подставленное хрупкое плечо. От сильной хватки женщина слегка морщится, но тут же прижимается щекой к его руке. Без нее он все равно не сможет дойти до лаборатории.
Мужчина абсолютно слеп.
Собственно, если бы не это, они никогда бы и не встретились.
Она нашла его в одной из больничных палат. Случайно — зашла навестить подругу. Кроме подруг у нее тогда все равно никого не осталось. После того, как она услышала холодный, официальный голос врача:
— Мисс Грейнджер, к сожалению, диагноз подтвердился. Вы бесплодны, — и, увидев слезы в ее глазах, уже чуть мягче: — Мы вообще удивлены, как вам удалось выжить. После такого проклятия.
Жених тогда проявил благородство: еще какое-то время они пытались жить, делая вид, что все в порядке. Но когда она услышала его раздраженное «А нечего под каждое проклятие соваться! Вечно тебе чего-то не хватает!» — она просто встала и ушла навсегда.
Под проклятие она сунулась, прикрывая его.
А тогда, два года назад, она шла по больничному коридору. Подруга выздоравливала, и она думала о том, что это, наверное, ее последний визит сюда. С некоторых пор больницы стали ей отвратительны. Она так задумалась, что вздрогнула, когда из палаты рядом выскочила молоденькая медиковедьма. Захлопнула дверь и вцепилась в Гермиону, в глазах медиковедьмы стояли слезы. Громко грохнуло, и о дверь палаты ударилось что-то ощутимо тяжелое.
— Не пойду к нему больше... Не могу... — слезы наконец-то выплеснулись наружу, девушку всю трясло. — Ненавижу его, ненавижу...
Через пятнадцать минут Гермиона уже была в курсе всей этой нехитрой трагедии.
В палате лежал Снейп.
Когда она пришла к нему в первый раз, он поразил ее своей неухоженностью. Серая ночная рубашка, вся в потеках и пятнах от каких-то зелий, недельная щетина, спутанные волосы. Стоило ей открыть дверь, как в нее полетел какой-то предмет. Привычным, отработанным жестом.
— Убирайтесь! Вон отсюда! — он приподнялся, опираясь о подушку.
Тень того Снейпа, которого она знала когда-то.
Тогда она просто подошла к кровати и села, прижавшись щекой к его руке. Она не знала, почему, просто это было правильно. Он какое-то время настороженно молчал, а потом она почувствовала, как пальцы его второй руки скользят по ее волосам. И услышала неуверенный голос:
— Грейнджер? Какого Мерлина?!.
Она приходила к нему почти месяц. Пока он не начал есть. Пока не дал себя побрить и поменять рубашку. Пока она не убедила его, что ее глаз вполне хватит на двоих. Вечное гриффиндорское упрямство...
А потом он выписался. Лечиться дальше все равно было бесполезно: «неизвестный науке змеиный яд» слишком сильно отравил его тело.
Вернуть зрение было уже невозможно.
Когда они оба все поняли? Неизвестно. Они никогда не говорили об этом.
Но, сидя у камина и обдумывая очередную статью, он часто вспоминал, как впервые привел ее в свою лабораторию. Как волновался, уверенный, что ничего не получится. Как, стиснув зубы, заставлял себя молчать, пока не услышал ее счастливый голос:
— Оно действительно стало сиреневым, Северус!
Тогда его отпустило. Настолько, что он сам не заметил, как произнес такую привычную фразу:
— Ну что ж, мисс Грейнджер, это говорит только о том, что вы ничего не перепутали.
И... почувствовал на своих губах ее слезы.
Это был их первый поцелуй. А потом была статья в «Еженедельном Пророке» -«Гриффиндорское благородство или любовь?» И она, сердясь, читала ему вслух всю эту галиматью. А он только фыркал, что все это чушь. И от злости не мог нормально надеть рубашку.
Наверное, тогда они и решили переехать в маленький городок на самом севере Британии. Им уже давно не хотелось никому ничего доказывать. Просто оказалось, что снова можно жить. Просто жить — оплачивать счета, завтракать, праздновать Рождество вдвоем, много работать и... любить. Они никогда не говорили об этом. Зачем? Они молчали о самом важном, как могут молчать только близкие люди, которым и так все понятно.
Самая романтичная пара магической Британии. Лауреаты конкурса «Зельевар года 2000». Северус Снейп и Гермиона Грейнджер. Победители, выжившие в этой безумной войне.
|