Недолюбившая тебя.
…Прошло столько лет, а я не перестаю думать о тебе. О твоей улыбке, которую могли увидеть лишь «избранные». Не о той, которой ты одарял тех, кто тебе не слишком-то был приятен, а о той чарующей, легкой улыбке: уголки твоих губ лишь слегка приподнимались и на пару секунд замирали. Ты прикрывал глаза и слегка, едва заметно кивал. Это улыбка могла означать все что угодно - любовь или симпатию; сочувствие или понимание; одобрение или согласие; уважение или доверие - зависело все только от позы, в какой ты стоял. Если ты стоял, расслабившись, немного выставив правую ногу вперед, это была улыбка, означающая любовь или симпатию. Если твои плечи были опущены и ты легонько, и лишь на пару секунд, прикасался рукой к плечу другого, это было проявлением сочувствия или понимания. Если ты склонялся в легком поклоне, так, что это было заметно только тому, кому он предназначался, то это означало одобрение или согласие. Если же ты стоял прямо, а голова твоя была слегка наклонена набок и глаза твои на долю секунды округлялись, то это было, либо доверие, либо уважение, граничащее с восхищением.
Да, да. Я читала тебя как открытую книгу. Знала каждый твой жест. Помимо меня так хорошо изучить тебя мог только ОН. Хотя, возможно, и она. Но о ней думать я не хочу.
Странно все это! Я ее даже не знала. Только ее фотография рассказала мне о том, как она выглядела. И вообще, ее уже давно нет в этой жизни, а я все равно ревную. Боюсь, что она отнимет у меня последнюю возможность быть рядом с тобою, едва ты вспомнишь о ней.
Мертвецы уже давно не встают из своих могил. Их некому теперь воскрешать. А я все боюсь ее возращения. Хотя если она вернется, то не в качестве мертвеца, а в качестве твоих воспоминаний. Именно так! Тебе достаточно лишь вспомнить ее и для тебя она воскреснет.
Если бы я только могла сделать что-то, чтобы ты смог бы забыть ее раз и навсегда. Возможно, даже есть один действенный вариант. Но боюсь, что я не смогу убить его, для того чтобы он не напоминал тебе о ней.
Нет! Я не смогу. Прости! Он мне дорог.
Ты мне дорог, но и он тоже. Вы разные, но я не могу вас разделять. Да это и не возможно. Я люблю вас обоих. Только эта любовь разная. Думаю, ты понимаешь, о чем я. По крайней мере, я на это надеюсь.
Но я опять отвлеклась. А ведь я хотела рассказать о тебе. О том, какой ты на самом деле. Никто не может знать тебя лучше, чем я. Даже ОН! Нет, и ОН не знает тебя. Точнее не знал. ОН лишь думал, что знал. И пытался внушить тебе, что у него есть власть над тобой. Хотя ОН, возможно, старался из благих побуждений. Но ты обвел вокруг пальца и его. Если так можно конечно выразиться. Но ОН был дорог тебе, несмотря на его ошибки и те глупости, которые ОН пытался вбить тебе в голову. Ты никогда не желал ему смерти. Я это точно знаю. Но ОН сам выбрал это, и ты уже не смог бы ничего сделать. Таково было его решение.
Прости, что опять бережу старые раны, но иначе не получается.
А помнишь тот день, когда я ворвалась к тебе в комнату и влепила звонкую пощечину? Ты не сразу понял за что, но когда понял, рассмеялся. А я-то подумала, что ты прибьешь меня на месте, когда увидела, как сильно ты изменился в лице: подбородок напрягся, губы вытянулись в тонкую линию, в сощуренных глазах под сведенными на переносице бровями мелькнула искра ярости. Твое лицо было таким всего лишь пару секунд. Ох, сколько я тогда натерпелась, за эти секунды! Страх сковал меня, когда я осознала всю нелепость своего поступка. Я испугалась. Да не смерти я боялась, я боялась потерять тебя. Уже тогда боялась, хотя еще не совсем понимала это. А ты взял и рассмеялся.
- Да, я всегда знал, что у ваших друзей мозги не совсем в порядке. Хотя, скорее всего, их вообще нет. - Ты ехидно, победоносно ухмыльнулся и, развернувшись ко мне спиной, направился к выходу.
- Почему вы так сказали? - Я была в шоке от одного твоего смеха, который я, пожалуй, тогда слышала впервые, а уж от того, что ты ему тогда сказал, тем более.
- Я сказал лишь то, что твой друг с извращенной фантазией, которая непонятно откуда появилась, учитывая то, что у него нет мозгов, хотел услышать, - ответил ты, остановившись на пороге.
- Это не правда! Вы - моральный урод! - набравшись смелости, дерзко ответила я.
Ты резко развернулся и сделал шаг в мою сторону. Я попятилась, а ты вновь рассмеялся, и отвернулся.
- Он так думал, - бросил ты сквозь смех, уже находясь вне комнаты.
- Идиот! - Я крепко сжала кулаки и почувствовала, как ногти впились в кожу. - Оба! - сквозь стиснутые зубы процедила я, когда твои шаги уже не были слышны.
Я и сейчас хорошо помню, что сказал тебе мой лучший друг:
— И не вздумайте так смотреть на нее!
— А что будет, если продолжу так смотреть?
— Вы узнаете!
— Ха! Правда?
— Вы что намереваетесь ее соблазнить?
— До этого момента я не думал об этом. Спасибо за совет.
Ты оставил его стоять в коридоре с широко распахнутыми глазами, а сам смеялся всю дорогу до своих комнат и он отчетливо слышал твой ехидный смех.
Опять я несу какую-то чушь вместо того, чтобы вспоминать что-то хорошее. И пусть этого хорошего было не слишком много, но оно было и это радует.
Ой! Мне вдруг стало так смешно. Просто я вспомнила тот день, когда мы отправились в аптеку за лекарствами. Это была ночь Хэллоуина. Мальчишка лет восьми подбежал к тебе и, дернув за руку, громко крикнул:
— Кошелек или жизнь?
Ой, не могу! Я прямо-таки скручиваюсь от смеха. Видел бы ты себя тогда!
Перед тобой стоял Самый-Опасный-Преступник. Только был он маленького роста. Точнее это был лишь костюм и маска. А ты побелел и, загородив меня собой, выхватил кое-что из кармана, чтобы оборонятся. А мальчика счел это за хороший знак и закричал вновь.
С каким же трудом мне удалось тебя убедить тогда, что это лишь маскарадный костюм в честь Хэллоуина, а не реинкарнация того гада.
Но и не это главное, а то, с какой готовностью ты загородил меня собой. Я успела увидеть в твоих глазах неподдельный всепоглощающий дикий ужас. Но ты испугался не за себя. Ты думаешь, что я этого не заметила, но ты ошибаешься. Я не хотела тебя огорчать и не стала рассказывать тебе, что все поняла. Ты слишком горд, чтобы признать подобное. И боюсь, ты очень сильно обиделся бы на меня, скажи я правду. У нас и так с тобой были тогда напряженные отношения, собственно говоря, как и всегда. Но тот твой взгляд я не забуду никогда.
А потом, когда ты увидел, что таких «маленьких гадов» на улице просто пруд пруди, ты схватил меня за руку и побежал. Мы вихрем ворвались в аптеку, и быстро купив все, вернулись обратно в лабораторию. Ты пообещал выпороть меня за то, что я не предупредила тебя о моде на подобные костюмы для детей.
Я так хотела рассмеяться тогда, но твой взгляд не позволил мне этого сделать. Я должна была пожалеть тебя, ведь ты до сих пор видел кошмарные сны. Но мне было смешно почему-то. Может от того, что я представила себе как толпа «маленьких гадиков» носится по городу, будто бы это размножившийся Том.
Ты никак не мог привыкнуть, даже несмотря на то, что прошло уже три года с момента смерти этого ублюдка, к тому, что теперь тебе незачем боятся его. Он мертв, и теперь уже наверняка.
Когда мы вернулись в лабораторию, ты налил себе виски и, залпом опустошив бокал, заворчал:
- Только этого мне и не хватало для полного счастья! - Проговорил ты тогда себе под нос. - Толпы маленьких идиотов нарядились в этого…. Да, как у них смелости хватило?
Затем ты вновь налили себе виски и выпил. В твоих глазах я вдруг отчетливо увидела тревогу и боль. Я поняла, что полностью осознав только что произошедшее, ты вспомнил те времена. Мне так захотелось подойти и обнять тебя. Сказать тебе, что я рядом и тебе нечего боятся. Но я сама боялась. Боялась, что ты не поймешь меня, не примешь, не захочешь быть со мной.
А той ночью мне приснился кошмар. Это все от того, что на меня так сильно подействовали твои переживания. Мне приснилось, что этот гад, причинивший всем столько боли, и впрямь воскрес и, захватив тебя в плен требует, чтобы я привела к нему его, в обмен на твою жизнь. Но разве я могла выбрать? Да, любовь многое значит в этой жизни, но ведь любовь она разная. Это все равно, что если бы этот гад попросил бы меня отдать жизнь моей мамы или моего отца. Как я могла поменять его жизнь на твою? Как можно лишить жизни того, кто дорог тебе? И как сделать выбор, если я люблю вас обоих, но по-разному.
Я кричала и билась в истерике во сне. Я, конечно, не могла сделать выбор и это мучило меня так сильно, что я готова была сама умереть, лишь бы не делать его.
Я проснулась тогда от того, что чья-то холодная рука прикоснулась к моему лбу. Этот холод вывел меня из того состояния, в котором я прибывала. А когда я открыла глаза, то увидела тебя. Ты сидел на краешке моей кровати и, прижав ладонь к моему лбу, что-то тихо шептал. Я несколько раз моргнула, но ты не заметил этого. Ты смотрел вроде бы и на меня, а вроде и нет. Твой взгляд словно проходил сквозь меня.
Но твой шёпот! Он не давал мне покоя. Я напрягла слух и поняла, что это были за слова.
— Это только сон. Всего лишь сон.
Твой голос звучал так нежно и так непривычно. Я бы ни за что не поверила, что это говоришь ты, если бы не видела, как шевелятся твои губы и не видела твоего лица. Ты выглядел таким уставшим и несчастным. Я потянулась тогда и попыталась взять тебя за руку, но тот сон вытянул из меня все силы и я всего лишь нелепо вздрогнула. А ты, даже не заметив моей попытки, вновь прошептал те слова и, проведя холодными пальцами по моему лицу, встал с кровати и ушел.
Я никогда не забуду этого прикосновения, холода твоих рук и твоего лица.
Я и сейчас думаю, что в тот момент ты спал. Да, именно спал. И пришел ты ко мне только в своем сне и именно поэтому ничего не помнишь. Но я все равно буду помнить эту ночь. Я буду помнить ее как самую счастливую ночь в моей жизни. Именно тогда я поняла, что не смогу без тебя. Именно тогда я решила для себя, что буду бороться. Мне хотелось верить, что у меня есть шанс и я верила.
А на следующий день ты отругал меня из-за какого-то нелепого пустяка. Я что-то там перепутала и состав испортился. Но ведь он был таким пустяковым, а для того, чтобы приготовить его заново требовалось не больше десяти минут. Но ты кричал и ругался так сильно, как никогда раньше.
Уж я-то помню, как ты злился, когда в очередной раз кто-то, а точнее кое-кто, портил состав. Ох! Каким же ужасным ты был учителем. И чем сильнее я старалась, тем сильнее ты ругал меня.
Я смогла привыкнуть к твоему вечному недовольству, только когда стала твоей ассистенткой. Я не то чтобы привыкла, меня по-прежнему это раздражало, но я старалась не обращать внимания. Когда ты начинал кричать, я просто отворачивалась и продолжала заниматься делом. Если бы ты знал, как мне было обидно. Я так надеялась, что ты изменишься. В особенности после твоего ночного визита ко мне. Но ты словно с цепи сорвался тем утром. Когда ты обозвал меня тупоголовой, ничего не смыслящей девчонкой, я расплакалась и убежала в хранилище. Я рыдала взахлеб и все никак не могла успокоиться. Ругала себя последними словами за свою наивность. Я-то надеялась на то, что ты изменился. Хотя не пойму, как я вообще решилась надеяться в тот момент. Я ведь и так прекрасно понимала, что ты ничего не помнишь о событиях прошлой ночи.
Когда спустя минут пятнадцать я услышала странный шум в лаборатории, то перестала плакать и прислушалась: там кто-то довольно громко отчитывал тебя.
— Ты изверг! Сколько можно издеваться над ней? Она уже не твоя ученица. Ты и так третировал ее все учебные годы. Когда ты, наконец, поймешь, что она более чем достойна уважения? Она старается изо всех сил. И кому, как не тебе должно быть известно, что ее познания намного превышают познания всех ее сверстников и не только сверстников.
Потом говоривший покинул лабораторию. Я поняла это потому, что дверь громко хлопнула. Того, кому принадлежали эти слова, я, конечно, узнала, но почему-то поверить в реальность происходящего не смогла. А еще более сложным оказалось поверить в то, что ты сделал потом. Ты резко распахнул дверь и строго посмотрел на меня. Я вытирала слезы рукавом, и растерянно хлопая ресницами, смотрела на тебя. Как же сильно я мечтала в тот момент, чтобы ты подошел и обнял меня, ничего ни говоря.
- И не зачем распускать нюни. Я просто не выспался. А вам впредь следует быть внимательнее, - произнес ты сухо.
Но прежде, чем сказать это ты отвел взгляд, а затем и вовсе вышел из комнаты. И получилось, что сказал это ты уже из-за закрытой двери. А я сделала то, чего ты точно не ожидал: я схватила с одной из полок какую-то колбу и запустила ею в дверь.
Звук бьющегося стекла. Головокружение. Странные ощущения во всем теле. Прикосновение твоих рук и их холод, а потом темнота.
И эта темнота не уходила, казалось, целую вечность, а может и дольше. Хотя, разве может быть что-то дольше, чем сама вечность? А потом я проснулась. Но «проснулась» это сильно сказано. Меня кто-то просто-напросто бесцеремонно тряс за плечи и что-то громко кричал. Что именно я так и не смогла вспомнить, но, по-видимому, что-то нецензурное.
Именно нецензурное. А то, что это так я поняла, когда открыла глаза: ты поспешно сжал губы и даже слегка изменился в лице. Нельзя сказать, чтобы ты покраснел от стыда из-за употребления подобных фраз, но ты явно не ожидал, что я так быстро приду в себя и услышу эти самые нехорошие слова. И как оказалось, именно ты тряс меня за плечи.
А позже выяснилось, что я запустила в дверь склянкой с медицинским растворителем. А запашок что источало это… - как бы выразиться помягче? - Короче говоря - запашок у этой гадости был отнюдь не самым приятным и я, просто-напросто нанюхавшись его, бухнулась в обморок.
Ох! Как вспомню, что из-за этого треклятого обморока я слишком поздно поняла, что ты нес меня на руках до самого больничного крыла. Единственная радость заключалась в том, что в тот момент врача там не оказалось и тебе пришлось-таки самому оказывать мне помощь. Это приятно, хотя я и не помню этого. Но ведь я же пришла в себя и это значит, что ты что-то сделал для этого и, соответственно, это что-то можно назвать заботой.
Странно это все-таки! Ты вроде далеко не самая приятная личность из всех известных мне, но каждый раз, когда я вспоминаю о тебе, я почему-то не могу сдержать улыбки. А после улыбки, слез. Интересно я когда-нибудь смогу забыть тебя? Перестанет ли мое сердце до боли сжиматься и истекать кровью? Наверное, нет.
И вот опять я делаю что-то странное! То не о том пишу, то забегаю вперед. Мысли путаются, и я никак не могу понять, что же я еще хотела написать. Ведь что-то важное хотела написать, но теперь ничегошеньки не помню. Только твое лицо, и твою извечную ухмылку на нем. О, боже! Как же тяжело мне вспоминать тебя и сдерживаться, чтобы не закричать от отчаянья и невыносимых мук терзающих меня!
Почему-то именно сейчас я вспомнила тот день, когда мы с тобой вновь встретились в моей спальне. Я, как и обычно, разрыдалась в подушку, кляня про себя твою черствость и больно жалящий сарказм. Рыдала я точно не один час, а то и не два, а потом, когда уже израсходовала все силы, уснула.
А вот выспаться мне в очередной раз не удалось. Опять кошмары и еще хуже, чем предыдущие (но не стану о них писать, а то меня в очередной раз начнет бить озноб). И снова из мира этих жутких сновидений меня вырвало прикосновение твоих холодных рук к моему лицу. Открыв глаза, я вновь увидела печальный отрешенный взгляд твоих бездонных черных глаз и услышала твой тихий шепот, произносящий все те же слова. Я все в тех же тщетных попытках взять тебя за руку и ответить хоть словечко, беспомощно дернулась на кровати. Потом ты, проведя пальцами по моему лицу, поднялся и покинул мою опочивальню, оставив меня в еще большем недоумении. Так и не придумав ничего более или менее сносного, дабы определить смысл твоего поведения, я отрубилась уже основательно.
Шумом, разбудившим меня ранним утром, оказалось не что иное, как битье тобой твоих же флаконов с различными препаратами. С трудом добравшись-таки до лаборатории, я обнаружила тебя сидящим на полу среди осколков вцепившимся в свои волосы. Ты что-то невнятно бормотал. На мой вопрос о том, что происходит, ты ответил что-то вроде «какого черта вы здесь делаете?», а затем резко поднялся с пола и попытался уйти. Уж не знаю, что с тобой случилось, но ты упал обратно. Осколки мгновенно впились в ладони, которые ты едва успел выставить перед падением, и ты сдержанно простонал. Я сломя голову бросилась к тебе, но поскользнувшись на жидкостях, что вылились из флаконов, полетела на пол. Едва заметив, что нахожусь вовсе не на полу в груде осколков, а в твоих объятьях, простонала уже я и причем не сдержанно. Ты молча кривился от боли, но рук пронзенных осколками не разжимал до тех пор, пока не водрузил меня на стол, на котором уже ничего не осталось. Затем, по-прежнему не произнося ни звука, ты принялся очищать свои ладони от осколков. А я, вместо того, чтобы помочь тебе, тупо уставившись на тебя, хлопала ресницами. И заодно визжала от радости. Про себя, конечно. Шанс оказаться в твоих объятьях, пока ты находишься в здравом рассудке, у меня был не велик. Да что там не велик! Его и вовсе не было!
Пока я с нескрываемым восторгом на физиономии придавалась несбыточным мечтам, ты успел уже все убрать и обработать свои раны. Потом ты стремительно подлетел к столу, на котором ты же меня и оставил и чуть ли не сбросил меня оттуда с дикими воплями, чтобы я катилась ко всем чертям из лаборатории и не смела совать сюда свой нос до тех пор, пока ты сам меня не позовешь. Едва я, все еще довольно улыбаясь, вышла из комнаты, как услышала твой тихий шепот:
— И как это я умудрился перепутать флаконы и вместо снотворного выпить экспериментальный сомнамбулический препарат?
Я долго билась в истерике, когда вернулась в сою комнату, но только это была истерика уже иного рода. Так я еще в жизни не смеялась! Вот тогда-то я и поняла, чем вызваны твои явления в мою комнату по ночам. Но я твердо решила, что никогда не стану рассказывать тебе о том, что я таки не спала во время этих визитов с целью успокоить меня, а точнее просыпалась и воочию наблюдала твои действия. Только вот почему я не смогла хоть что-то предпринять, я так и не поняла.
А потом опять начались серые будни, если конечно не считать твоих недовольных криков, к которым я уже успела привыкнуть. И длились эти будни бесконечно долго, пока в один из зимних вечеров ты не получил странное письмо. Ты, наспех собравшись, велел мне подробно расписать рецептуру очередного лекарства, что мы тогда разрабатывали и ушел. Ушел и…
***
В пабе, со странным названием «Три метлы», за столиком у окна сидела молодая женщина, которой не было и тридцати лет. Пряди ее коротко остриженных каштановых волос липли ко лбу и настойчиво лезли в глаза. Она периодически поднимала то правую, то левую руку, чтобы убрать непослушные пряди, а затем брала чашку с остывшим кофе и, поднося ее ко рту, делала маленький глоток, и вновь склонялось над столом.
Хозяйка паба не чаще, чем раз в пятнадцать минут подходила к столику и забирала пустую чашку, а через пару минут приносила новую порцию горячего ароматного кофе, но молодая женщина, казалось, этого не замечала.
Руки ее, не переставая двигались, и эти движения руками сопровождались странными звуками. Несведущему, конечно, сложно было бы понять, что именно происходит, но тот, кто хоть отчасти был знаком с миром магглов точно определял источник этих звуков: женщина торопливо постукивала пальцами по клавиатуре маленького ноутбука.
Та, что извлекала эти звуки, практически каждые выходные приходила сюда и занимала один и тот же столик у окна, подальше от других посетителей. Она часами могла неотрывно выстукивать пальцами по клавиатуре своего компьютера, не отвлекаясь ни что. Вот и в этот уик-энд она пришла сюда с намерением провести время так же, как и в прошлый. Но только в это вечер кое-что изменилось.
Дверь паба, который со времен последней войны значительно изменился, а точнее осовременился, визгливо скрипнула, чем вызвала удивление хозяйки, ведь она совсем недавно смазывала петли. Но посмотрев на то, а точнее того, кто заставил дверь издать подобные звуки, она поспешно отвернулась. Голоса посетителей, также обернувшихся в строну двери, разом смолкли и на несколько секунд в пабе повисла напряженная тишина. Но затем почти все из них на одну секунду перевели взгляд на молодую женщину, сидящую за столиком у окна, и гомон в помещение возобновился. Все старательно делали вид, что происходящее их уже не волнует.
Женщина вдруг резко выпрямилась и убрала руки от клавиатуры, почувствовав чье-то горячее дыхание на своей шее.
— Мне вот интересно узнать, долго ли вы ещё собираетесь пользоваться именем вашего супруга, мисс?
Женщина с копной коротких густых взлохмаченных каштановых волос даже не обернулась, когда прямо у ее уха раздался тихий, и даже слегка шипящий мужской голос.
- Не именем, а образом, сэр. - Голос ее был совершенно спокоен, но спина ее была как-то неестественно выпрямлена. - И не мисс, а миссис, сэр.
- Ох, простите! Забыл, что вы миссис и что для зарабатывания денег, между прочем, неплохих денег, вы используете лишь образ супруга, но никак не его имя. - В голосе мужчины было столько сарказма, что казалось, его с лихвой хватило бы на всех посетителей. - Так как долго это будет продолжаться, миссис?
- До тех пор пока мой супруг, сэр, не позволит мне вернуться на мою прежнюю работу. - Если сначала могло показаться, что женщина напряжена, то сейчас в ее голосе слышался явный вызов, и спина ее была выпрямлена отнюдь не из-за напряжения, а подобная поза означала скорее ее уверенность в своих действиях и словах.
- Вы же знаете, миссис, что это не возможно по причине множества различных обстоятельств. - Мужчина, до этого стоявший склонившись за спиной у женщины, резко выпрямился и, обогнув стол, сел напротив нее. Брови его изогнулись причудливым образом, придавая его лицу явственное выражение недовольства и удивления одновременно. - Или вы забыли эти обстоятельства, миссис? Или может они вас больше не устраивают? - Брови его поменяли форму, взметнувшись вверх, и теперь на его лице читалась определенная толика недоверия.
- Но почему же, сэр? Меня все устраивает. Но только я никак не могу понять, что именно не устраивает лично вас, сэр. - Женщина перевела на него взгляд и из-под пышных ресниц на него посмотрели янтарного цвета глаза. Смотрели смело, даже чересчур смело. И заметившие этот взгляд другие посетители паба, даже как-то странно подернули плечами, а затем посмотрели в строну двери. Они, конечно, не слышали, о чем разговаривали эти мужчина и женщина, но их взгляды почему-то не сулили им, другим посетителям, ничего хорошего.
- Даже не знаю, что сказать вам, миссис. Может меня не устраивает, что женщина зарабатывает на жизнь тем, что клепает по три раза в год писанину, которую почему-то принялись называть романом. Эти слезливо-сопливые писанины ни как не вяжутся у меня с тем, что можно назвать произведением, написанным в романтическом жанре. И еще более меня не устраивает то, что вы, миссис, делаете это, несмотря на недовольство ваше супруга.
— Мой супруг, сэр, мог хотя бы из уважения ко мне, не мешать мне, заниматься любимым делом, в особенности учитывая то, что ему известно о том, что я как человек разносторонне развитый просто не смогу сидеть без дела.
- Я думаю, что именно из уважения к вам как к личности, он еще не попытался предпринять что-либо, дабы вы прекратили это весьма странное времяпрепровождение. И еще, миссис, вам не кажется, что вашему супругу как-то не слишком приятно осознавать, что его супруга зарабатывает не просто больше чем он, а на много больше, вот этим странным занятием? - Мужчина, придвинувшись поближе, пристально посмотрел в глаза собеседнице.
- Ну что вы, сэр! Я никак не могла подумать, что моего супруга смущает то, что я зарабатываю больше, чем он. - Женщина вдруг замолчала, оглянувшись по сторонам, и добавила почти шепотом. - Или моего супруга смущает то, что это странное времяпрепровождение связанно непосредственно с ним? - Произнеся эти слова, она откинулась на спинку стула и с вызовом посмотрела на собеседника.
- Вы ошибаетесь, миссис. Вашего супруга не смущает именно это, а настораживает то, что прочитавшие ЭТО, могут вникнуть во все подробности его личной жизни. А, как вам известно, а уж вам-то это должно быть хорошо известно, ваш супруг далеко не из тех, кто любит, чтобы его обсуждали у него за спиной, а уж тем более обсуждали его личную жизнь. - Мужчина, сложив руки на груди, выпрямился и смерил женщину неодобрительным взглядом
- Почему вы так об этом беспокоитесь, сэр? - Женщина вроде искренне удивилась, но мужчина успел заметить, что уголки ее губ слегка дрогнули, когда она говорила это. Он сразу понял, что удивление ее было наигранным.
- Я скорее беспокоюсь о репутации вашего супруга, миссис. - Холодно ответил он, а затем, подняв руку, подозвал к себе хозяйку паба. Когда она подошла, он заказал кружку сливочного пива и перевел взгляд обратно на свою собеседницу. - Не каждому мужчине будет приятно, когда его поступки обсуждают толпы глупых маггловских девиц. И я искренне надеюсь, что только маггловские. - Мужчина загадочно улыбнулся и, вздернув брови вверх, подмигнул женщине.
— А вы невыносимый сноб, сэр. Удивляюсь, как ваша супруга до сих пор терпит вас. Даже годы не научили вас тому, что далеко не все магглы настолько отстают в развитии от волшебников. Вы могли хотя бы постесняться произносить подобные слова, сэр, учитываю то, что сейчас вы находитесь в обществе одной из той самых «глупых маггловских девиц», что читает подобные писанины, как вы изволили их назвать.
- Ох, простите, я, право, забываю иногда об этом! Но я все же считал, что вы намного разумнее всех этих девиц. Или же я все эти годы просто-напросто заблуждался? - Мужчина вдруг тихонько засмеялся, чем вызвал крайнее недовольство у женщины.
- Вы невыносимы, Снейп! - Женщина не смогла сдержаться и произнесла эти слова даже слишком громко, чем возможно хотела.
Некоторые посетители обернулись и внимательно посмотрели на собеседников, а затем по залу пробежался тихий шепот. Но когда мужчина громко хмыкнул, обведя, обративших на них внимание посетителей, суровым взглядом, они разом отвернулись и прекратили шептаться.
- Мисс Грейнджер, не кажется ли вам, что вы чересчур вспыльчивы? - строго спросил мужчина.
- Нет! - резко ответила она. - Или ты прекратишь цепляться ко мне из-за всяких пустяков или я… - Женщина замолчала и, сощурив глаза, грозно посмотрела на мужчину. - Или я вернусь-таки к преподаванию в Хогвартсе, не зависимо от того, нравится тебе это или нет, прямо сейчас. И меня не волнует, как это будет выглядеть! Думаю, что члены попечительского совета, и по сей день считают меня достойной кандидатурой для преподавания Нумерологии. Боюсь, что твое мнение их может уже не заинтересовать.
- Мисс Грейнджер, я, как директор имею полное право решать, кто будет преподавать в школе, кою я возглавляю, а кто нет. И еще, я, как старший по возрасту, имею полное право потребовать от вас большего уважения к своей персоне, мисс Грейнджер. И… - Женщина вдруг резко подняла руку, не дав ему тем самым закончить свою мысль.
- Раньше вас не смущала разница в возрасте, мистер Снейп. И как бы вы не пыталась указать мне на то, что вы якобы более опытны в вопросах жизни, по причине своего возраста, но вам все же придется признать, что я не так глупа как большая часть моих сверстниц, и что я вполне самостоятельная и самодостаточная личность. - Мужчина нахмурился, и было открыл рот, чтобы что-то сказать, но женщина вновь подняла руку. - Я посмею вам напомнить, что я уже не мисс Грейнджер, а миссис Снейп. Вас вроде устраивало то, что я взяла вашу фамилию, выходя за вас замуж, сэр? Или это уже не так? - Женщина дернула головой, отбрасывая со лба непослушные пряди и выжидательно посмотрела на мужчину.
Мужчина долго молчал, внимательно разглядывая женщину, потом вдруг протянув руку, взял ее руку в свою и, притянув к губам, поцеловал.
- Не зависимо от вашей фамилии, вы по-прежнему остаетесь все той же невыносимой гриффиндорской всезнайкой и занудой. При этом вы умудряетесь не ставить себя выше других, но вы не лишены и уважения к собственной персоне. Вряд ли кому-то удастся оспорить ваше превосходство над многими личностями. Возможно, именно из-за этого вашего превосходства я и предложил вам стать моей женой. Приятно осознавать, что рядом с тобой есть кто-то, кого не требуется учить жизни и что этот кто-то в состоянии даже научить чему-то тебя самого.
- Не подлизывайся, Северус. Писать я не прекращу, и я тверда в своем намерении вернуться к преподаванию, когда нашему сыну исполнится одиннадцать. - Строго сказала женщина и, выдернув руку, сложила обе руки на груди.
- Я хотел… - начал было мужчина, но женщина резко поднялась из-за стола и обогнув его подошла к мужчине.
Она наклонилась, и крепко поцеловав его в губы, тихо произнесла:
- Я намериваюсь продолжить историю своего романа, но уже в другой обстановке и в другом направлении, Северус. Составишь мне компанию? - Она ехидно улыбнулась и, сверкнув янтарного цвета глазами, вновь поцеловала его в губы.
- По-моему, проще ограбить Гринготтс, чем переубедить вас, миссис Снейп, - задорно улыбнувшись, ответил он и, поднявшись из-за стола, притянул женщину к себе, чтобы подтвердить свое согласие поцелуем.
Когда эти двое в обнимку покинули паб, мадам Розмерта шумно выдохнула и, вытерев несуществующий пот со лба, тихо произнесла:
- И как эти двое друг друга выносят? Хотя они друг друга точно стоят! - Затем лицо хозяйки паба вдруг стало задумчивым и она, почесав затылок, направилась к одному из столиков. - Минерва, ты не помнишь, чем закончился ее последний роман? - Обратилась она к пожилой женщине, сидящей за этим столиком.
- В предпоследнем главный герой трагически погиб! - ответила пожилая женщина, не отрываясь от чтения книги, которую держала в руках. - А в последнем, то есть в этом, не знаю. Я еще не дочитала до конца. Но, по-моему, он женится на ней.
- Хм! Премного благодарна, Минерва. Дашь и мне почитать потом, а то я все никак не могу найти свободной минутки, чтобы забежать в букинистическую лавку, - прошептала хозяйка паба, склонившись к столику и делая вид, что протирает его.
- Хорошо, Розмерта, - не отрываясь от процесса, ответила пожилая женщина.
|