Все началось в тот вечер, когда он возвратился с собрания Пожирателей — лицо забрызгано кровью и одежда насквозь пропитана красным. А он прошел на кухню и сел за стол.
Мастер зелий смотрел в никуда, и в мыслях его царил хаос.
Увидев его таким, я взяла его за руку, но он подскочил и руку отдернул.
Я отступила, своим рывком он сделал мне больно. Я повернулась к выходу.
— Кровь.
Это все, что он сказал.
Я обернулась; он смотрел на свои руки.
Впервые я видела на его лице что-то, кроме гнева или презрения.
Вот тогда-то все и началось.
Его вызывали каждый день, и несколько часов спустя он возвращался — перепачканный кровью, чужой или своей собственной.
Как-то его не было два дня. Потом он появился на Гриммо, собрал всех, долго говорил о чем-то - и снова ушел во тьму. Я видела.
А он медленно умирал. С каждым разом он становился все бледнее, он исхудал. Он почти не ел и почти не спал. Тогда я и начала оставлять еду у двери его комнаты — то, что ели мы все, или готовила ему ужин отдельно.
Поначалу я это делала из уважения к профессору. Потом — не только.
Если он не возражал, я сидела рядом и украдкой, из-за книги, посматривала, как он ест. Он замечал, и я смущалась.
Кто-то считал его угрюмым и некрасивым - но не мне. Мне он казался очень мужественным и задумчивым. Банально, наверное, ну и что. Это не мешало мечтать о нем - и о том, что однажды он впустит меня в свое сердце.
И о том, с какой страстью мы будем заниматься любовью.
Одно время мне думалось, что это все такие глупости девичьи, но шли недели, и я знала — это настоящее.
Абсолютно нелогично. Особенно, если учесть, как мало времени я проводила с ним. Только эти встречи на кухне, и принести книгу из библиотеки, или подать ингредиенты для зелья в лаборатории.
Я готовила стейк с картофельным пюре и брокколи с морковью. Как раз когда я выкладывала овощи в маленькую тарелку, позади скрипнул стул.
Я обернулась.
Он смотрел на меня.
Во взгляде черных глаз не было ничего.
Никакой насмешки — он просто смотрел.
Я промолчала.
Я поставила перед ним ужин.
Затем достала из духовки хлеб.
Подала ему вилку и нож для масла.
Он принялся за еду.
Я повернулась, чтобы уйти.
— Благодарю вас, мисс Грейнджер.
Я не обернулась.
— Приятного аппетита, профессор.
И так продолжалось еще недели три, или дольше.
Однажды вечером его бархатный голос остановил меня.
- Он что-то заподозрил. Начал вычислять предателя. Скоро он поймет.
Я стояла в дверях, и мой голос сам по себе произнес:
— Не ходите.
Это прозвучало жестко.
Я так и стояла лицом к выходу. Я не хотела, чтобы он видел мои слезы.
Я не хотела, чтобы он высмеял мою тревогу.
С каждым разом на нем было все больше крови - и больше ран, телесных и душевных, и я знаю, как не хотел он, чтобы я вела им счет. Но мое сердце билось лишь потому, что он вновь вернулся живым - вновь ушел и вновь вернулся.
Он молчал.
Напряжение висело в воздухе.
Наверное, сегодня как раз тот день, когда он узнает, что я чувствую.
Язвительный саркастичный Мастер зелий.
Он заговорил — так, будто бы не услышал меня:
— Я установил охранные заклинания вокруг своего дома в Тупике Прядильщиков и в Хогвартсе, но они распознают Вашу магическую подпись, и Вы сможете войти.
От плача меня трясло, и я не могла дышать.
— Северус, пожалуйста, не ходи…
- А больше некому, - и как устало звучал его голос.
Я слышала, как скрипнул стул, когда он поднялся.
Он аккуратно тронул меня за плечо, и я судорожно обхватила его, прижавшись с рыданиями к его груди.
— Мисс Грейнджер… Гермиона… не тратьте слез.
Я отстранилась — чтобы посмотреть в его черные глаза.
- Вы стоите моих слез, больше, чем кто-либо.
И тогда я поцеловала его.
Он схватил меня за плечи, а затем обнял, полностью завладев моими губами.
Той ночью мы занимались любовью.
Когда я проснулась, его уже не было.
Записка гласила: "На случай если я не вернусь. Я тебя люблю".
Это было полгода назад.
А на той неделе Гарри Поттер одержал победу над Томом Марвало Риддлом. Теперь авроры проводили зачистки в лагерях Пожирателей. Порой появлялись люди, несколько лет числившиеся мертвыми или пропавшими.
Я ждала. Я знала, что он жив.
Я пришла в дом в Тупике Прядильщиков — он оставил все мне. И письмо Гарри Поттеру. В нем он объяснял свою роль в жизни его матери, Лили Эванс. Внебрачной дочери Тобиаса Снейпа. Сводной сестры Северуса Снейпа. Лили не знала об этом, а Северус хотел сохранить все в тайне.
Мы сидели на кухне, вместе с Гарри я смотрела на фотографию Лили и Северуса и рыдала. Абсолютно непохожие. Но доказательство — перед нами.
Через неделю и три дня после падения Вольдеморта.
Мы с Драко сидели за столом и ждали. Гарри вместе с другими аврорами отправился на задание, по всему миру искали артефакты, и на сегодняшний день нашли четыре. Искали пленников, искали предметы, искали палочки убийц и убитых.
Я все смотрела на часы — прошел всего час, как они ушли.
Я поднялась, но Драко ухватил меня за руку.
- Гермиона, надо успокоиться, ради ребенка, - и он прав.
Я погладила маленький живот и села.
Драко удивительный человек. Когда я сообщила о своей беременности, все как с цепи сорвались. Рон до сих пор разговаривает со мной сквозь зубы. А когда я отказалась отвечать на вопрос об отце ребенка, стало еще хлеще.
Только Драко, Гарри и Джинни знали.
И сейчас мы обмерли — в комнату вбежал патронус Гарри.
— Мы нашли пленников, Гермиона. Мы нашли Снейпа. Жду вас в Мунго.
В ту же секунду я вцепилась в Драко и аппарировала в больницу. Бегом я миновала медсестру в отделении травматологии. Еще быстрее я пронеслась через двери и по коридору и налетела на галдящих в суматохе авроров.
Я бежала, где-то за спиной кричал Драко, а я уже могла разглядеть, что вон там у стены - Северус, крепко обхвативший одного из авроров и приставивший ему палочку к виску.
И вот тогда я закричала. Я рванулась к нему, но Гарри успел меня удержать.
- Миона, стой, он свихнулся!!! - он кричал и дальше, но я не стала слушать; я с силой наступила ему на ногу и вырвалась; я растолкала двоих авроров на своем пути.
- СЕВЕРУС!!! - я заорала, и кошмар прекратился.
Северус замер.
Я медленно приблизилась к нему.
Он смотрел на меня так, будто впервые видит.
- Северус, это же я, - шепчу.
Он не отвечает, он молча качает головой, рот у него открыт, а на глазах выступают слезы, и он, в панике, выставляет палочку.
- Сев, это я, опусти палочку, умоляю, - а он лишь снова качает головой, но я делаю шаг вперед.
- Я всегда знала, я верила, - он приподнял бровь, - я знала, что ты жив, всем сердцем знала, - продолжала я шептать, стоя перед ним, - я ждала тебя полгода, с того самого утра, когда ты ушел. Как я плакала тогда… Потом я злилась…
В печальных глазах Северуса появился проблеск.
- Я ждала тебя. Несмотря на то, что все вокруг твердили, будто тебя нет в живых. Я знала правду, знала, что ты не покинешь меня. Нас, - и я взяла его за руку, ту самую, которой он сжимал шею аврору. Аврор не шевельнулся, он не понял, о чем я говорю.
Северус дернулся, но все же позволил мне мягко положить его руку на округлый живот — грязную израненную руку. Пусть.
— Она любит слушать о тебе. Если я замолкаю, то она сильно пинается, знаешь?
А у Северуса глаза блестели от слез, и теперь он смотрел на меня, так смотрел, что мне хотелось прыгать от радости.
Я протянула руку и забрала его палочку. Он отдал и попытался коснуться моего лица. Аврор отошел в сторону.
- Он придумал игру… - как тяжело дались ему эти слова, я сама хотела плакать, слушая, - Приводили девушек. Похожих на тебя. И убивали на моих глазах. Они кричали, что я мог их спасти.
Я обняла его, стоя на мысочках, чтобы смотреть прямо в глаза.
— Я жива, Северус, мы оба живы.
Он кивнул, сжал меня еще крепче и уткнулся лицом мне в шею и тихонько шепнул:
— Люблю тебя.
ЭПИЛОГ.
— Папочка! Папочка! Посмотри на меня, папочка!
Северус изо всех сил старался сдерживать свою радость, но счастье отразилось в его глазах, когда он поднял на руки четырехлетнюю дочь.
— Что, малышка?
Как же лучатся ее глазки цвета янтаря…
Амбер младшая. Тане - двенадцать лет. Рис - одиннадцать, а Леоноре - девять.
До чего красивые. Волосы у них у всех мамины, и фигурки тоже - просто эльфы. Только черноволосые. Глаза черные - у Леоноры, а Рис - кареглазая, как мать. А у Тани вот глаза разные, один черный, один карий. А Амбер… невероятно красива. Черные локоны и эти глазки как янтарь.
Северус обожает дочек, но хорошо бы все-таки мальчика…
Он даже как-то проникся сочувствием к Гарри и Драко. Джинни тоже рожала исключительно девочек, и у Драко было две, так что на две семьи - шесть дочек.
— Что случилось, малышка?
— А мама утром сошла с ума! Она, знаешь, говорила, что ты глупый, и что зелье сварил неправильно! И что теперь уже поздно! А что поздно, папочка?
Пять месяцев спустя.
— Ну, мистер и миссис Снейп, это мальчики.
— Мальчики? То есть, двойня?
— Нет. Тройня.
|