Гарри Поттеру было плохо. Никакой радости, которая, по идее, должна была охватить его сразу после победы над Воландемортом. Во-первых, победа досталась нелегкой ценой. Во-вторых, все слишком изменилось. Того мира, к которому он стремился, к части которого, казалось, сумел прикоснуться, не было. Иногда создавалось впечатление, что он все придумал. А самое главное, то, что, в-третьих, но на самом деле – конечно же, «во-первых-приво-первых» - Джинни. Его солнечная девочка. Его лучик. Девушка, которой он хотел сохранить привычный для нее мир, которую хотел лелеять и оберегать. Над которой он трясся, словно над какой-то сокровищницей. Да она, по сути, и была его сокровищем. Самым бесценным, самым дорогим на свете. Была… 


Как странно пить привычное зелье с непривычным вкусом, так странно было и осознавать, что его девочка выросла. И стала совсем не такой, какую он ожидал увидеть. И выхода было два – либо принять ее новую, либо расстаться. Первое – непонятно, второе – больно. Гарри ненавидел все это. Сколько же ему еще мучиться? Казалось бы – Темного Лорда он победил, мира и спокойствия добился, денег у него – ну, просто завались – и ему, и Джинни, и еще сотне волшебников на всю жизнь хватит. И внешностью его природа не обделила. Когда-то нескладный мальчик, явными достоинствами которого были только глаза потрясающего зеленого цвета и дурацкий шрам на лбу, окреп, возмужал, стал почти красавцем. Мечтой. А счастья как не было, так и нет. Почему? 


Гарри пнул камешек на тропинке, тот покатился вниз, к озеру, и исчез в темной воде, вызвав легкую рябь. Руки окоченели, но прятать их в карманы не хотелось. Так, легкое самоистязание. Чтобы хоть что-то чувствовать. Настоящее. Молодому волшебнику самому было странно и, пожалуй, неприятно признаваться даже самому себе, но он испытывал зависть. И к кому? К своему когда-то ненавистному профессору Зельеварения! Когда Гарри видел их с Гермионой, что-то мерзкое и стыдное застывало в районе сердца – нет, он, конечно, понимал, что этим двоим немало пришлось вынести, что их запутанные, но такие настоящие отношения – заслуженная награда. Но чем же он сам, Гарри Поттер, был хуже? Разве мало он настрадался? Почему у них с Джинни все было иначе? Где эти едва заметные, но такие откровенные, смущающие окружающих, взгляды? Почему нет легких, но таких значимых прикосновений? Почему она начинает говорить, а он не может закончить ее предложение? 


Гарри хотелось определенности, а Джинни упорно отказывала ему в этом. Она была непостоянна, переменчива, ее действия, слова ставили его в тупик, заставляли чувствовать себя нелепым, несуразным на ее фоне. 


Прохладные пальцы коснулись его шеи, скользнули выше и накрыли глаза. 


- Угадай, кто? - самый родной и самый чужой в мире голос. 


- Лаванда, любимая, это ты? - по привычке пошутил он. 


- Ах ты!.. - маленький кулачок пнул его в бок. 


- Эй, больно же! 


- Мало, - вроде строго сказала, но пляшущие в глазах чертики сводили эффект на нет. 


Гарри вздрогнул – такой знакомой она ему показалась. Именно в такую он и влюбился. 


- Джинни… - тихо сказал Гарри и пристально посмотрел на нее. 


Она вмиг посерьезнела. Отвела глаза. Отошла. Стало пусто на душе. 


- Гермиона зовет нас к ним с Северусом на ужин. 


Гарри передернуло – он все не мог привыкнуть к тому, что практически все ребята из их компании называли теперь зельевара по имени. Легче это переносилось только потому, что самому Северусу Снейпу, по всей видимости, такое положение вещей тоже не по душе было. 


- Да я… - собрался отказаться Гарри. 


- Я приняла приглашение, - перебила его Джинни. 


Гарри нахмурился. 

- Ну, раз приняла… могла тогда и не предупреждать. Сунула бы мне галстук вечером и поставила бы перед фактом. 

- Гарри, не преувеличивай, - фыркнула Джинни. Ей на плечо села бабочка. Скорее всего, лимонница – еще совсем слабая, ранняя, весенняя, с прозрачными, чуть желтоватыми крыльями. 

Гарри захотелось плакать. Что-то ускользало, а он, прирожденный ловец, не мог споймать. Это не снитч, к сожалению… 

- Джинни… 

- Я пойду, - снова перебила его она. 

Он долго смотрел ей вслед. И еще на один шаг она дальше. Сколько же их понадобится, этих шагов, чтобы она совсем исчезла из виду? Из его жизни… 

Нестерпимо пахло весной. 

**** 

- Гермиона, я не могу так больше. Я должна ему рассказать. 

- Ты уверена, что он поймет? Простит? 

- Нет. Я уже ни в чем не уверена. Запуталась окончательно, - Джинни устало опустила голову на руки. Теплые, почти материнские руки Гермионы погладили ее по волосам. 

Джинни так скучала по Молли. Всегда была папиной дочкой, но, потеряв родителей, поняла, что без материнской ласки отчаянно плохо. Хуже, чем без отцовской поддержки. Хочется выть, стиснув зубы, но вот не находится выход эмоциям, и все тут. 

- Джинни, дорогая… - Гермионе так хотелось помочь подруге, но в данном случае она была бессильна. Когда-то Джинни очень помогла ей самой, Гермиона была безмерно благодарна ей. И вот сейчас понимала, что не может вернуть тот долг. Или?.. 

- Гермиона, мы все словно с ума сошли во время той войны, ты же помнишь?

Гермиона кивнула, присела рядом и притянула Джинни к себе. Рыжая ведьма всхлипнула и спрятала лицо в пышных волосах подруги. А слезы все не появлялись… 

- Я скажу ему. Сегодня, - решительно произнесла она несколько минут спустя, когда прекратились беззвучные, рвущие душу, рыдания. 

- Конечно, дорогая. И… ты прости меня. 

- За что? 

- Обливиэйт! 

**** 

Ели молча. Только стук приборов нарушал тишину. Наконец, Гермиона не выдержала. 

- Слушайте, я все понимаю, но должна сказать, что вы все – ужасные эгоисты! 

Северус, Гарри и Джинни перестали воевать со своей едой и воззрились на нее. Снейп – с легким интересом, почти забавляясь, предвкушая, что будет дальше. Гарри – с искренним удивлением. Джинни – виновато. 

- Ты о чем? - спросил Гарри. 

- Я понимаю, что у каждого свои проблемы, но, будучи женщиной беременной, а, значит, законно неуравновешенной, я требую, чтобы вы прекратили это! 

- Что именно, дорогая? - учтиво осведомился ее муж, возвращаясь к своей трапезе. Не то, что бы он был так черств по отношению к ней, но за последние несколько месяцев он понял, что лучшим способом избежать неконтролируемой агрессии жены является абсолютное и беспрекословное согласие с ней во всем. В данный момент он отвлекся на еду, чтобы скрыть свое так бесившее ее снисходительное веселье. Он уже почти догадался, что будет дальше. Сделать вывод на основании ее рассказов и нынешнего состояния мисс Уизли было не так уж и сложно. 

- Вы все так отвратительно молчаливы сегодня, что это просто сводит меня с ума! 

- Ты хочешь, чтобы мы кричали? - недоуменно спросил Гарри. 

Снейп хмыкнул – он никогда не сомневался в тупости Поттера. Гарри бросил на него яростный взгляд. 

- Джинни, милая, прости, но я, пожалуй, начну за тебя. Не могу смотреть на то, как вы мучитесь. Северус? 

- Да, дорогая? 

- Пошли в погреб. 

- Экзотичная просьба, - бровь Мастера Зелий привычно взметнулась вверх. - Не хочешь объяснить, зачем? 

- За вином, конечно. 

Снейп окончательно убедился в том, что ему, к сожалению, предстоит пропустить самое интересное. В связи с беременностью Гермиона совсем отказалась от спиртного. Более того, запрещала пить и ему. Поэтому ее просьба явно была завуалированным «а не пошли бы мы?..». Он отложил салфетку в сторону, встал и помог встать жене. 

Уже выходя из столовой, до них донесся растерянный голос Поттера: 

- Что происходит?.. Джинни?.. 

**** 

Гермиона долго вынашивала этот план. Она первая заметила, что отношения Гарри и Джинни дали трещину. Узнать причину не составило труда. Проступок Джинни был достаточно серьезным. Гарри точно не прости бы ей того, что она переспала с Малфоем. Как объяснила Гермионе сама Джинни, это было временное помешательство, какой-то неконтролируемый импульс. Просто она так чувствовала тогда… 

Малфой был пленен во время одного из сражений с УС. Джинни поручили присматривать за ним, пока его не доставят в Азкабан. Нельзя было сказать, что он соблазнил ее. Она в тот момент тоже его хотела. А потому, когда он стал расстегивать ее блузу, она не сопротивлялась. Она точно знала, что это произойдет только один раз, что Малфой просто пытается таким образом усыпить ее бдительность и сбежать. Но ее это не остановило. Джинни была горячей и практичной девушкой, как бы странно это ни звучало. Гарри был увлечен борьбой с Тем-Кого-Нельзя-Называть, упорно отказываясь начинать с ней те или иные отношения. Мол, опасно. Кроме того, он сам ей как-то сказал, что, возможно, будет лучше, если она будет встречаться с кем-то другим. Он все не мог избавиться от уверенности в том, что в последней битве погибнут оба – и Воландеморт, и он сам. И хотел избавить Джинни от лишней боли. Страдал, конечно, когда она в открытую пару раз сходила с Невиллом на свидание, но молчал. А когда Невилл погиб, поддержал ее в ее горе, но она же видела, что ему не из-за этого плохо. Просто ему было стыдно – в какой-то степени он был рад тому, что Джинни осталась одна. И тогда она разозлилась. Сама стала избегать его. Он, казалось, даже обрадовался этому. Внешне. 

А с Малфоем у нее были свои счеты. Ведь именно он убил Невилла… 

Она прикрыла глаза, прячась от солнца. Притворилась спящей. Сквозь ресницы она видела, как Малфой тихонько привстал с постели. Аккуратно, чтобы не разбудить ее. Быстро оделся, направился к двери. Реакция Джинни была мгновенной. 

- Ни с места! 

Малфой замер, медленно развернулся. Глаза насмешливо блеснули при виде палочки, направленной на него. 

- Ты же не станешь меня убивать? - голос его был полон издевки. 

- Конечно, стану, - разуверила его в обратном Джинни и встала с постели, не сводя с него взгляда и не переставая направлять на него палочку. 

Она была чудо как хороша в этот момент – нагая, с огненно-рыжими распустившимися волосами, красиво ниспадающими по плечам вдоль гибкого стройного тела. Настоящая ведьма. Драко даже залюбовался. 

- В постели ты, конечно, бог, - признала Джинни. - Но в жизни – полный мудак. Я ни о чем не жалею, не пожалею и об этом, - кисть ее руки изогнулась, а с губ легко сорвались слова: - Авада Кедавра! - Малфой встретил смерть достойно – с открытыми глазами. 

Джинни тогда не спеша оделась, застелила кровать, убрала все следы недавней страсти, а потом вызвала авроров. 

- Он пытался сбежать. 

Никто не стал разбираться, никому не было дела до нахального слизеринца…

А потом война окончилась. Гарри пришел к ней, и попросил ее руки. Она все еще любила его, немного по-другому, без той сумасшедшей детской влюбленности, почти-одержимости, но все же любила. И ответила согласием. Только вот тот факт, что она переспала с Малфоем, отравлял ей жизнь. Тогда все казалось правильным, а сейчас… возможно, это было по-детски, но вот если бы она толком могла хоть немножко оправдать себя в своих глазах. Просто представить, что этого не было… будто все понарошку… 

Вот Гермиона и решила прекратить мучения подруги. Неправильно, конечно, незаконно. Но беременным женщинам многое можно простить. 

И она себя простила. 

**** 

- Белое или красное? - Снейп склонился над углублением в стене погреба. 

- Северус, прекрати. Я не поверю, что ты мне поверил. 

- Какая изящная формулировка. 

- Прекрати издеваться. 

- И в мыслях не было. 

- Лжец, - попыталась оскорбить его она. 

- Слизеринец, - уточнил он. 

- А разница? - она изогнула бровь не хуже него. 

- Ведьма. 

- Она самая, - все-таки успела сказать последнее слово, перед тем, как он ее поцеловал. 

Когда они оторвались друг от друга, он спросил: 

- Ты расскажешь мне? 

- Куда же я денусь, - проворчала Гермиона и выложила ему всю историю с подноготной. 

- Иногда ты меня пугаешь, - усмехнулся Снейп, когда она закончила рассказывать, - Обливиэйт? Просто и чертовски эффективно. Почему же ты не сделала этого раньше? 

- Я думала, она справится сама. Да и Гарри мне казался лояльным. Но потом я понаблюдала за ним, задала парочку безобидных вопросов… в общем, он бы действительно не простил. А, кроме того… - она замялась. 

- Что? 

- Джинни… 

**** 

- … беременна. 

- Ты… что? 

- Я все не знала, как тебе сказать, боялась твоей реакции… 

Гарри подхватил ее на руки и закружил по комнате, едва не сбив отодвинутый от стола стул Снейпа. 

- Мерлин, Джинни, а я все не мог понять, что же происходит… думал, ты надумала меня бросать… 

- Дурачок, - она с нежностью взъерошила его и без того растрепанные волосы. 

**** 

Глядя в глаза любимого человека, Джинни Уизли сделала вывод, что ее подруга, пусть случайно, но сделала ей величайшее одолжение. Теперь у Джинни была почти чистая совесть, почти муж и почти ребенок, и совершенно полная уверенность в счастливом будущем. И еще – почти оправдание в собственных глазах – отныне можно было принимать удивленный вид при упоминании о Малфое, и, игнорируя изумленные взгляды, спрашивать о том, кто это. Пусть Гермиона сама с этим разбирается. А с Джинни – взятки гладки. 

Да-да, Гермиона Грейнджер, ныне Снейп, была самой начитанной и самой умной ведьмой на свете, но одной вещи она не знала – на Джинни Уизли совершенно не действовало Заклинание Обливиэйт.