По коридорам Хогвартса бежала юная гриффиндорка. Бежала, не обращая внимание на окружающих, из последних сил сдерживая слезы. Повороты, лестницы, мелькающие лица — ничего не имело значения. В голове пульсировала только одна мысль: «Прочь, прочь, прочь!». Прочь от них, от постоянных обид, пренебрежения, от необходимости доказывать свою значимость… Казалось бы, они ее друзья, не стоит обижаться… но откуда тогда это щемящее чувство в груди? Почему кажется, что все так неправильно? Она ДОЛЖНА переживать счастливые моменты молодости, иметь кучу подруг, обсуждать новинки моды, или новую прическу Панси, которая, о, ужас, ей совершенно не идет. Она ДОЛЖНА строить глазки Рону и быть счастлива от прикосновений его потных ладоней… Но нет, нет, нет, НЕТ!!! Это угнетает… Кажется, что ты в неправильном мире, во сне… Она пыталась, видит Мерлин, пыталась соответствовать действительности, найти свое место и стать счастливой. В детстве ее инакомыслие и непохожесть на других не позволили ей сблизиться с ровесниками. К десяти годам Гермиона Грейнджер даже уверилась в необходимости лечения в психиатрической клинике. Втайне от родителей собрала сумку и почти ушла из дома. Смешно вспомнить: ее остановил яблочный пирог, обещанный мамой на ужин. Любимое лакомство, которым ее баловали столь редко.

А во время ужина в дом залетела сова. Приземлившись на край стола, она вальяжно протопала к отцу и протянула ему… письмо. Девочка подумала, что зря она не ушла днем, так как начались галлюцинации. Но родители тоже видели странную птицу. В письме оказалось приглашение в школу ВОЛШЕБСТВА. Гермиона, выхватив письмо, читала его взахлеб, приговаривая: «Я волшебница, волшебница, волшебница!». За лето она прочла все, что смогла найти о волшебстве и Хогвартсе, ведь она так хотела стать своей в этом мире. Такие надежды — и столь сильное разочарование! Несмотря на высокие оценки и великолепное знание предметов, она оставалась одинока. Да, рядом с ней всегда были Гарри и Рон, но общение с ними заставляло гриффиндорку чувствовать себя скорее их матерью или старшей сестрой, нежели подругой. Помощь в учебе, опека и контроль в их «приключениях» не позволяли расслабиться: как будто гуляешь с несмышлеными малышами, которые могут в любую минуту упасть, сломать руку или, еще хуже, свернуть шею.

Погруженная в свои мысли мисс Грейнджер чуть не врезалась в стену. Истерично рассмеявшись, староста Гриффиндора смотрела на тупик и плакала. Как символично!

Незнакомый, темный, заброшенный коридор, стены которого в трещинах и паутине.

- Безрадостная обстановочка, - подумала Гермиона и наколдовала пару свечей. И тут же заметила золотой блеск: тусклый свет осветил краешек старинной рамы. Мисс Грейнджер подошла ближе, чтобы рассмотреть картину… и замерла как громом пораженная. Она не могла поверить в то, что видела.
 

С холста на нее смотрела богато одетая пара в костюмах времен Генриха VIII. Но поражала не шикарная одежда и украшения, а светящееся лицо девушки, ее счастливые, любящие глаза и мягкая улыбка. Эта незнакомка до безумия напоминала Гермионе ее саму: те же темные волосы, яркие, теплые глаза, тот же чуть вздернутый носик. Будь у нее родственники-маги, она бы подумала, что это кто-то из ее родственников.

Все еще пребывая в легкой растерянности, гриффиндорка решила рассмотреть спутника своего двойника. Высокий, кажется темноволосый… не разглядеть. Один взмах палочки — и пыль исчезает, открывая лицо… профессора Снейпа?!

Вдох, выдох, зажмуриться, сосчитать до десяти… Приоткрываем глаза и видим… Северуса Снейпа, нежно (НЕЖНО?!) обнимающего девушку. Как будто она из хрусталя, и, сжав чуть сильнее ее плечи, она рассыплется. Мужчина даже ласково что-то нашептывал на ушко своей возлюбленной, вызывая легкий румянец на ее щеках. Вдруг они внимательно посмотрели на свою гостью и одарили ее широкими улыбками.

- Гермиона!!! Гермииииииии!!! Мы тебя обыскались уже! - закричал где-то вдалеке Рон. Он не должен это увидеть.

- Иду, Рон! Я просто заблудилась! - ответила девушка, поворачивая к лестнице.

С этого дня, мисс Грейнджер отправлялась в заброшенный коридор каждый раз, когда чувствовала себя одиноко или потерянно. Просто чтобы посмотреть на счастливую «себя». Портрет напоминал ей как она выглядит, когда счастлива. Впрочем, не только она, но и ОН. Так странно было наблюдать за спокойным, умиротворенным и счастливым Северусом Снейпом. За его легкой улыбкой, за излучающими любовь темными глазами… На холсте Гермиона увидела всю красоту профессора. Именно красоту. Не зря художники любят рисовать выразительные лица: в них всегда есть жизнь, а жизнь прекрасна. Прекрасна в своей многогранности. Кукольная же внешность наводит на размышления о посмертных масках. Может быть, это и глупо идти против общепринятого мнения, но Северус Снейп был прекрасен. Его глаза, о которых можно говорить бесконечно, четко очерченные губы, скулы, орлиный нос. Весь облик излучал благородство и мужество. Рядом с ним можно было чувствовать себя хрупкой, нежной девушкой, нуждающейся в защите и трепетных объятиях, а не атлантом, держащим все на своих плечах.

Гриффиндорка ощутила укол зависти к этой незнакомке. У нее было счастье, и даже после смерти она с НИМ вместе на этой картине… А она, настоящая Гермиона — одна. Как бы ей хотелось увидеть обращенную к ней улыбку на таком любимом лице своего профессора…

Приближались экзамены, лето. Все пребывали в предвкушении каникул, летних развлечений, встреч с друзьями и родителями. Гермиона же ощущала тоску. Она не сможет больше приходить к своему любимому всеми забытому портрету. Хотя, в последнем она уже не была столь уверена. Нередко, приходя в тот коридор, она чувствовала чье-то присутствие. Словно кто-то ушел буквально за мгновение до нее. Однако девушка продолжала ходить как по расписанию на сеансы счастьетерапии, к этому уже такому родному холсту.

Но все хорошее имеет свойство заканчиваться. Настал тот час, настал тот день… Мдааа. Суета, крики и визги счастливых детей. Ура, каникулы!

До отправления Хогвартс-экспресса было еще около трех часов, и Гермиона, передвигаясь по стеночке, дабы ее не сбили сумасшедшие от счастья дети, шла попрощаться с портретом… Поворот, лестницы и родной тупик. Счастливая любящая друг друга парочка. Простояв, наблюдая за этой идиллией какое-то время, гриффиндорка дотронулась до нарисованной руки мужчины и прошептала:

— Я буду скучать. Хорошего Вам лета, профессор Снейп.

- И Вам, мисс Грейнджер, - этот голос нельзя было не узнать. Таким глубоким, бархатным баритоном обладал только профессор Снейп. Гермиона резко подняла голову, вглядываясь в портрет: она никогда не слышала от них ничего кроме неясного шепота. С холста насмешливо улыбалась девушка, глядя на что-то за спиной старосты. Медленно обернувшись, Гермиона увидела Северуса Снейпа, который стоял, опираясь на стену, и с интересом наблюдал за своей студенткой. А она, густо покраснев, не знала куда смотреть. Такой щекотливой и странной ситуации в ее жизни еще не было. Как теперь себя вести? Что говорить? Что он о ней подумал? Почему он не язвит? И вообще, что он тут делает?

Вопросы пронеслись в голове со скоростью света. И тут пришло понимание. Вот откуда это ощущение чьего-то присутствия! Профессор Снейп тоже приходил сюда. Подумать? Поразмышлять? А может, как и она, чтобы помечтать? Погрезить о счастье…

В душе девушке зародилась надежда: а вдруг и у них получится? Ведь она так хочет подарить ему свою любовь. Решившись, Гермиона искренне улыбнулась грозному профессору, и сказала:

— Спасибо большое, профессор Снейп.

Мужчина смотрел на это юное прекрасное и волшебное существо и восхищался. Теперь эти сияющие глаза смотрели на него с такой нежностью и… любовью. Профессор зельеварения давно нашел этот портрет и был безмерно удивлен своей похожестью на изображенного мужчину. А девушка… девушка его очаровала. Она излучала некую чистоту, нежность и любовь. Она казалось такой хрупкой, что хотелось отдать все силы на ее защиту. Все, чтобы уберечь, все, чтобы не потерялась эта искренность. Таких эмоций в нем не вызывала даже Лили. На протяжении многих лет декан Слизерина приходил к этому портрету. Но самое странное, что недавно он узнал нарисованную девушку в мисс Грейнджер. В надоедливой всезнайке, вечно деятельной, в этакой пионерке* Гриффиндора. Но разве может главная всезнайка Хогвартса быть хрупкой, нежной, нуждающейся в защите девушкой? Однако стоило ему увидеть ее, такую потерянную и расстроенную у этого портрета, как что-то дрогнуло внутри. А когда она прощалась с ним, у профессора возникло чувство, которому он пока даже определения не мог дать. Неужели по нему будут скучать? Неужели кто-то не убегает с криком от его изображений? И, что самое приятное, этот кто-то - прекраснейшая девушка. Поддавшись порыву, он ответил ей. Было довольно забавно наблюдать за растерянностью гриффиндорки. Он уже ждал, когда она, что-нибудь промямлив, скроется с его глаз… но нет. Гермиона удивила Северуса, смело поблагодарив его. А ее взгляд заставлял сердце биться чаще.

— Вы можете опоздать на поезд, мисс Грейнджер.

— Действительно, еще раз спасибо.

— И Вам, мисс Грейнджер, за пожелание. До встречи осенью.

— До встречи, профессор.

Лето у Гермионы прошло не так уж и плохо. Часто на ее лице можно было заметить мечтательную улыбку, а иногда услышать сказанное шепотом «До встречи"…

*В смысле первой, образцовой.