Оказывается, несмотря на прожитые годы, всевозможные потрясения и ворох нескончаемых дел он всё еще не разучился удивляться. Каждодневно сталкиваясь с проявлениями клановой, высшей и стихийной магии, он видел настоящее чудо лишь однажды в жизни: девочку, которая умела летать. Без труда, без каких либо усилий, грациозно, будто опираясь о воздух, она парила и задорно смеялась. Тогда, в детстве, он был готов видеть в Лили ангела, маленького, неумелого, который лишь отращивает крылья. Но годы шли, мир менялся, Северус взрослел, а девочке так и не суждено было расправить крылья. Лили Эванс окуналась в магию с головой, чудо было ею позабыто, его место заняли познание и научный подход. Впитывая магические знания как губка, магглорожденная Эванс становилась все более умелой волшебницей, превосходя во многом чистокровных снобов и тупиц. Но с каждым годом она всё больше отдалялась от главного - способности летать. Сначала его это озадачивало. Потом разочаровывало и злило. Северус пытался объяснить девушке, что она теряет, спасти в ней ту искру, что когда-то пленяла всех окружающих. Но Лили была упряма и слишком очарована магическим миром, чтобы прислушаться к изгою-полукровке. Вот тогда Северус и осознал впервые, как хрупки чудеса. Они подпитываются лишь человеческим восхищением, верой в них. Они не прощают равнодушия, они исчезают, не будучи востребованными. Ускользают сквозь пальцы, рассыпаясь звездной пылью по ветру.

Как он был глуп, когда пытался просчитать, воссоздать магические потоки, изыскивая любые возможности для полета! Порой магу казалось, что он близок к цели, пара формул и вот он — секрет левитации. В двадцать веришь, что нет ничего невозможного, что стоит поднапрячься и Великое у тебя в кармане. Он мечтал научиться летать. Любым способом.

Все его мечты и стремления были разбиты весной восемьдесят первого года. В ту ночь, в момент осознания потери, ему не давало покоя непонимание. Как могло случиться, что чья-то жестокая, безумная воля могла поглотить, растоптать его Лили? Ту Лили, что умела летать. Ему казалось, что Эванс просто упорхнула куда-то ввысь, в недосягаемость, и было досадно, что не успел её удержать, ухватить за невидимые крылья. В последующие безумные месяцы, когда, казалось, времени не существует, Северус был одержим лишь идеей самому воспарить туда же, ввысь. Как ему обрести крылья? И он пришел к выводу, что решение должно быть элементарным: надо брать то, что хочешь. Желать и получать. Всё просто. И он желал: найти, докопаться, превзойти себя, возвыситься и вдоволь насладиться славой. А почему бы и нет? Что теперь еще может быть для него более важным? И как следствие - боль, потери и разочарование. И опустошенность. Оставалось лишь с извечным вопросом обращаться к Вечности. Или к тому, кто управляет этим Миром. И в итоге - не получить ответ и, в который уж раз, разочаровываться. Терять надежду, себя. И вновь недоумевать.

Он потратил годы на решение этой задачи. Он изучал сложнейшие трансфигурационные заклинания, строил расчеты и всё же добился своего! Лишь затем, чтобы понять - это не полёт, глупая имитация, подделка, больше напоминающая падение, чем взлет. Мерлин и Моргана! Умение летать - столь же неразрешимая загадка для него, как и сама жизнь…

Спустя восемь лет он не верит своему счастью: некогда взбалмошная, не в меру любопытная всезнайка стала теперь обворожительной и безумно желанной для него женщиной — его женой.

- Милый, почему ты застыл в дверях? Ты же знаешь, мы опаздываем! - в её голосе нотки неудовольствия, и, ставшей уже привычной, досады - ему никак не дается изображать радость от предстоящего похода к Поттерам.

Северусу стоит большого труда, чтобы не показать, как он шокирован. Хочется кричать в голос или остановить её, но нельзя. Следует делать вид, что ничего сверхъестественного не происходит, если он не желает спугнуть это чудо. Его персональное чудо, что всё еще сонное, в ночной шелковой сорочке и легком халатике на худеньких плечах. Гермиона нежится в первых лучах столь же заспанного, лениво потягивающегося солнца. Его женщина сейчас особо хороша, она будто светится изнутри. И как же прекрасна в своем непонимании! А он даже дышать боится — Гермиона парит в воздухе, в нескольких футах над полом.

- Сейчас бы чашку кофе. Такого, который получается лишь у тебя, - обернувшись, улыбается она. -Знаешь, мне сегодня особенно легко. Я видела сон: много разноцветных бабочек и облака. Кажется, я знаю, что это значит.

Но мужчина не понимает, о чем она, и никак не может заставить себя произнести хоть слово. Проклятая растерянность!

- Что-то не так? - тихо спрашивает жена и в ее взгляде проскальзывает беспокойство.

- Всё в порядке. Что сейчас может быть не так? - деланно равнодушно пожимает он плечами. Способность контролировать собственные эмоции, наконец, возвращается к нему.

- Представляешь… - она немного успокаивается, - я… думаю… нет, я уверена… - счастливая улыбка вновь озаряет ее лицо, она хочет сделать шаг к нему на встречу, но внезапно осознает, что уже не на полу и теряет равновесие. Он кидается к ней, едва успевает подхватить.

— Ох! Это произошло опять! Знаешь, в третий раз за месяц!

Он держит ее крепко, боясь, что она сейчас, словно птица, упорхнёт от него. Ему делается невыносимо стыдно от того, как страстно хочется лишить её полета, эгоистично приковать к себе клятвами и не позволять, не отпускать… Возможно ли удержать солнечный лучик в ладони? Или велеть солнцу не сходить с небосвода вечность?

- Северус, я думаю, у нас будет ребёнок, - произносит она, ища в его взгляде поддержку и что-то еще - может, радость? И он готов дать ей всё, что у него есть, лишь бы не улетела, не бросала его, как тогда Лили. Что? Что она только что сказала? Он не ослышался?

- Повтори! - непослушными губами шепчет мужчина, не смея надеяться.

— Я хочу девочку. Я уверенна, что это будет она: самая замечательная девочка на свете! И глаза у нее будут твои. И любознательность. И…

Он стискивает Гермиону в объятьях еще сильнее, понимая, что причиняет этим боль, но сдержаться - выше его сил. Внезапное счастье обрушивается на него лавиной. И неожиданное понимание, что для полета нужно лишь быть счастливым. Решением было - не сложные формулы и расчеты, а самое простое и недоступное для него до сих пор чувство - ощущение избыточного счастья.

Гермиона смеется, зарываясь лицом в отвороты его утреннего махрового халата, потом встает на цыпочки, тянется к нему, целует в губы и, фыркнув, произносит:

— Тебе понравится быть отцом! Не волнуйся ты так!

Отцом. О, да. Ему понравится. У него будет еще повод полетать. Как когда-то у Лили. Ведь он теперь знает, какого это - быть безмятежно счастливым.

Fin.