В этот холодный январский вечер в подземельях Хогвартса поселилась ледяная стужа. Но источником ее был отнюдь не колючий мороз за стенами школы и хрустящий скрипучий снег под ногами полночного путника.

— Я не брала, клянусь вам, профессор, я не притрагивалась к «Имбирному глотку»! — беспомощно повторяла Гермиона, не в силах поднять глаза на рассерженного Снейпа.

— Перестаньте лгать, мисс Грейнджер, — в голосе зельевара было столько злости и, кажется, отвращения, что девушка задрожала, ощутив, как горячие слезы предательски защипали в глазах. — Сегодня утром в лаборатории были только вы. Я оставил вас одну всего на полчаса, а за это время вы умудрились стащить из моих запасов один из самых сильных афродизиаков. Признавайтесь, зачем вам понадобился «Имбирный глоток»? Хотите соблазнить кого-то из ваших пустоголовых друзей? — слова были обидными, злыми, несправедливыми. Они срывались с губ Снейпа, падали на каменный пол подземелий и разбивались на множество мелких осколков, каждый из которых больно ранил души. Его и ее.

Гермиона не выдержала. С трудом сдерживаемые слезы потекли по раскрасневшимся от обиды щекам. Девушка отвернулась и попыталась дышать ровнее, чтобы успокоиться и ответить что-то на эти несправедливые обвинения, но проклятые слезы все лились, а из горла вырывались сдавленные всхлипы. Больше всего на свете Гермиона желала стать невидимой, исчезнуть, даже умереть, только бы не слышать, как профессор говорит с ней так… Так, что это убивает все светлое и доброе в душе… Она не заслужила этого черного презрения, граничащего с ненавистью. Она не должна унижаться перед ним, ведь все ее усилия, в любом случае, будут тщетными.

— Поверьте мне, пожалуйста, — беспомощно всхлипнула девушка и тут же оборвала себя. Так нельзя. Снейп не переносит, когда перед ним пресмыкаются. — Вы можете обыскать меня или мою комнату, можете применить ко мне легиллименцию и убедиться, что я говорю правду.

Профессор зельеварения сделал шаг вперед, и Гермиона невольно попятилась, не в силах противостоять ему и тем словам, что уже были готовы сорваться с бледных губ учителя. Да и что она могла? Со Снейпом могли спорить разве что покойные Дамблдор и Вольдеморт, которым зельевар был вынужден подчиняться.

— Меня не интересуют ваши жалкие оправдания, мисс Грейнджер, — такая предсказуемая фраза.

Гриффиндорцы часто слышали ее на уроках зельеварения, быть может, не так грубо сформулированную. Но Гермионе каждый раз становилось больно от этих хлестких и жестоких фраз. А сейчас… Она не может больше слышать презрение в его голосе и видеть в его глазах только злость и равнодушие.

— Пятьдесят баллов с Гриффиндора! И, как вы понимаете, наш совместный проект, навязанный мне директором МакГонагалл, на этом заканчивается. Чтобы ноги вашей больше не было в моей лаборатории!

Снейп все-таки увидел ее слезы. И отвернулся. Гермиона нашла в себе мужество медленно выйти из кабинета зельеварения с гордо поднятой головой.

Разрыдалась она только тогда, когда повернула за угол. Спину холодил камень замковой стены, а в голове раз за разом проносилось: «Чтобы ноги вашей больше не было в моей лаборатории!» 

* * * 

Профессор Северус Снейп никогда не бил дорогую лабораторную посуду, даже когда пребывал в самом отвратительном настроении. Он слишком высоко ценил свою работу и талант зельевара, чтобы позволять эмоциям брать верх над здравым смыслом. Но в этот вечер маг просто не мог себя контролировать.

Когда за гриффиндоркой закрылась дверь, Северус простоял несколько секунд, до боли сжимая спинку стула, пока боль от врезавшейся в ладонь занозы не заставила выплеснуться все накопившиеся за последние полчаса чувства. Снейп схватил со стола большую термостойкую колбу и со всей силы швырнул на пол. Осколки толстого стекла брызнули во все стороны и разлетелись по лаборатории. Один из осколков полоснул зельевара по щеке, и маг почувствовал, как через мгновение по лицу потекла теплая струйка крови.

«Лучше бы прямо в сердце, чтобы заткнулось наконец», — с отчаянием подумал Снейп.

В душе росла эта ненавистная апатия, с которой он жил уже много лет. Это мерзкое чувство, когда опускаются руки, внутри царят холодное равнодушие и тупая раздражительность. Добро пожаловать домой, Северус. Пора бы уже выучить этот урок: от себя не сбежишь, рано или поздно все вернется на круги своя.

Снейп подошел к своему столу и сел, уронив голову на руки. Дышать было тяжело, кровь из пореза закапала на пол, и маг сердито смахнул алые капли со щеки.

Дурак, какой же он был дурак, когда решил согласиться делать этот проклятый проект с мисс Грейнджер. Это МакГонагалл уговорила его участвовать в получении гранта на создание нового зелья для клиники святого Мунго, да еще и упросила выбрать в качестве помощника гриффиндорскую всезнайку, то есть, конечно, лучшую ученицу седьмого курса. Ей, видите ли, нужна практика, чтобы после окончания Хогвартса учиться на целителя. Ну конечно, а ему, бывшему Упивающемуся смертью, с которого только недавно сняли обвинения в убийстве Дамблдора и наградили Орденом Мерлина за помощь в уничтожении Вольдеморта, этот чертов проект придется весьма кстати. Послужит для укрепления репутации. Как будто репутация среди этих болванов, коими является большая часть магического общества, когда-нибудь интересовала Северуса Снейпа.

Раньше мисс Грейнджер была для него никем. По сути, пустым местом. Он ничего не знал о ней и знать не хотел, как почти ничего не знал и обо всех учениках, кроме своих слизеринцев. Это равнодушие, однако, не мешало профессору Снейпу иметь о каждом ученике собственное мнение. Северус не желал думать о том, как же вышло так, что из надоедливой всезнайки мисс Грейнджер превратилась в непростительно близкого для него человека. Когда это случилось? Когда она проявила живой интерес к тонкой науке приготовления зелий? Когда по-детски радовалась каждому успеху и сильно огорчалась из-за любой неудачи? Когда внимательно слушала его, ловила каждое слово и искренне восхищалась знаниями своего учителя зелий? А может быть, когда она втихомолку сварила зелье от мигрени и просидела со своим профессором, готовым сойти с ума от головной боли, всю ночь? Это не имело никакого значения. К чему искать точку отсчета для привязанности, когда сделать уже ничего нельзя? Как нельзя и испытывать глупую нежность и идиотское волнение при виде юной гриффиндорки. Запрещено. Он, покалеченный войной и отравленный собственной тьмой, не нужен ей, чистой, доброй, еще молодой, но уже мудрой и милосердной. Это правильно и справедливо. Так будет лучше. Для нее.

Снейп знал, что Гермиона не брала «Имбирный глоток». Профессор действительно обнаружил пропажу зелья, но ему бы и в голову не пришло обвинять в исчезновении афродизиака мисс Грейнджер. Северус был почти уверен, что «Имбирный глоток» взял Драко Малфой — соблазнить очередную подружку на один вечер. Но сейчас зельевару было наплевать, кому и зачем понадобился афродизиак.

Он поступил не слишком благородно, зато правильно. За долгие годы Северус привык поступать именно так. Шпионская деятельность — занятие не для героя, но результат оправдывает все. Враждебно относился к Поттеру, зато за мальчишкой всегда был присмотр, а Темный Лорд ни на секунду не сомневался, что Снейп на его стороне. Сомнения у Вольдеморта появились всего за несколько минут до смерти. Да, он причинил боль мисс Грейнджер, но теперь она потеряет все наивные иллюзии относительно него, злобного старого профессора зельеварения и не будет больше говорить своей рыжей подружке те глупые слова, которые он случайно услышал в библиотеке:

— Я люблю профессора Снейпа…

Северус просто не мог позволить мисс Грейнджер и дальше заблуждаться на его счет. Если он был вежлив с ней в последние три месяца, то это не значит, что из него можно вылепить мечту любой женщины. Гермиона видела то, что хотела, она придумала этот насквозь фальшивый образ заботливого наставника.

Снейп обвел невидящим взглядом лабораторию, посмотрел на перепачканные кровью руки и хрипло рассмеялся. Он уже успел забыть, что буквально через пару часов наступит самый ненавистный день в году — его день рождения.

Как же вовремя он расставил все точки над «i». 

* * * 

Новый морозный день не принес с собой ничего, кроме разочарований. Гермиона с ужасом думала о том, что теперь каждый день будет таким: пустым и бессмысленным.

Профессор Снейп выгнал ее и теперь ничего не хочет слышать о Гермионе Грейнджер. Она пыталась поговорить с ним после завтрака, но зельевар смерил девушку равнодушным взглядом и снял баллы за неподобающее обращение к учителю. Он ушел, не сказав больше ни слова, оставив Гермиону кусать губы от обиды.

Девушка разрывалась между желанием догнать Снейпа и упорно объяснять ему, что она не прикасалась к «Имбирному глотку», начать искать доказательства своей невиновности или же просто сбежать в свою комнату подальше от профессорской холодности, удивленных взглядов Гарри и Рона и сочувствия Джинни. Гермиона с трудом дождалась окончания уроков и, проигнорировав предложение друзей пойти на чай к Хагриду, направилась к выходу из замка.

Уже стоя недалеко от избушки Хагрида, девушка почувствовала, что какая-то книга в школьной сумке больно упирается ей в бок острым углом. Гермиона раздраженно сбросила сумку с плеча, открыла замок и увидела синюю коробку, перевязанную серебристой лентой. Подарок на день рождения профессору Снейпу. Подарок, который она собиралась вручить ему сегодня вечером в лаборатории во время работы над зельем. Снейп не любил свой день рождения и весьма прохладно относился к поздравлениям. Об этом Гермионе рассказала профессор МакГонагалл, но девушка не могла просто проигнорировать этот праздник и втайне надеялась, что сумеет доставить Северусу хоть немного радости. Но теперь…

Гермиона отчаянно замотала головой и пошла прочь от Хогвартса. Неподалеку младшекурсники играли в снежки, и их восторженные крики были, вероятно, слышны и в Хогсмиде. Тихо падал снег, укрывая лес пушистым покрывалом, сотканным из снежинок, даря каждому дереву и кусту по белой шапке. В это время года здесь было по-настоящему волшебно. Стоит пройти совсем немного, и Хогвартс останется позади, и вот ты стоишь на засыпанной снегом дорожке, ведущей в удивительно тихий лес. Не слышно ни птиц, ни животных; всюду, куда хватает глаз — белизна, перемежающаяся черным цветом голых ветвей. Хрустят под ногами снежинки, щиплет нос ударивший с утра морозец, и свежий зимний воздух приятно холодит лицо.

Однако девушку, уходящую все дальше по узкой лесной тропинке, не радует черно-белая красота зимнего леса. В ее душе царят смятение, обида, усталость.

Гриффиндорцы не должны так быстро сдаваться. Ведь можно же доказать свою невиновность, и профессору придется поверить Гермионе и разрешить ей вернуться к работе над проектом. Вот только нужны ли Снейпу гермионины доводы, или он уже давным-давно все для себя решил? Зельевар относился к людям, мнение которых было трудно поколебать. Одна только его нелюбовь к Гарри чего стоит!

Тропинка уводила девушку все дальше и дальше в лес. Гриффиндорка не обращала внимания, что ее путь лежит вовсе не в Хогсмид, куда она планировала пойти сначала, а в Запретный лес. Окружающий мир для Гермионы перестал существовать, она не чувствовала колючего мороза, который щипал покрасневшие щеки и нос и уже начал медленно закрадываться под не слишком-то теплое пальто, не ощущала усталости оттого, что приходилось идти по глубокому снегу. Только синяя с серебром коробочка жгла девушке руки даже сквозь перчатки. Какая же она глупая! Решила проявить внимание к человеку, для которого она никто. Надоедливая гриффиндорка, навязанная директрисой ассистентка, не более того. Раздражающий фактор, как выразился бы профессор, злорадно усмехаясь. Эта его способность причинять боль окружающим порой ужасала Гермиону. Насколько же сильно и долго Снейпу должны были причинять боль, чтобы он до сих пор стремился ударить первым, опасаясь, что ударят его.

Как это банально — влюбиться в собственного учителя. В каждый его стремительный жест, взгляд черных внимательных глаз, острый, словно бритва, ум, даже в его язвительность, раздражительность и жестокость. Гермиона собирала Северуса, как мозаику, с каждым днем, проведенным вместе, открывая для себя что-то новое. Что-то, делающее злобного профессора человечным. Так из-за маски мрачного декана Слизерина показался Северус Снейп. Снейп, который любит крепкий черный чай без сахара и терпеть не может всякое спиртное, кроме сладкой смородиновой наливки. Снейп, который любит читать маггловскую классику или свежие научные статьи, сидя в кресле перед камином и укутавшись в зеленый в полоску плед. Снейп, у которого низкое давление и часто мерзнут руки. Снейп, у которого часто бывают приступы мигрени как последствия злоупотребления ментальной магией, видимо, оттого, что ему слишком часто приходилось ограждать свой разум от попыток Вольдеморта проникнуть в его мысли и воспоминания. Во время приступов Северус забивается в свою комнату, сидит на кровати, обхватив голову руками, и ждет, когда начнет действовать зелье от мигрени. Обычно оно действует далеко не сразу. Что поделаешь, привыкание.

Так к уважению, которое Гермиона всегда испытывала к профессору зельеварения, добавилось восхищение его умом и эрудицией, затем простое человеческое сочувствие, потом неожиданная щемящая нежность, а потом и… любовь. Как последняя ступенька на пути по лестнице понимания, вершина пирамиды чувств и эмоций. Впрочем, какое это теперь имеет значение?

Все, хватит! Гермиона остановилась и ударила кулаком по ближайшему дереву, по-прежнему сжимая в другой руке злополучный подарок. Нужно немедленно успокоиться, вытереть эти глупые слезы со щек и возвращаться в замок. Она добьется того, что профессор возьмет ее обратно в лабораторию и выслушает. Гермиона Грейнджер так просто не сдастся. Вначале она пойдет к МакГонагалл. Директриса поймет и сумеет помочь хотя бы в доказательстве непричастности старосты Гриффиндора к исчезновению афродизиака. Снейп больше не хочет ее видеть? Пускай. Но она не позволит, чтобы он думал о Гермионе Грейнджер, как о человеке, ворующем зелья из лаборатории. Сейчас девушка почти ненавидела себя за украденные на втором курсе ингредиенты для Оборотного зелья.

Гермиона решительно развернулась, чтобы пойти назад к замку, но вдруг со страхом поняла, что не знает, в какой стороне Хогвартс. Девушка выхватила волшебную палочку и начала произносить заклинания, но все было тщетно. Известные ей чары, указывающие направление, не работали. Магия Запретного леса, на границе которого находилась Гермиона, взаимодействовала с древней магией Хогвартса и не давала возможности наложить простые заклинания поиска пути.

Начинало темнеть… 

* * * 

Этот день рождения Северус мог с полной уверенностью назвать самым паршивым за последние двадцать лет. Более паршивым, быть может, могло называться его семнадцатилетие, когда Мародеры в качестве подарка наслали на юношу жуткую головную боль. Проклятые гриффиндорцы, естественно, ожидали другого результата, но не учли того, что Снейп уже тогда неплохо владел ментальной магией, и вместо галлюцинаций (несомненно, пошлых, как и все, что говорили и делали Мародеры) он получил приступ мигрени оттого, что слишком усиленно сопротивлялся чарам. Прошли годы, но головные боли то и дело мучают Северуса, в особенности накануне его дня рождения. Подарок от Поттера и Блэка дает о себе знать и по прошествии десятилетий.

Снейп отбросил книгу и зло уставился на огонь в камине. Обычно в это время они с мисс Грейнджер уже получали очередной опытный образец и составляли план работы на следующий день, описывая этапы количественного и качественного анализа зелья. Так было последние три месяца, но Северусу начало казаться, что так было всегда. Неугомонная гриффиндорка привносила в его жизнь нечто очень важное. Атмосферу домашнего уюта, покоя и заботы. Эти ощущения оказались для Снейпа совершенно неизвестными и оттого еще более желанными.

Но вчера он сам разорвал эту тонкую ниточку связи между ними. Осознанно и решительно.

Зельевар резко встал и направился в лабораторию. Он сумеет закончить проект и без мисс Грейнджер, которая потом еще скажет спасибо за то, что учитель не дал ей загубить свою молодость в сырости хогвартских подземелий.

В этот момент камин вспыхнул изумрудным пламенем, из которого через миг показалась голова мадам Помфри.

— Добрый вечер, Северус, — радостно заговорила медсестра. — С днем рождения тебя, мой дорогой!

— Спасибо, Поппи, ты так внимательна, — процедил сквозь зубы зельевар, что, однако, ничуть не смутило волшебницу. За долгие годы она привыкла к такому ответу именинника.

— Северус, я к тебе по делу. Долго ты еще собираешься держать у себя мисс Грейнджер? Думаю, в честь праздника можно отпустить девочку пораньше. Я обещала научить ее заживляющим заклинаниям второго уровня.

Снейп сжал кулаки и поморщился оттого, что ногти больно впились в ладони.

— Мисс Грейнджер здесь нет, Поппи. Я больше не даю ей дополнительных уроков, — он старался, чтобы голос звучал равнодушно. Кажется, получилось.

— Но где же она? — удивленно и немного встревоженно спросила мадам Помфри. — Мистер Поттер сказал, что девочка собиралась немного погулять перед вашим уроком. Но раз урока нет, то я не представляю, что могло ее задержать.

Профессор в ответ неопределенно пожал плечами.

— Думаю, мисс Грейнджер следует искать в библиотеке или в гостиной Гриффиндора. Тебе не о чем волноваться.

— Наверное, ты прав, хотя я говорила с мистером Поттером всего полчаса назад. Значит, девочка, наверное, делает домашнее задание у себя в комнате. Не буду ей мешать, — и голова медсестры исчезла.

Несколько мгновений зельевар слушал тишину. Липкую и душную, а не теплую и умиротворяющую, к которой Северус успел привыкнуть за долгих три месяца.

С Гермионой что-то случилось, иначе она давно прибежала бы к Поппи изучать сложные целительские заклинания. В голову тут же начали лезть мысли о том, что оставшихся в живых и сумевших скрыться от Аврората Упивающихся смертью недавно видели недалеко от Хогсмида, что после обеда на улице, кажется, началась метель, что гулять в такой мороз могут только безголовые гриффиндорцы. А потом Северус вспомнил, что утром отказался разговаривать с мисс Грейнджер. Она выглядела нездоровой, словно не спала всю ночь. Черт! Эта идиотская забота о девчонке ему совсем не нужна! Но рука уже потянулась в карман за волшебной палочкой…

Снейп знал множество поисковых заклинаний, по сравнению с которыми карта Мародеров казалась детской игрушкой. Заклинания действовали на небольшие расстояния, в пределах антиаппарационной защиты Хогвартса, но позволяли найти практически любого человека. Эффективность, однако, возрастала, если потерявшийся человек был дорог для ищущего.

Бледная рука начертила в воздухе сложную фигуру, из палочки вырвалась тонкая серебристая нить и тут же растаяла. А Северус вздрогнул и, чертыхаясь, начал поспешно натягивать теплую мантию. Он бормотал под нос проклятия, пробегая по коридорам школы, забыв при этом снять баллы с двух дерущихся райвенкловцев. Сердито повторял: «Черт бы побрал этих гриффиндорцев», — пробираясь по густому снегу мимо избушки Хагрида вглубь Запретного леса.

Стремительно надвигалась ночь. Короткие лиловые сумерки с кровавой морозной полосой на небе уступали место холодной зимней ночи. Лес вокруг быстро терял свою черно-белую яркую сказочность, превращаясь в жадного монстра, готового уничтожить любого путника, по неосторожности забредшего к его логову.

Хлесткие ветви кустарника так и норовили захватить в плен зельевара, с трудом продирающегося по едва заметной тропинке между деревьями. Снег почти прекратился, но поднявшийся ветер смахивал с деревьев снеговые шапки, и Снейпу казалось, что начинается сильная вьюга. Он шел, задыхаясь, следуя за невидимой со стороны нитью, указывающей путь, и больше всего на свете боялся не успеть, боялся, что стоящая вокруг мертвая тишина скрывает что-то неотвратимо страшное.

Если бы не слабый огонек на конце палочки, едва разгоняющий темноту вокруг, Северус ни за что не заметил бы одинокую фигурку, прислонившуюся к стволу дерева. Рука Гермионы с зажатой в ней волшебной палочкой была безвольно опущена. Девушка, кажется, даже не слышала приближающихся шагов. Снейп кинулся к ней, основательно зачерпнув ботинками снег. Хотел схватить девчонку за плечи и трясти, как тряпичную куклу, пока она не откроет глаза и не скажет, что все в порядке, но не решился. Тем более что Гермиона распахнула глаза и, увидев профессора, дернулась, то ли чтобы убежать прочь, то ли чтобы обнять учителя. В тусклом неровном свете волшебного огонька ее лицо казалось бы безжизненным, если бы не мокрые дорожки слез, заструившихся по щекам.

— Как это понимать, мисс Грейнджер? — Северус осознал, что его голос совсем охрип и потому звучал грубо. — Для гриффиндорцев законы не писаны? Вам известно, что находиться здесь запрещено любому ученику? Запретный лес поэтому и называется запретным, а не по какой-нибудь прихоти Дамблдора! Двадцать баллов с Гриффиндора за нарушение школьных правил! — от пережитого волнения эта гневная тирада была произнесена свистящим шепотом, куда больше напоминающим шипение, а это отнюдь не добавило словам дружелюбия.

Девушка беспомощно всхлипнула, и Снейп с запоздалым раскаянием понял, что она дрожит от холода и, кажется, страха. А он ведет себя, как идиот. Стоит здесь и вычитывает мисс Грейнджер вместо того, чтобы вести ее, замерзшую, в замок. Профессор осторожно дотронулся до плеча застывшей Гермионы. Она подняла на учителя полные слез глаза и проговорила:

— Я не брала «Имбирный глоток». Пожалуйста, поверьте мне…

Северус задохнулся от щемящего чувства вины и запоздалого раскаяния.

— Все в порядке, мисс Грейнджер, нам нужно вернуться в Хогвартс.

— Я не брала «Имбирный глоток», — повторила девушка, отчаянно замотав головой, будто она до сих пор находилась в лаборатории и тщетно пыталась доказать свою правоту холодно-равнодушному зельевару. — Я не брала «Имбирный глоток», клянусь вам! Я бы никогда… — в безуспешной попытке сдержать слезы Гермиона закрыла лицо руками.

Испуганный ее срывом, Снейп не знал, что сказать. Он ощутил вдруг, что его руки дрожат, как и плечи плачущей девушки. В безотчетном порыве он притянул к себе мисс Грейнджер и крепко обнял ее, прижимая к груди.

— Я не брала… — прошептал тихий голосок в его мантию, и Северус не выдержал.

— Я знаю, — чуть слышно проговорил он в промокшие от снега волосы Гермионы. — Я знаю, — уже громче повторил зельевар, почувствовав, как девушка в его руках затихла и напряглась. — И больше ни в чем вас не виню.

Он понимал, что должен извиниться за свою несправедливость, но так не хотелось нарушать удивительное волшебное тепло, поселившееся в его душе… Так странно было испытывать такие чувства посреди зимнего недружелюбного леса.

— Вы больше не выгоните меня? — шепотом спросила Гермиона и, не дожидаясь ответа, крепче прижалась к Северусу, вцепившись побелевшими от холода пальцами его в мантию.

— Не выгоню, — тоже шепотом проговорил Снейп, почти неосознанным жестом смахивая капельки растаявшего снега с копны каштановых волос.

Жест был таким нежным, что удивленная этой неожиданной лаской Гермиона подняла глаза на учителя. Разглядеть лицо Снейпа было невозможно из-за кромешной темноты вокруг, а свет от волшебной палочки, находящейся в руке профессора, был направлен в землю. Девушка не знала, плакать ей или смеяться, надеяться на то, что происходящее не окажется чудесным сном, или забыть о глупых фантазиях навсегда. Но почему тогда пальцы Северуса почти до боли сжимают ее плечо, будто учитель боится, что она исчезнет, уйдет, оттолкнет его? Почему дыхание Северуса обжигает ей шею, и он порывисто вздыхает, когда Гермиона нерешительно касается его холодной щеки? Быть может….

— Вы совсем замерзли, — негромко произносит профессор и увлекает ученицу за собой, освещая дорогу волшебной палочкой.

До этого дня Гермиона никогда не мечтала о том, чтобы дорога до Хогвартса была как можно длиннее. 

* * * 

Снейп привел Гермиону в свою лабораторию, которая была совмещена с его личными комнатами. Профессор не представлял себе иного варианта. Это было немыслимо — отпустить девушку в шумную гостиную идиотов-гриффиндорцев или в больничное крыло. В запасах одного из лучших зельеваров Британии найдутся хорошие зелья, способные предотвратить простуду у продрогшей девушки. А уж высушивающие заклинания и прилежный третьекурсник знает. Но когда Гермиона, одежду и волосы которой Северус высушил за один миг, сделав пару движений палочкой, в нерешительности остановилась возле стола, зельевар вдруг ощутил неловкость. Профессор, уже успевший поставить на стол две чашки с ароматным чаем и блюдо с печеньем и пирожными, тоже замер. Так они и стояли с двух сторон от низкого столика и смотрели друг на друга. Потом девушка нерешительно расстегнула пуговицы пальто, сняла его и повесила на спинку стула.

Из кармана пальто вдруг с тихим стуком выпала небольшая коробка, но от этого неожиданного звука мужчина и девушка вздрогнули. Слегка смятая синяя коробка, перевязанная серебристой лентой, выкатилась на середину лаборатории. Снейп удивленно поднял брови. Гермиона густо покраснела и кинулась поднимать злополучную картонку. Когда девушка решилась взглянуть на учителя, тот с изумлением понял, что ее глаза снова подозрительно блестят.

— Простите меня, профессор, — смущенно проговорила гриффиндорка, расправляя слегка примятый угол коробки. — Я приготовила вам подарок, но он, кажется, немного промок, — и, смущенно улыбаясь, добавила: — С днем рождения!

«Что это вам в голову взбрело, мисс Грейнджер? Какие подарки? Забудьте об этом. Пять баллов с Гриффиндора за вашу бестактность».

Эти слова были такими обычными, такими правильными, но Северус не смог заставить себя произнести их. Он не хотел больше причинять боль этой девочке, глаза которой уже горели радостью и восхищением. Так странно. Быть может, впервые за всю жизнь Снейп сумел поймать это вечно ускользающее от него ощущение праздника. Северус всегда знал, что счастлив не тот, к кому на день рождения пришло много гостей и не тот, кто получил кучу подарков. Ты счастлив, если можешь разделить свой праздник с человеком, который тебе дорог. И совершенно неважно, что лежит в синей коробке, перевязанной серебряной лентой. Важно, что тот, кто принес ее, вложил в подарок частичку своей души, ведь он хотел доставить радость близкому человеку.

Снейп решил, что, вероятно, у него был ошарашенный вид, потому что гриффиндорка вдруг улыбнулась и, поднявшись на цыпочки, нежно поцеловала зельевара в щеку. Профессор еще больше удивился, на этот раз, самому себе, когда понял, что его руки обнимают хрупкую фигурку девушки.

«Сегодня у меня настоящий день рождения», — подумал Северус, зарываясь лицом в пахнущие ромашкой волосы Гермионы. 

Конец.