…Это Фея Стихов. И на флейте своей
Наколдует она вдохновенье тебе -
Очень тихую песнь… Ты прислушайся к ней!
И пером воплоти — на бумажном листе…

Сиротливый листок — в оттиск грёз преврати.
Лучик солнца шальной, и пыльцы звёздной горсть -
Искрометьем в эфирные строки вплети…
Фея смолкла?… Бывает. Но свиток — не брось!

Упорхнёт волшебство — не грусти, не зови.
Ибо рядом оно… У него — лик Любви.
Чары вновь обретёшь — в свете любящих глаз.

Ты не верь тем, кто скажет, что фея — лишь миф!
Но мечты тонкий шёлк — вышей жемчугом рифм;
Или вязью — душою услышанных фраз…
© GalaXY Hunter



Комнаты под крышей всегда полны загадок. Особенно те, что находятся в старинных домах. Здесь пушисты шорохи, задумчива паутина, игривы лунные зайчики. Здесь хочется ходить на цыпочках и не вытирать пыль. Потому что на ней порой можно прочесть письмена, оставленные чьими-то шустрыми лапками. В таких комнатах живут сказки.

Но она уже большая девочка и давным-давно не верит в сказки. И в чудеса. И профессия у нее самая обычная - юрист. Однако с этим домом определенно что-то не так. И с этим сундуком. И даже вон с той лилией, которая сейчас светится, будто в нее вкрутили лампочку. А тронешь - звенит серебристо, словно смеется. И невозможно не улыбаться. А еще с вот этим платьем из тонкой серебристой материи, водопадом струящейся между пальцами. И с этой тетрадкой, на обложке которой красуется надпись «Совсем другая история», а листы — хрустят чистотой…

Подумать только, а ведь всего месяц назад она совсем ничего не знала об этом доме…

… После развода с Роном Гермиона с особым рвением ушла в работу. Она и раньше работала без отпусков и сверхурочно. Заполняла пустоту дней. Латала одиночество: детей не было, Рон пропадал на соревнованиях и тренировках. А когда развелись — мир не рухнул. Его просто не стало. Совсем…

Однажды она проснулась от назойливого стука. В окно тарабанил министерский филин. Птица бросила заспанной Гермионе внушительный свиток и, даже не отведав предложенного угощения, унеслась прочь. Однако педантичная правозащитница даже ради такого странного события не отступила от своих привычек: сначала кофе, а потом дела. И только после завтрака села за чтенье. Гербовая бумага гласила, что госпожа Фризелла Мельбрук, известная на всю магическую Британию своими эксцентричными выходками, несколько дней назад почила в бозе. Но удивило Гермиону вовсе не это - почтенная леди ведь была в годах - а то, что в письме, путем долгих и весьма туманных рассуждений доказывалось далекое родство досточтимой Фризеллы и семейства Грейнджер. Однако сколь не обтекаемы приводимые факты, их оказалось достаточно, и престарелая волшебница отписала все движимое и недвижимое имущество своей троюродной внучатой племяннице Гермионе.

Послание по кругу падает на пол, а молодая ведьма даже не замечает этого. Она тупо смотрит перед собой, комкая ткань зеленого халата.

А за окном, которое она так и не закрыла, заливался птичий оркестр. И весна призывно махала зеленым платком, расшитым фиалками и примулами.

И тогда Гермиона проснулась по-настоящему. И поняла: ей совсем не хочется в душный кабинет к занудным папкам с делами. А хочется детства и качелей. И смеяться, шлепая по лужам, ошалевшим от купающегося в них солнца…

И через три дня, наспех уладив возникшие на работе сложности, она села в поезд до города N***.



***


Поместье встречает ее жалобами поломанных ставен и буйством заросшего сада… Но больше никто встречать не стремится, хотя, если верить письму, в имении есть прислуга. Фыркнув и поудобнее перехватив ручку дорожного саквояжа, Гермиона решительным шагом направляется в дом.

Крытая веранда заставлена колченогой пузатой мебелью. Бахрома штор висит сосульками. И среди этого пыльно-паутинного великолепия возле низенького столика орехового дерева в стареньком кресле-качалке сидит… гном. Нет, не садовый, похожий на картофелину. А настоящий, вроде тех, что рисуют в детских книжках - в красном колпачке, очках, деревянных башмаках и с окладистой бородкой. Сидит себе и читает газету. Обычную, магловскую, кажется, «Дейли Телеграф». И не замечает ничего вокруг. Когда Гермиона громко кхымкает, он лениво отрывается о чтения.

— А вот и вы! Замечательно! Ваша комната направо по коридору. И отпустите вы чемодан. Ну же.

Рот открывается самопроизвольно, а багаж выпадает из рук, но не на пол, а … повисает в воздухе. Покачавшись пару мгновений на воздушных струях, трогается в путь. Теперь ей приходится бежать следом.

Комната более чем уютна: бежево-зеленая и залитая светом. Ветер швыряет в распахнутое окно ароматы цветущего сада. Слышится птичий гомон. Она падает в ласковые объятия постели, раскидывает руки и смеется. И злости нет совсем.

***

В этот раз она вбегает в гостиную едва ли не вприпрыжку. Гном смотрит одобрительно:

- Освоились. Вот и чудесно, - улыбается по-старчески добро, щуря глаза. - Ах, простите великодушно, забыл представиться: … - и следует что-то гортанное, рычащее и труднопроизносимое… - к вашим услугам. - Но тут же одергивает себя, увидев ее растерянность: - Извините, милочка, склероз. Это ж на гномьем. Для вас я Грэмул. Просто Грэмул - у гномов нет фамилий. Здешний домоуправ, - кланяется, и помпон его колпака метет пол.

- Отрадно встретить такую учтивость в простом… сельском жителе, - она улыбается и делает книксен.

- О, что вы, - отмахивается он. - Ненужно формальностей. А теперь нам пора под яблоню.

— Под яблоню?

— Ну да, чего вы удивляетесь. Хозяйка всегда пила чай в беседке под яблоней. Это замечательно и полезно к тому же. И еще! Вы должны, нет, просто обязаны попробовать эльфийский ягодный джем. Уверяю, ничего вкуснее вы не ели!

И тащит ее за собой.

Только сейчас она видит это место по-настоящему. По дорожке туда-сюда снуют деловитые крохотные создания, одни с садовыми тележками, груженными дерном, другие с какой-либо утварью. Под раскидистыми кустиками цветущей земляники пьют эль леприконы. Над лохматыми зонтиками первоцветов порхают легкокрылые эльфы. И - хотя совсем не сезон - в искрящуюся гладь пруда глядятся бутоны кувшинок.

- Великолепно! - хочется скакать на одной ножке, кричать нелепости птицам и хохотать звонче подснежников.

А старый провожатый лишь улыбается с лукавинкой:

— Вам еще много предстоит узнать, дорогая.

В беседке уже накрыт ажурной скатертью стол. Над чашками с красными горошинами клубится парок. Чай - Гермиона принюхивается - травяной, душистый. А эльфийский джем! М-м-м!

- Вы еще масло попробуйте. Технология особая - из пчелиного молочка.

Так за угощением и беседой о несовершенстве магического законодательства неслышно приходит вечер. И все вокруг на миг замирает - будто застывает в почтении. А потом - сад наполняет тихая мелодия.

— Кто это поет?

Он сосредоточенно слушает и не думает отвечать. Его глаза словно накрывает завеса мечтательности.

— Вы знаете, почему водяные лилии иначе называют нимфеями?

- Нет, - растерянно признается она, судорожно вспоминая школьный курс травологии.

— Идемте.

***

Кувшинки распускаются, словно с неохотой. Белые, полупрозрачные, будто подсвеченные изнутри, лепестки медленно клонятся к воде. Каждый, как на незримой нитке, увлекает за собой следующий. И вот уже взгляду доступно золото тычинок. Но что это? Ах!

Среди золотистой пыльцы, поджав коленки, спит крохотное создание с радужными стрекозьими крылышками. Но едва лунный зайчик касается его своей светящейся лапой, как существо просыпается, потягивается и вспархивает вверх. Одна, вторая, третья…

- Лунные феи, - поясняет Грэмул. - Они живут, пока светит луна. А с утренней зарей рассыпаются серебряной пылью. Чтобы следующей ночью родится вновь.

Гермиона заворожено смотрит, как над зеркалом воды, отбрасывая блики, кружатся в неведомом танце феи. От их песен душу наполняет радость.

- Я словно в сказке, - шепчет она.

- Нет, еще нет, - многозначительно поднимает палец ее собеседник. - Сказки здесь сбываются, но сначала вы должны их придумать.

— Я!? Сказки?! Боюсь, я для этого слишком рациональна.

- Посмотрим, - подмигивает и кричит в темноту: - Квикли, где мой светлячковый фонарь?

Из зарослей осоки выскакивает зеленый коротышка, похожий на жабу. Во фраке и цилиндре.

- Наш фонарщик, - представляет Грэмул. - Любит рассказывать, что он заколдован, и что поцелуй прекрасной леди вернет его в прежнее состояние. Не верьте.

Квикли бросает на дворецкого недовольный взгляд. У малютки-фонарщика проблема с эмоциями: глаза навыкате и не моргают. Он ставит на лист нимфеи миниатюрный фонарь, в котором уже заключен светлячок, подносит к губам гармонику и начинает заунывный концерт. Феи смеются над ним и бросают в горе-оркестранта пригоршни лунного света. Но жучкам с блестящим брюшком мелодия, похоже, по нраву: один за другим они залетают в фонарную дверку. Светильник подрастает и воспаряет над водой.

- Готово, - квакает Квикли и скрывается в осоке.

- Веди нас, фонарь, - командует Грэмул, и их необычный источник света трогается в путь.

Гермиона позволяет себя увести, и не помнит, очарованная сказками ночи, как попадает домой.

- Вам наверх, - говорит Грэмул, передавая ей фонарь, - там всего одна дверь, не ошибетесь. Найдите тетрадь, успейте до полуночи, - и слегка подталкивая сзади: - Ну, идите же…

Деревянные ступени стонут под ногами. По стенам прыгают тени. На ручке двери - оскаленная пасть какого-то зверя: в полумраке не разглядеть. Но и тут заметно - грозный: тронь - укусит.

Больно надо!

- Алохомора! - и дверь недовольно отодвигается.

Первым проскальзывает фонарь, обезоруживая призраков ярким светом. Чердак, как обычно, завален чем угодно, как тут найдешь какую-то там тетрадь? Взгляд скользит по пыльным полкам шкафов, где дремлют всевозможные банки, колбы, реторты. По развалам книг. По картинам, чьи рамки стыдятся облезлой позолоты. И выхватывает из сумерек нечто большое и округлое. Сундук! Ну конечно! Отсюда и начнем искать.

Это так заманчиво — рыться в старинном сундуке.

Но странный шорох со стороны заваленного свитками стола заставляет насторожиться и крепче сжать палочку. Но через секунду ведьма уже смеется над собой: вот же дурёха, это лилия, ярко-красная. Мерцательная. Очень редкий вид. Даже в хогвартских оранжереях не было. А тут вот есть. Растет себе на заваленном хламом чердаке. Красноватые отблески цветка и зеленоватый свет фонаря окрашивают пляску теней в бурый.

Гермиона без труда находит тетрадь. И не может отказать себе в удовольствии примерить платье. Ткань струится и серебрится, обтекая фигуру. И кажется, за спиной вырастают крылья. Радужные. Стрекозьи. И нити лунной пряжи путаются в волосах.
Она еще раз оглядывает комнату: стол со свитками, стул, лилия - настольная лампа. А вот и письменные принадлежности. А в руках - тетрадь, смущенная своей пустотой.

Гермиона принимает игру. Садится к столу, макает в голубовато-сиреневые чернила перо и, прикусив его кончик, задумывается.

Совсем другая история, говорите! А почему бы и нет. И улыбнувшись своим мыслям, начинает писать, не замечая, как меняется мир…

***

Мужчина останавливается в дверях и любуется картиной: удобно устроившись на кипе бумаг, посапывает его жена. В ее пышных, разметавшихся по столешнице волосах играют в запуски алые блики Мерцательной лилии, зеленые отблески Светлячкового фонаря и серебряные отсветы заглядывающей в окно луны. И нет никакого желания ворчать за то, что опять сидит допоздна. Есть другие желания…

Он подходит неслышно и аккуратно, чтобы не разбудить, вытаскивает из-под щеки лист пергамента.

«Правовые основы взаимодействия с лунными феями».

Миссис Снейп, вы и в декретном отпуске не можете не думать о работе!

Журит про себя, нежно улыбается и бережно берет на руки. Несет в спальню, стараясь не скрипеть половицами.

***


Старый гном, дремавший в кресле у камина, вскидывается от звука, похожего на хлопанье крыльев: у его носа трепещет страничками тетрадка.

- Грэмул, открой окно, - говорит обворожительная пожилая дама с портрета на стене.

— Но, госпожа Фризелла, она же улетит?

— Конечно, Грэмул, ведь на свете еще так много девочек, которые перестали верить в сказки.

Гном кивает, распахивает окно, и непоседливая тетрадка устремляется прямо в диск ночного светила.

А Фризелла, перемигнувшись с Грэмулом, произносит, словно для шаловливых лунных зайчиков:

— Вот так, и пусть творится волшебство!

А утром будет май, зацветет яблоня и начнется чья-то совсем другая история.