Северус Снейп не любил праздников. А особенно он не любил Хэллоуин. Слишком многое в эту ночь напоминало ему о его служении Темному Лорду. Слишком много воспоминаний о его страшных деяниях покидали потаенные уголки памяти, чтобы раз за разом терзать его уже порядком потрепанную совесть. Но Снейп не был бы собой, если бы позволил своей совести взять над ним верх.

И чтобы отвлечь себя от этих мыслей, мужчина предпочитал проводить праздники, закрывшись в своей комнате в компании бутылки хорошего Огневиски.

Нет, он не занимался самобичеванием, он банально топил воспоминания на дне стакана.

Но в эту хэллоуинскую ночь что-то заставило его изменить своим привычкам. Может, это была настоятельная просьба нынешнего директора Минервы МакГонагалл — присутствовать на балу после банкета. А может, грустный взгляд карих глаз, брошенный на него украдкой.

И он, вопреки традициям, не кинулся к выходу из Большого зала с первыми же аккордами зазвучавшей мелодии. Он лишь окинул безразличным взглядом вышедших на танцпол студентов, поправил свой неизменный привычно застегнутый на все пуговицы сюртук и стал наблюдать за кружением пестрой толпы.

***

Гермиона Грейнджер не любила праздников. А особенно она не любила Хэллоуин. Слишком многое в эту ночь напоминало о ее утрате. Именно в эту ночь возрождались все призраки ее прошлого. И слишком отчетливо вырисовывалась в памяти картина последних минут жизни ее горячо любимых родителей и ее близкого друга, почти что брата, ее дорогого Рона.

И чтобы отвлечься от этих мыслей, Гермиона Грейнджер, бывшая студентка Хогвартса, а ныне молодой и перспективный преподаватель Древних Рун, проводила праздники, прогуливаясь по узким коридорам родной школы, выглядывая в высокие стрельчатые окна замка, чтобы полюбоваться звездами.

Нет, она не жалела себя и не жаловалась на свою судьбу. Она просто мечтала и даже пыталась строить планы на будущее.

И в эту ночь ничто не могло заставить ее изменить своим привычкам. Ни напоминание директора Минервы МакГонагалл о том, что она как преподаватель должна находиться в зале после банкета, ни, тем более, безнадежно холодный взгляд профессора зельеварения, отрешенно смотрящего на танцующие пары.

И поэтому, как только директриса отвлеклась на неуклюжего студента, умудрившегося пролить сок на ее пеструю карнавальную мантию, девушка тихонько выскользнула из Большого зала. И только черные, казалось бы, бездушные глаза, заметили ее исчезновение.

Легкое разочарование скользнуло по лицу Северуса Снейпа. Тяжело вздохнув, мужчина поднялся из своего кресла и уже было направился к выходу, когда на его пути возникла взволнованная директриса.

— Северус, проверь, пожалуйста, запретные коридоры на третьем этаже. Мне кажется, туда опять пробрался кто-то из учеников.

Снейп лишь зло посмотрел на Минерву и нервным шагом вышел из зала. Директриса задумчиво смотрела ему вслед, пока ее внимание не привлекли двое дерущихся второкурсников в пиратских костюмах.

— Надеюсь, я не ошиблась, — прошептала она и пошла разнимать хулиганов.

***

В коридорах было тихо и безлюдно. Снейп крался в темноте, прислушиваясь к малейшему шороху, но ничего, кроме стука собственного сердца и шелеста своих шагов, услышать не мог.

Мужчина многозначительно хмыкнул.

— Теряешь хватку, старая кошка! — буркнул он, заходя в очередной запретный уголок.

Вдруг на фоне окна он увидел силуэт. Потирая руки и предвкушая, как он сорвет злость за испорченный вечер на нерадивом студенте, зельевар неслышно подкрался ближе.

— Двадцать баллов с вашего факультета за нахождение в неположенном месте!

Стоявшая у окна девушка вздрогнула и, обернувшись, испуганно посмотрела на мужчину.

— Не трудитесь, профессор. Это всего лишь я, — сказала она, как только к ней вернулся дар речи.

— Мисс Грейнджер, почему вы не в зале? — притворно вежливо поинтересовался Снейп.

— Я не люблю праздников. Вы, между прочим, тоже не на балу.

— Какая наблюдательность, мисс, — попытался съязвить профессор, — но я тоже, знаете ли, не переношу шумных «вечеринок».

Гермиона вздохнула и, пожав плечами каким-то своим мыслям, или, может, в ответ на слова профессора, снова посмотрела в окно.

Снейп замер, невольно залюбовавшись точеным профилем Гермионы, залитым нежным лунным светом. Боясь спугнуть момент, он даже забыл о том, что нужно дышать.

— Северус, — прошептала гриффиндорка, и теперь уже грозный зельевар вздрогнул от ее голоса, — посмотрите, какая она красивая! — и Гермиона показала рукой куда-то в небо.

— Кто? — прохрипел мужчина, не отрывая взгляда от девичьего лица.

— Луна.

Северус молчал, и Гермиона обернулась, чтобы заглянуть в его глубокие темные глаза. В них отражалась холодная луна и еще какие-то незнакомые ей озорные искорки. Девушка невольно улыбнулась и продолжила:

— Знаете, сэр, она немного похожа на вас.

— Интересно, чем же? — взгляд профессора теперь казался заинтересованным.

— Она такая же грустная, — прошептала Гермиона и протянула руки к несчастной Луне.

— И одинокая, — еле слышно выдохнул профессор.

— Северус, как вы думаете, почему она грустит?

— Она тоскует, мисс Грейнджер.

— Тоскует? — удивилась Гермиона.

— Да,- невозмутимо продолжил он. — Она тоскует по своему возлюбленному.

— У Луны есть возлюбленный? — в голосе девушки послышался неподдельный интерес и надежда.

— Какой же глупой вы мне сегодня кажетесь,- с раздражением произнес Снейп. И тут же пожалел о своих словах, потому что взгляд Гермионы потух, и глаза стали влажными.

Смягчив тон и добавив к своему голосу заботливые нотки, Северус продолжил:

— Солнце ее возлюбленный. Вот она и грустит, потому что им не суждено встретиться и, тем более, быть вместе.

Гермиона уже открыла было рот, чтобы задать очередной вопрос, но Снейп опередил ее:

— Ну, подумайте же сами, Гермиона! Солнце властвует днем. Оно чистое и невинное. Оно дарит радость и жизнь. Совсем как вы, — Северус горько улыбнулся. — А Луна — дитя ночи. Она холодная и гордая. Боюсь, что они обречены, девочка.

— Профессор, но почему же Луна не откроет Солнцу своих чувств? Это же глупо: прятать их в себе! — в сердцах воскликнула гриффиндорка. — Разве она что-то потеряет, открывшись возлюбленному?

— Она потеряет свою гордость, если будут отвергнуты ее чувства. Она потеряет себя.

— И все-таки это глупо, — твердо заявила девушка. — Как Луна может быть уверенной, что ее отвергнут, если она боится признаться?

Глаза Снейпа стали серьезными, а голос жестким:

— Когда?

Гермиона не ответила, лишь вопросительно посмотрела на Северуса.

— Когда, по-вашему, она должна признаться? — переспросил зельевар. — Ведь они разделены днем и ночью, добром и злом, — и совсем тихо добавил: — Целой вечностью.

— На рассвете! — воскликнула девушка. — Они могут встретиться на рассвете. В час, когда заря только рождается, и Солнце дарит земле свои первые лучи, а Луна еще властвует в небе! — и глаза ее засияли так, как будто она только что открыла какую-то доселе никому неведомую вселенскую мудрость.

Снейп хмыкнул.

И в этот момент откуда-то донеслись тихие звуки вальса. Гермиона прислушалась, и ее взгляд стал мечтательным. Она прислонилась разгоряченным телом к холодной каменной кладке и украдкой взглянула на любимого ею мужчину.

Профессор стоял, погрузившись в свои мысли, и с озадаченным видом тер переносицу. Музыка стала громче, и Гермиона, отчаявшись достучаться до этого упрямого человека, в изнеможении прикрыла глаза.

Вдруг теплая мужская рука накрыла ее ладонь и крепко сжала пальцы. Приблизив свои губы к ее ушку, Северус выдохнул:

— Потанцуешь со мной, мое Солнце?

— Что? — встрепенулась Гермиона.

Северус нежно поцеловал ее пальцы, притянул к себе, и, положив вторую руку девушке на талию, закружил ее в вальсе. В ответ Гермиона слегка сжала его плечо и, прижавшись телом к его груди, прошептала:

— С удовольствием составлю вам пару, моя нерешительная Луна.

Глаза их засияли, и лица озарили счастливые улыбки. Они кружились в тихих ритмах вальса, а за окном на горизонте появились первые робкие лучики зарождающегося рассвета.

Стоящая за углом Минерва МакГонагалл устало, но удовлетворенно вздохнула и опустила свою волшебную палочку. Музыка стихла, а пара все кружилась и кружилась, ведомая только ими одними слышимой музыкой их влюбленных сердец.