Я тихонько вошел в дом: сегодня сбежал с работы еще раньше, чем обещал, - ничего с Флитвиком не случится - проведет пару лишних занятий, потом разберемся.

Все так же стараясь не шуметь, я медленно прошел в гостиную. Отлично, Гермиона уже дома! Прилегла на диване: устала, должно быть, за день, все-таки целительство в Святом Мунго - еще та работенка, но молодец, тоже ушла с работы раньше, как и договаривались. Я на цыпочках подкрался к ней, осторожно коснулся щеки и прошептал:
— Привет, соня! С днем рождения!

Что-то было не так. Почему у нее бордово-черные волосы? Почему щека ледяная? Почему такая странная неестественная поза?

-Гермиона! - цветы выпали у меня из рук. Я опустился на колени и, приложив ухо к ее груди, пытался услышать биение сердца. Ничего. Тишина. Почти не соображая, движимый одним инстинктом, выхватил палочку и прошептал:
— Диагностико! Ревелиомалаттио!
Ничего. С таким же успехом я мог бы попытаться узнать о самочувствии стула.
— Эннервейт! Реаниматори! Респиро!
Ничего.

Я смахнул с ее лба волосы. На правом виске была большая рана, вокруг которой запеклась кровь. Много крови. Моя бедная девочка! Выжить в войне против Волдеморта и стать жертвой каких-то обычных маггловских ублюдков, забравшихся в дом за наживой и не ожидавших застать здесь хозяйку! Как это типично для ограниченных бесчеловечных извергов, которые сначала делают, а потом думают!
Но как, как они смогли пробраться в дом (МОЙ дом!), защищенный всеми возможными заклинаниями? Неужели Гермиона оказалась настолько беспечной (или, что вероятнее, уставшей от бесконечной работы молодого целителя), что забыла вернуть все заклинания на место или хотя бы просто закрыть дверь на банальный замок?

Не уберег… Я не смог уберечь своего самого дорогого человечка, свою маленькую девочку, чья любовь вырвала меня из бездны отчаяния и одиночества. Я обещал себе, что буду защищать и поддерживать ее до своего самого последнего вздоха, обещал, что она никогда не пожалеет о своем выборе, обещал, что никогда не оставлю ее. 
Внезапно меня начал разрывать смех - громкий, безудержный, надрывный. Вскоре смех стих, сменился страшной звенящей тишиной. Я сидел на диване, одной рукой держа руку Гермионы, другой гладя ее по растрепанным волосам. Сколько времени прошло - я не знал, но это больше не имело значения. Через вечность или через минуту - мне было уже неважно, я встал, обвел глазами комнату, поднял палочку, взмахнул ею. Голова работала четко и ясно. Сознание было направлено на решение одной-единственной задачи: сделать все, что угодно, чтобы найти этих мерзавцев, а потом заставить их пожалеть, что когда-то давным-давно родители их родителей появились на свет. Но магия ничем не помогла. Эти уроды не оставили после себя ничего: ни волоска, ни отпечатка даже мизинца, ни малейшего следа эмоций или чувств - все это я проверил с такой тщательностью, словно засыпал последние ингредиенты в зелье Возвращения Молодости, когда один лишний грамм может сделать зелье не просто непригодным, а исключительно ядовитым. 

Я подсел на диван к Гермионе, прикрыл ее пледом, поцеловал в холодные губы и прошептал:
— Прости. Я не уберег тебя. Надо было самому забрать тебя из больницы. Надо было вообще заставить тебя бросить эту дурацкую работу или хотя бы следить, чтобы ты не взваливала на себя столько обязанностей. Надо было… Прости…

Что-то давило в бок, было неудобно, я достал из кармана маленькую бордовую коробочку - ах да, кольцо. Золотой и бордовый - ее цвета. Гермиона так гордилась своей принадлежностью к Гриффиндору… Кому теперь было нужно это кольцо? Коробочка выпала из рук и закатилась куда-то под диван.
Иногда я сомневался: а нужен ли я ей, такой красивой, молодой, успешной. Не остается ли она со мной только из жалости? И так ли искренни мои чувства, может, это больше похоже на покровительственное отцовское отношение: защищать, оберегать? Наверное, поэтому я все медлил, тянул с предложением. Но сейчас, в эти страшные мгновения, все мои сомнения развеялись, как легкая туманная дымка на рассвете. Я любил ее. Любил вовсе не как заботливый родственник. Она, Гермиона, была смыслом, сущностью моей жизни, как я мог раньше сомневаться в этом? Поздно, слишком поздно…

Я встал, посмотрел на мою не случившуюся жену еще раз и быстрым шагом подошел к камину. Через полминуты я уже был в своем кабинете в Хогвартсе. Небрежный взмах палочкой, два-три заклинания, и невидимый до этого шкафчик в самом дальнем темном углу становится вдруг заметным и гостеприимно распахивает дверцы. А я, наивный, уже думал, что мне никогда не придется воспользоваться его содержимым. Выбор у меня таков: или быстродействующий яд, который менее чем за минуту положит конец всем моим мучениям, или яд, чье действие продлится, по меньшей мере, сутки, заставляя все внутренности гореть огнем. Ты, Северус, безусловно, заслужил второй вариант за свою недальновидность, эгоизм, тупость. Этот яд хоть в какой-то мере накажет меня за мое преступное ротозейство. Я без особых раздумий выбрал маленький прозрачный флакон с густой коричневой жидкостью. Еще немного времени - привести в порядок дела, написать записку директору - и можно возвращаться к ней, к той, которая все равно простит, невзирая ни на что.
Через двадцать минут с делами было покончено. Даже не бросив последний взгляд на свой, такой любимый когда-то, в прошлой жизни, кабинет, я потянул руку за летучим порошком… И тут в камине взметнулось зеленое пламя, из него, почти наступая на меня, появился Дамблдор, а за - ним заплаканная, растрепанная, красная Гермиона. Гермиона ли?..

—Северус, мальчик мой! Как я рад, что ты здесь…

Но мне было не до него. За долю секунды я преодолел расстояние, отделявшее меня от Герм …, от того, кто ею притворялся, и прижал палочку к его горлу:
—Кто ты, тварь?

***

Я специально сбежала пораньше с работы: знала же, что сегодня, в мой день рождения, Северус обязательно устроит мне сюрприз, и хотела подготовиться должным образом. Насколько я обычно равнодушна к своему внешнему виду, настолько мне сейчас захотелось выглядеть особенно. Я провела, наверное, полтора часа ванной, а потом еще полчаса крутилась перед зеркалом, разглядывая себя такую непривычно торжественную и сияющую. Только теперь я, кажется, начинаю понемножку верить Северусу, который всегда говорил, что я красавица. И как ему удалось разглядеть это под вечно спутанными волосами, самыми обыкновенными мантиями и, что таить, в моём часто очень хмуром лице? Все эти приготовления, причесывания, переодевания совершенно вымотали меня. Я прилегла на кровать в спальне на втором этаже, хотела полежать минут десять, помечтать о сегодняшнем вечере, но, естественно, утомившись после стольких бессонных ночей на работе, уснула.
Проснулась я, к своему ужасу, только в восемь вечера, и это учитывая, что столик в ресторане Северус заказал на половину седьмого. Да и не было еще такого, чтобы Северус опоздал - по нему всегда можно было часы проверять. Если бы случилось что-то экстренное, он обязательно дал бы мне знать. После войны мне часто снятся кошмары, а он, всегда стремившийся оберегать меня от каждой мелочи, не заставил бы волноваться зря. Спала я очень крепко и совершенно ничего не слышала. Неужели он так и не приходил? Неужели он решил бросить меня сегодня?
Я подхватилась и побежала вниз. Еще на середине лестницы я заметила букет белых роз, небрежно валяющийся рядом с диваном. А на диване… на диване в неестественной, изломанной позе лежал Северус. Глаза его были открыты, он невидяще смотрел куда-то в потолок, палочки нигде не было - он, конечно же, не ожидал нападения. Да и кто мог напасть на него? Война закончилась больше трех лет назад. Многие Пожиратели погибли во время битвы за Хогвартс, те, кому удалось бежать, недолго пробыли на свободе. Азкабан, без дементоров уже не такой пугающе невыносимый, но не менее надежный и неприступный, стал их домом навсегда. Единицам удалось оправдаться, и они были высланы из Британии на три последующих поколения. Все это промелькнуло в моем сознании за секунду. Не помня себя, я едва ли не кубарем скатилась вниз и подбежала к нему. Взгляд у него был обиженно-удивленный, как у ребенка, которому отказали в десерте; одна рука лежала на груди, другая безвольно свисала с дивана и почти касалась пола. Я взяла ее в свои руки, прижала к щеке и зарыдала. 

Не уберегла… Не смогла. Я давала себе слово, обещала, клялась, что буду оберегать его от лишних стрессов, неприятностей, окружу любовью, тишиной и покоем. Вся его предыдущая жизнь была далеко не сахар, и он заслужил провести в спокойствии ее вторую половину. Почему я не дожидалась его на первом этаже? Почему не догадалась зайти за ним в Хогвартс? Почему?.. Давно надо было заставить его бросить эту совершенно не нужную ему работу в школе, надо было заставить его заняться, наконец, научными изысканиями или устроиться зельеваром в Мунго, чтобы он всегда мог быть рядом.
— Прости меня. Я люблю тебя, прости…

Иногда я просто не верила, что этот замечательный человек может любить меня, такую… обыкновенную. Иногда моя собственная любовь казалась мне вовсе не любовью, а обожанием, восхищением, желанием подражать. Понадобилась эта трагедия, эта катастрофа, чтобы я поняла саму себя и определилась в своих чувствах. Я любила его. Давно. Сильно. Бесконечно и невозможно. 
Не знаю, сколько я так просидела, я уже не чувствовала ни холода, ни твердого пола. Я уже не чувствовала себя живой. Надо было что-то делать. Куда всегда можно было обратиться за помощью, где нет безразличия? Я подошла к камину, кинула горстку порошка:
— Хогвартс, кабинет директора.

*** 

Я пил чай и просматривал «Замковый ландшафтный дизайн». Весьма любопытная книжица, даром, что маггловская. Надо будет обсудить ее с Хагридом и Помоной, глядишь, удастся порадовать учеников в следующем году затейливым клумбами и оригинально подстриженными кустами. Внезапно маленькая металлическая полоска с рунами, стоявшая на камине, тоненько зазвенела. Я поднял на неё глаза: сработал камин в кабинете Северуса - он только что прибыл в Хогвартс. Странно, ведь он не далее как вчера предупредил меня, что уйдет сегодня пораньше - Гермионе как-никак исполняется двадцать один, и он решил, наконец, сделать ей предложение руки и сердца. Причем сделать все это по правилам: в торжественной обстановке, с шампанским, кольцом, вставанием на одно колено и обязательным вальсом потом. Я знаю: нехорошо контролировать своих коллег, но мне важно знать, кто именно находится в школе, кто приходит и кто уходит. Коллеги все равно об этом ничего не знают, а то, о чем они не знают, им не повредит. В конце концов, чуть что, все можно списать на блажь старика.
Северус, должно быть, что-то забыл. Я не придал особого значения его возвращению, тем более что картинки в книге были воистину чудесными, и такой пейзаж очень оживил бы окрестности Хогвартса.

Не уверен, сколько времени прошло: ланд-шаф-ты захватили меня целиком, но внезапно в моем камине появилась мисс Грейнджер. Пока еще мисс Грейнджер, я мысленно улыбнулся себе - всегда приятно, когда на твоих глазах два одиночества находят друг друга, особенно если одно из этих одиночеств уж слишком застарелое.
- Мисс Грейнджер! Здравствуй, девочка! Разреши-ка еще раз поздравить тебя с днем рождения, а то вдруг моя сова не долетела - она в последнее время что-то слишком часто стало теряться.
Да, дела… А выглядела-то она далеко не самым лучшим образом. Вот тебе и день рождения! Неужели поссорились?
- Профессор Дамблдор! - она буквально упала мне на руки и зарыдала. - Северус, он… он…
- Ну-ну, Гермиона, - я ласково гладил ее по голове, - все будет хорошо. Что случилось?
- Ничего не будет хорошо,- она всхлипнула. - Северуса убили… сегодня вечером … Авада Кедавра…

Что-то определенно было не так. Ну, во-первых, Северус не из тех, кого легко застать врасплох и так вот запросто ударить Непростительным. Во-вторых, кому это могло понадобиться? В-третьих, камины в личных кабинетах преподавателей, за исключением моего собственного, куда частенько наведываются самые разные гости, пропускают только меня и, непосредственно, преподавателей, а поэтому никто кроме профессора Снейпа в кабинет не прошел бы. За каминами я слежу очень пристально - не хватало, чтобы по школе разгуливали посторонние люди.
Все это я и озвучил дрожащей Гермионе, по щекам которой непрерывно текли слезы. Она удивленно вскинула на меня огромные красные заплаканные глазищи - все-таки любит она его, по-настоящему и без притворства - и прошептала:
— Но я же видела своими глазами…
Я осторожно заглянул в ее сознание, нежно, едва касаясь его. Да, все было именно так, как она говорит. Но, принимая во внимание все вышеперечисленное… Я взмахнул палочкой и подал ей стакан с успокоительным зельем — она, бедняжка, даже говорить толком не могла, ее всю трясло.
- Пожалуйста, возьми себя в руки и ответь на мои вопросы - это важно.
Она кивнула, не поднимая глаз.
— Вы давно поселились в этом доме?
— Два месяца назад.
- Хорошо. Какая у вас там мебель? Есть ли что-нибудь старое, антикварное? Приобретали вы что-нибудь подобное в последнее время?
— Обыкновенная мебель… Ничего антикварного… И дом как дом, не старый совсем…
- Замечательно, - я помедлил, - а много ли тебе прислали подарков на день рождения?
Она больше не удивлялась моим несвязным вопросам: ей было совершенно все равно. Если бы в эту самую минуту в кабинете пошел дождь или появился давно убитый Волдеморт, думаю, она бы никак не отреагировала.
— Да, много разных коробок. Я их даже распаковывать не начала.
— Когда доставили последнюю коробку?
— Я не знаю точно… не помню… думаю, сегодня вечером. 
— Еще один вопрос: это было до или после того, как ты пришла домой?
— Может быть и после, я ведь уснула. Все коробки заклинанием переносились в гостиную, на журнальный столик в углу.
Успокоительное подействовало: она больше не плакала, только глядела все время в одну точку и тихим, безучастным голосом отвечала на мои расспросы.
- Ну, Гермиона, дорогая моя, пойдем со мной, только сначала вытри слезы, - я подал ей большой полосатый платок, - все будет хорошо. Я обещаю.
Гермиона неслышной тенью поднялась и без единого слова шагнула вслед за мной в камин.
— Кабинет профессора Снейпа!

*** 

Дамблдор первым вышел из камина. Как собственно, он и ожидал, в кабинете был Северус, живой, целый и невредимый, правда, очень мрачный, решительный и с совершенно застывшим лицом. По его лицу и в лучшие дни мало что можно было прочитать, но сейчас оно больше походило даже не на маску, а на каменное изваяние: холодное, внушающее ужас и абсолютно безразличное к миру, который, казалось, не имел к нему, Северусу, никакого отношения. Единственное, что было в этом лице — боль. Бесконечная, неисцелимая и невыносимая.
—Северус, мальчик мой! Как я рад, что ты здесь…
Маска спала в мгновение ока: лицо исказилось, теперь оно выражало ярость, слепую ненависть, жажду мести. Прежде, чем Гермиона смогла опомниться, она почувствовала его палочку у своей шеи:
— Кто ты, тварь?
Но она не слышала его слов, не осознавала, что происходит, ей было все равно, главное — он жив.
— Ты жив… Ты жив! Ты жив… 
Слезы потекли с прежней силой. Не замечая Дамблдора, со странной улыбкой наблюдающего за ними, забыв про палочку, давящую ей на горло, совершенно игнорируя пугающее выражение лица Снейпа, она встрепенулась и обняла его с такой силой, словно от этого зависела их жизнь.
— Как же я испугалась! Я не знаю… я думала… лучше бы я сама умерла… В одно мгновение я стала такой одинокой. Как будто вокруг меня была сотня дементоров…
Палочка выпала у него из рук — это была она, его Гермиона, и она была жива. Хватило нескольких ее слов, чтобы понять это. Его девочка, его любимая. Жива!
— Гермиона… Я думал, что потерял тебя. Я никогда бы не смог простить себя за то, что не уберег тебя…

Дамблдор, улыбаясь, смотрел на них: дети, сущие дети. Сильные, умные, но такие дети. Он тихонько кашлянул, но никто не обратил на него внимания, пришлось кашлянуть еще раз, погромче, потом еще раз, потом похлопать Северуса по плечу.
- Я несказанно рад, что все разрешилось. Теперь давайте-ка проследуем в мой кабинет. Чашка чая с мятой - вот, что вам необходимо сейчас. А еще обсудим, что же произошло на самом деле. 
Он повернулся и, не оборачиваясь, вошел в камин. Северус и Гермиона появились у него в кабинете только десять минут спустя. Их уже дожидался сладкий горячий чай, Дамблдор улыбнулся при мысли о Северусе, который терпеть не мог чай с сахаром. Хотя в таком состоянии он мог бы съесть хоть свой котел и не заметить этого. 

Северус расслабился, все еще бледная Гермиона улыбалась, они держались за руки совершенно не смущаясь старика-директора.
— Боггарт?
Дамблдор кивнул:
- Да, его прислали в качестве подарка на день рождения. Вы были настолько ослеплены своим кошмаром, который, к слову, оказался идентичным у вас обоих, что утратили то, что, казалось, у вас никогда не отнять - способность мыслить здраво. Ручаюсь, что это была чья-то нелепая шутка, вы еще выясните чья, я уверен, но стоит ли? По-моему, этот «подарочек» еще раз доказал, насколько вы дороги друг другу, и насколько верен ваш выбор. Вы справитесь с боггартом сами или понадобится помощь? — несмотря на серьезность тона, его глаза смотрели с веселой хитринкой. 
Гермиона заметно вздрогнула от этого вопроса, но покачала головой. Северус, незаметно для себя допивая уже вторую чашку приторно-сладкого чая, ограничился коротким «Сами».
- Спасибо, профессор Дамблдор! Мы пойдем, пожалуй, - Гермиона поднялась, следом за ней поднялся Северус:
— До свидания.

Глядя, как затухают последние изумрудно-зеленые язычки пламени в камине, Дамблдор лишь улыбнулся, сделал еще глоток чая и пододвинул к себе «Замковые ландшафты». А он ничуть не растерял хватку, да и интуиция не подвела. Теперь эти двое никогда больше не усомнятся в своих собственных чувствах и чувствах друг друга: для них это маленькое происшествие — прекрасное доказательство того, что, а точнее, кто является смыслом их жизни. А ведь какая замечательная идея была послать им боггарта, который так кстати облюбовал себе старый скрипящий сервант в комнате мадам Пинс.