Пролог вне времен. 

Бог, для которого не существовало времени, для которого начало и конец, альфа и омега, прошлое, настоящее и будущее были одним неразрывным бытием, окруженным Его мудростью и любовью, протянул нематериальную руку, чтобы легким движением указательного пальца остановить наносекунду, которая увлекшись, торопилась обогнать своих коллег и слегка выбивалась из общего потока времени. Он подул на нее, точно также, как ребенок дует на каплю мыльной воды, растянутую в виде переливающейся пленки внутри пластмассовой рамки. Наносекунда расширилась, приняв форму шара, и стала пузырем времени. 

Бог вошел. 

Внутри стояло слегка потрепанное кресло, ожидая Его, который, в знак учтивости к приглашенному Им гостю принял облик старика с длинными белыми волосами и белоснежной бородой. Ему казалось что людям - не только Его гостю, но и остальным тоже - нравиться изображать Его в таком виде, поэтому Он в достаточной степени усовершенствовался в подобной маскировке и даже получал от нее удовольствие. 

Внутри пузыря материализовалось второе кресло, в котором сидела Судьба. Она (или это был он? Бог никогда не был в этом до конца уверен) часто показывала смертным свое лицо, хотя чаще во сне, чем наяву. Лицо было ни мужским, ни женским, красотой своей превосходило все эстетические идеалы, было неотразимым, и в то же время ужасало. Это лицо не было слепым, как многим кажется. Но то, что люди видели в ее глазах, настолько выходило за рамки обычного человеческого воображения, что слабовольное сознание смертных предпочитало забыть выражение этих глаз, чтобы проснувшись, не сойти с ума. Так что все думали, что судьба слепа - идея, вызывающая у нее загадочную улыбку. 

Теперь она полулежала, полусидела в своем кресле и выжидательно и слегка насмешливо смотрела на Бога, который без труда выдерживал ее взгляд. 

- Снова Наука, не правда ли? - начала она - по тону это не было похоже на вопрос. 

- Да, и Вражда. Кажется, что на этот раз у них это получилось. Должно получиться. 

- Времена тут не причем. Так значит, Тебе нужна моя помощь? 

Бог кивнул. - Да. Мы должны хотя бы попытаться. 

Судьба снова показала зубы, изобразив очередную насмешливую улыбку. - Просто скажи мне, кто нарушитель, и я сделаю все, что нужно. 

- Нет, - возразил Бог. - Не таким способом. Вообще-то говоря, Я…, - Он погладил свою бороду, - ты же знаешь, что Я люблю оставлять им их Свободный Выбор. 

Свободный Выбор был постоянным предметом споров между Богом и Судьбой с самого начала времен. Фактически, обсуждая этот вопрос, они столько крови друг другу попортили, что хватило бы не меньше, чем на 564 782 динозавра. Кстати, из перемытых при этом костей, если сложить их в правильном порядке, получились бы скелеты для этих динозавров, да еще запчасти бы остались. (Динозавры тоже частенько были поводом для горячих споров). 

- Так что же Ты предлагаешь? - Уточнила Судьба. Она была сегодня в мирном расположении духа. 

- Есть только одна Сила, которая может оказаться сильнее Науки и Вражды вместе взятых. 

- Ты имеешь в виду любовь? Как это скучно! 

- Может быть, но ты не можешь не признать, что чаще всего у нее все получалось. 

- Хм-м-м…, - нахмурилась Судьба. - Но Ты знаешь, конечно, что она ужасно медлительна? Сколько у нас времени? 

- Не много. Точнее полчаса. Поэтому мне кажется, что на этот раз мы должны попробовать новый подход. 

Бог объяснил Судьбе свой план. Судьба внимательно выслушала. 

- Дай посмотреть, - попросила она, когда Он закончил. Бог вытянул руку с лежащим на ладони предметом. Судьба внимательно рассмотрела его и засмеялась. - Твое непревзойденное чувство юмора, да? - сказала она. 

У Бога заблестели глаза. - Идея неплохая, согласись? К тому же, разделенные на двое, эти буквы станут просто набором маленьких линий и кривых. Только сложив вместе половинки, можно будет снова увидеть надпись. 

- Похоже, у Тебя состоялся один из твоих любимых заумных диалогов с Платоном, - сказала Судьба, покачивая головой. 

- Может и состоялся. Так ты учувствуешь в деле? - Судьба кивнула. - Замечательно, тогда Я позову Михаила. 

Одна из мыслей Бога дотянулась до Его могущественного ангела, который, одним взмахом пламенных крыльев, достиг пузыря времени и вошел. 

- А, ты уже здесь, - сказал Бог. - Будь так добр, разломай это. 

Он подбросил предмет по правильной параболе. Когда он достиг верхушки кривой, Михаил поднял свой огромный меч и ударил… 

*-*-*-*-* 

Было жарко, очень жарко. Все они укрылись в тени группы деревьев, нижние ветви которых, хоть и были колючими, так плотно переплетались, что хорошо защищали от безжалостного солнца. Почти все дремали в тени, сторожить остались только двое - львы в это время дня обычно не нападали, но весной у львиц были маленькие детеныши, а это увеличивало риск. Охранники были не особенно внимательны. Они не столько смотрели по сторонам, сколько выбирали друг у друга блох. 

Немного в стороне от основной группы сидела девушка. Ее лицо казалось более живым и умным, чем у остальных. В каждой руке она держала по камню и, время от времени, ударяла левым камнем по правому. Ничего не происходило, что, казалось бы, крайне разочаровывало ее. 

Проснулся еще один член группы. На этот раз мужчина. Менее волосатый, чем остальные и более хрупкого телосложения. Он несколько раз украдкой взглянул на девушку, которая явно не собиралась смотреть в его сторону, и, потеряв надежду встретиться с ней взглядом, начал угрюмо озираться вокруг. 

Вдруг что-то привлекло его внимание и он бросился в сторону неуклюжей рысью, характерной для его вида, сгорбив плечи так, что руки болтались около самой земли. Остановившись, он подобрал блестящий предмет - нет, даже два предмета. Ему показалось, что ничего прекраснее он не видел за всю свою жизнь. Мужчина не смог бы описать свою находку, потому что не умел разговаривать и объяснялся только разными оттенками ворчания и рычания - пока этого вполне хватало, чтобы выразить все мысли, приходящие ему в голову. Он стоял и улыбался, совершенно очарованный двумя почти одинаковыми предметами, лежащими на его ладони. 

Они были такие гладкие и блестящие, а их форма немного напоминала ему грудь той самой девушки. Но они были еще совершеннее, эти восхитительные полусферы из металла. Только снизу они были слегка неровными и зазубренными, как будто разрезанными тупым ножом. 

Такая красота… 

Он долго стоял и восхищенно рассматривал свою находку. Потом, казалось бы, придя к какому-то решению, пошел сначала назад к деревьям, под которыми спали его соплеменники, а потом мимо них к девушке. 

- Угхх! - сказал он. (В переводе на русский это означает примерно следующее: "Какой прекрасный вид! Вы часто здесь бываете?") 

Девушка подняла голову. Она, конечно же, знала, что этот тип ею интересуется. Ну и что? Мужчина должен быть волосатым, крепким и сильным. А этот слишком тощий, да и если говорить о волосах - посмотреть не на что. - Грууухх, - ответила она. ("Оставь меня в покое, ничтожество!") 

Он проиграл столько драк за превосходство с другими мужчинами (не то, чтобы он хотел драться, но голос гормонов, нашептывающих решения его мозгу, был слишком сильным), чтобы не понимать своих недостатков. Но ведь на этот раз он пришел не с пустыми руками. - Нгррр? - сказал он, протягивая ей один из двух сияющих предметов. 

- Аррр-аак! - сказала она, и ударила левым камнем по правому. 

Его голова оказалась между камней. 

*-*-*-*-* 

- Ла-а-адно, - слегка смущенно протянул Бог, - в конце концов, это только начало. 

- Да, и ведь до чего многообещающее! - промурлыкала Судьба - Столько Свободного Выбора… 

- Давай попробуем еще раз. В нашем распоряжении еще несколько столетий. 

*-*-*-*-* 

Ей было только двенадцать, но множество поэтов уже воспело красоту ее глаз, грудь, очертания которой угадывались под платьем, грациозные ножки, так хорошо умеющие танцевать, покачивающиеся бедра и гибкие изящные руки. Звали ее Гермиона, она была дочерью Глаукоса, богатого Афинского купца. 

Завтра она должна была выйти замуж за Деметриоса, пятнадцатилетнего сына судовладельца, которого ее отец называл своим деловым партнером. Большинство Афинян считало, что они занимаются довольно темными делишками. 

Гермиона не особенно мечтала о замужестве. Конечно, каждая девушка мечтает однажды выйти замуж, в этом цель ее девичьей жизни. Мать и пожилая кормилица хорошо подготовили Гермиону к будущему, и она знала свой долг. Причиной нежелания выходить замуж был будущий муж. Он не имел ничего общего с богами и героями, о которых мечтала девушка. У него не было такой аккуратной красивой бороды, как у Одиссея или Ахиллеса, только какой-то черный пушок, да и тот рос клочками. Лицо у Деметриоса было все в прыщиках. И спина тоже, если верить сплетням служанок. 

Ей оставался только один, последний, день свободной жизни. Завтра ее тело будет принадлежать прыщавому Деметриосу, он сможет трогать ее, где захочет, забираться на нее, хрюкая и покрываясь потом. Она видела, как этим занимаются слуги, когда сбегала из-под присмотра матери и подглядывала сквозь щели в деревянных стенах комнат для прислуги. 

Гермиона много размышляла над этим, да и над многими другими проблемами. За вечную задумчивость мать называла ее "вялой". Молодая девушка не должна быть вялой - иногда Гермиону били за это, иногда старались развеселить - все зависело от настроения матери. Сегодня мать была склонна ко всепрощению. Завтра она потеряет свою маленькую девочку, и эта мысль смягчала суровые черты ее лица. Женщина почти улыбалась. Но это была печальная улыбка, полная воспоминаний о ее собственной свадьбе, надеждах и мечтах. 

Благодаря сентиментальной задумчивости и вытекающей из нее снисходительности матери, Гермионе было позволено пойти на рынок вместе с управляющим Глаукоса. Несколько рабов, принадлежащих купцу, умерло от туберкулеза, и ему срочно были нужны новые, или дела могли пойти медленнее. А этого купец очень не хотел. 

Они шли по пыльным улицам, мимо вилл, садов и храмов, пока наконец не добрались до центральной площади Афин, на которой можно было купить все - специи и рабов, скот и индийский шелк. Гермиона любила рынок, хотя от царящих на нем запахов у нее начинала болеть голова. Но круговорот красок, звуков, голосов очаровывал ее. 

Управляющий крепко держал ее за руку, пока они пробирались сквозь толпу. В другой руке он держал кошелек - кожаный мешочек, набитый золотом. Они подошли вовремя - лучший товар еще не успели разобрать. Их глаза скользили по телам, высоким и коренастым, худощавым и полным, всех мыслимых оттенков кожи, с голубыми и черными глазами… Рабов на Афинский рынок привозили со всех концов света. 

Управляющий отчаянно торговался - цена за двух Германцев, какими бы рослыми и сильными они не были, показалась ему слишком высокой. Гермиона тем временем спряталась от солнца под навесом, который частично закрывал отгороженное для рабов место. 

- Вы часто сюда приходите? 

Она вздрогнула - в основном от неожиданности, а не от испуга, потому что полностью погрузилась в мечтания, представляя себе, как великолепный белоснежный бык с золотыми рогами появляется из волн, встряхивает могучей головой и спешит к ней… 

Мужчина, посмевший к ней обратиться, был старше по меньшей мере лет на десять. Под ярким солнцем Греции его кожа казалась болезненно бледной. Гермиона сморщила нос - от него, как и от остальных рабов, ужасно воняло. Скорее всего он несколько недель провел в трюме корабля, без солнечного света, и места там хватало только для того, чтобы повернуться на другой бок на постоянно влажном полу. Но этот раб говорил по-гречески, хотя и с легким акцентом. 

Гермиона слегка повернулась, чтобы оказаться лицом к нему, и луч солнца, скользнув при этом движении с плеча на ключицу, попал на странный амулет, который висел на шее девушки. Отраженный от блестящего металла лучик заставил молодого человека прищуриться. 

Гермиона была вежливой девушкой, и не могла не ответить на вопрос. - Да, - сказала она, - довольно часто, но вполне возможно, что сегодня это было в последний раз. - Она выжидательно посмотрела на мужчину, ожидая новых вопросов, которые позволят ей рассказать, что должно случиться. 

Но тот, похоже, не слушал. Он пристально, не отрываясь, смотрел на ее амулет. Его правая рука медленно поднялась к поясу, придерживающему жалкое тряпье, которое служило ему одеждой. Гермиона отшатнулась, испугавшись, что он прячет нож. Глаза незнакомца, угольно-черные, и в то же время холодные, заставляли подумать о безумстве. Может быть, подумала она, этот человек наблюдал за Менадами, думая, что надежно спрятался за кустами или в высокой траве, а они поймали его, покусали, и он сошел с ума. 

Но это был не нож. Это был кусочек металла, мерцающая матовая полусфера - точно такую Гермиона носила на шее. Мужчина протянул ей свой амулет, улыбаясь, как будто он узнал ее… Где-то в глубине памяти шевельнулось что-то… Странное ощущение, похожее на зуд в спине, в том месте, которое не получается почесать… 

Она снова вздрогнула, потому что подошедший сзади управляющий осторожно, но крепко, взял ее за левую руку. - Пойдем, Гермиона. Я закончил все свои дела. А ты, - он еще сильнее сжал ее руку, - могла придумать себе занятие получше, чем болтаться рядом с этим отребьем. Что сказал бы твой отец? Не говоря уже о будущем муже? 

Она совсем про это забыла. Свадьба и Деметриос совершенно вылетели у нее из головы. - Я…, - управляющий тащил ее домой, но Гермиона упиралась. - А мы можем купить его? - Она показала на молодого раба, правая рука которого была теперь сжата в кулак, надежно скрывая предмет, казавшийся двойником ее амулета. Второй половиной симболона. 

- Уже присматриваешь себе любовника? - Засмеялся управляющий. - Нет, нет, сегодня я уже купил достаточно рабов. Пойдем, нам пора домой, или твоя мать отругает меня! 

Может, думала она, едва справляясь с болью в сердце, может он был изгнанником, как Орест, человеком столь благородным, что даже боги от стыда отводили от него свои взгляды. Сыном короля из далекой страны, обессиленным, измученным… 

Она оглянулась. Молодой человек приоткрыл кулак и слегка повернул руку, так, чтобы лучик солнца, отраженный от амулета, попал прямо в ее глаз. 

*-*-*-*-* 

- Это уже что-то, - с ухмылкой произнесла Судьба. 

Бог улыбнулся ей (или ему? Он так и не был уверен) - Правда? С каждой встречей все будет идти лучше и лучше. Воспоминания останутся в их подсознании. И они будут накапливаться. 

Судьба тихонько фыркнула. - Тогда ему повезло. - И после короткой паузы. - А знаешь, Ты бесстыдно мошенничаешь. 

- Ну да. - Бог достал из кармана табак и трубку. - Временами это необходимо. Как бы еще французы выиграли чемпионат мира по футболу в 1998 году? 

*-*-*-*-* 

В эти комнаты не проникала жара Венецианского лета. Они всегда оставались темными, сырыми и пропитанными запахом старости. Старый дворец, старая мебель, множество стариков, старая одежда, кажущаяся роскошной, пока не подойдешь ближе и не заметишь, что она поношена и побита молью, золотое шитье потускнело, а часть драгоценных камней заменена на подделки из стекла. Роскошь была лишь видимостью. В Венеции видимость была повсюду. Фасады зданий, выходящие на Большой Канал, казались самой помпезностью и великолепием, чтобы никто - особенно если он чужестранец - не подумал, что эти фасады закрывают заплесневевшие и обветшалые ткани, комнаты, выглядящие богато обставленными только при слабом освещении, и постоянно болеющих людей, кожа которых зудела под роскошными нарядами, а суставы ныли от ревматизма. 

Он не был чужестранцем. Он был шпионом Дожа, его глазами и ушами, способными забираться далеко от района дворцов аристократии. Люди Дожа шпионили среди купцов и воров, сидели в тавернах с дурной репутацией и у ворот монастырей. Там о многом разговаривали, а Пьетро Градениго, Дож Венеции, хотел слышать все. Наступили мрачные времена. Большой Совет недавно распустили, а это означало, что судьба города оказалась в руках нескольких избранных, чьи имена были записаны в Золотую Книгу Светлейшего. Остальные, лишенные былой власти - а вместе с ней и солидного дохода - хотели вернуть старые времена. Что и понятно. Чувствовалось, что в городе зреет заговор. 

Он стремительно прошел по узкому коридору и постучал в дверь, не намного превосходящую его высотой и шириной. Не дожидаясь приглашения, мужчина вошел. 

- Лоренцо? - Дож поднял голову от пергаментов, разложенных на столе. Он был стар и утомлен заботами. Без золотого головного убора и драгоценных атрибутов власти он казался маленьким, почти ничтожным. Но это был могущественный человек, и Лоренцо знал, что его не стоит недооценивать. 

- Светлейший. - Вошедший поклонился. Дож улыбнулся в ответ. - Я принес донесение. - Из глубины плаща выскользнула бледная рука - жест, которого привыкло бояться большинство людишек из числа завсегдатаев таверн, потому что обычно эти пальцы сжимали нож. А нож, вытащенный наружу, не исчезал, не убив. Но сейчас мужчина держал в руке свиток пергамента. 

Дож кивнул. - Давай сюда. - Протянувшаяся за свитком рука была такой же тонкой и бледной, но в отличие от руки Лоренцо, дрожащей и морщинистой. - Я прочту его чуть позже. Возвращайся завтра утром, после мессы, и мы обсудим необходимые меры. - В карман Лоренцо перекочевал маленький мешочек с золотыми монетами. 

- Как пожелаете, светлейший. - Мужчина надвинул капюшон плаща так, чтобы он совершенно скрыл черты лица, и беззвучно покинул комнату через ту же замаскированную гобеленом дверь. В полутемной комнате выход был совершенно неразличим. 

Итак, этим вечером он свободен. Что ж, он проведет его в приятном обществе. С улыбкой на бледном, с тонкими чертами, лице, Лоренцо отправился в северную часть города. 

Все знали, что у Монны Виттории, молодой вдовы, обладавшей сомнительной репутацией, но редкой красотой, есть еще и молодой любовник ( а не только тот, кто был старше - и богаче - и время от времени за внушительное количество золота оказывался в ее постели). Никто точно не знал, кем был этот богатый содержатель, хотя слухов ходило множество. Некоторые считали, что это сам дож. Другие клялись, что таинственный покровитель - богатый дворянин из Генуи - Венеция и Генуя были смертельными врагами, поэтому подобная связь считалась равносильной государственной измене. К счастью для Монны Виттории, в эти слухи мало кто верил. И очень немногие прислушивались к разговорам о том, что ее любовником был Кардинал Милана. 

Лючия, ее служанка, знала все тайны госпожи. Ее молчание оплачивалось частью того золота, которое хозяйка получала от патрициев. Лючия знала больше, чем хотелось бы Монне Виттории, но была осторожной и молчаливой, как бездомная кошка. Она подглядывала в замочные скважины, подслушивала под дверями и через щели в полу. Девочка не собиралась как-то использовать полученные сведения. Просто ей нравилось знать больше других. Такой уж у нее был характер. 

Правда, была у нее одна навязчивая идея, одна мечта - безрассудная, даже опасная, и при этом практически безнадежная. 

Девочка была влюблена в Лоренцо, лучшего шпиона дожа и любовника своей хозяйки. Лючия прекрасно понимала, почему Монна Виттория любит этого человека, хотя на вид в нем было мало привлекательного: очень высокий, с длинными черными волосами, черными глазами и чувственным, несмотря на узкие губы, ртом. Он был бледным, таким бледным…Не красивым, даже по самым снисходительным требованиям - из-за слишком большого носа и ввалившихся щек. Но даже Лючия, четырнадцатилетняя девчонка, чувствовала огонь, пылающий внутри него. Огонь столь яркий, что временами ей казалось, что она видит, как пламя пожирает его и ее хозяйку, когда они извивались на кровати Монны Виттории. Как они сгорают в костре страсти, оставляя вместо себя лишь маленькую горсть серого пепла. 

Лючия завидовала своей госпоже тихой, но непреклонной завистью. Она вообще была довольно спокойным существом (во всем, что не касалось ее мечтаний) и никогда не бросалась в ярости на стены. Неразделенная любовь, которую Лоренцо даже не замечал - у девочки не было заблуждений на этот счет - просто не позволяла ей быть счастливой. Лючия подозревала, что для него она вообще не существует. Кто будет смотреть на бедную девочку, если рядом великолепная Монна Виттория, с бархатной светлой кожей и золотистыми кудрями, спускающимися почти до талии? Нет, ей предназначено оставаться в тени. Временами у Лючии было очень тяжело на сердце. 

Об этой тайной любви не знал никто, даже ее мать и лучшая подруга Агнесса, которая работала на кухне. Они бы ничего не поняли. И еще она никому не показывала свой талисман - тяжелую полусферу из странного металла, матовая поверхность которого слабо мерцала даже при очень слабом свете. На поверхности были выгравированы какие-то знаки, вероятно магические. Талисман поколениями передавали от матери к дочери, и вот теперь его носила Лючия. Именно этот предмет был виновен в том, что ее сердце ныло от тоски. Однажды, когда Лоренцо только познакомился с ее хозяйкой, девочка подглядывала за ними и заметила точно такую же штучку на цепочке на его шее. 

Этим вечером он пришел раньше обычного, и хозяйка пообещала присоединиться к нему чуть позже, когда закончит светскую беседу с посетителем, уже сидевшим в ее гостиной. Он довольно нетерпеливо ждал Монну Витторию в спальне, а Лючия разглядывала его сквозь замочную скважину маленькой боковой двери. Лоренцо резко поднялся из кресла и налил себе бокал вина. Потом он начал ходить взад-вперед по комнате, все время исчезая из поля зрения Лючии. Она немного подвинулась, чтобы изменить угол зрения, но этого движения оказалось достаточно, чтобы талисман выскользнул из-под блузки и звякнул об дверь. Легкий, но отчетливо слышный звук. 

Лючия вскочила с пола, чувствуя, как отчаянно колотиться ее сердце и путаются мысли, и отчаянно желая провалиться на этом месте. 

Не даром он был шпионом. Лючия даже не услышала звука его шагов. Дверь внезапно распахнулась, и стоящий за ней Лоренцо насмешливо посмотрел на девочку сверху вниз. - Ну и часто ты сюда приходишь? - презрительно поинтересовался он. 

Она убежала и проплакала всю ночь в своей комнатушке на чердаке. 

А следующим вечером ей пришлось плакать еще больше, причем вместе с госпожой. Золотистые локоны смешались с коричневыми кудрями, когда две женщины рыдали, обнявшись, разделяя свое горе. И только одна из них знала, что горе у них общее. 

Утром Лоренцо нашли недалеко от дворца дожа с кинжалом в спине. 

*-*-*-*-* 

Внутри пузыря времени колечками поднимался дым, растворяясь и превращаясь в голубоватую дымку. 

- Похоже, нам не слишком везет, - заметила Судьба. - Хотя на этот раз она была влюблена в него. Но они даже не поговорили. 

Бог выпустил еще одно колечко дыма. - Терпение, друг мой. Определенный прогресс налицо. Рано или позже им не избежать друг друга, - Он мечтательно проводил взглядом поднимающееся колечко. 

- Рано или поздно, это да. Хорошо бы, если не слишком поздно. И лучше бы выбрал что-нибудь более оригинальное в качестве первой фразы. 

*-*-*-*-* 

- Роза, розы, розу, о розе…, - голос ее брата доносился из учебной комнаты до сада, где Генриетта, сидя в тени дерева, пыталась читать. 

Она любила читать, родители даже называли ее книжником и голубым чулком. Но сейчас она не могла сосредоточиться на книге, потому что ее отвлекали голоса. Роберт, ее восьмилетний брат, отвечал урок по склонениям, а Мистер Харпер время от времени хвалил его, повторяя, что Роберт хороший умный мальчик, потому что сделал домашнюю работу, и не поддался соблазну убежать гулять в такой прекрасный летний день. Генриетта ждала этого голоса. 

- Хорошо, господин Роберт. Очень хорошо. Теперь займемся переводом. Я буду диктовать вам фразу. Первая: вечером фермер спешит домой, где его радостно встречают жена и дети. 

Зачем только он выбирает такие примеры? Генриетта вздохнула. Похоже, что все Римские фермеры должны вести себя именно так, и никому нет дела до того, что она… Чего она ждет? Все это только лишь мечты. Можно было читать стихи и романы, но родители ожидали, что она сможет жить двойной жизнью. Дихотомия, так, кажется, это называется. Раздвоение личности. Психическая болезнь. Во первых, любовная интрига между ними была невозможна, потому что слишком многое разделяло их. Во-вторых, она должна вести себя благоразумно. А благоразумие означает, что она не должна поддаваться эмоциям, которые порождают книги и… и голос мистера Харпера. 

Генриетта была уверена, что у Джереми Харпера, наставника брата, был самый приятный в мире голос. Сочный, глубокий баритон, одинаково хорошо способный говорить, петь и читать стихи. Интонации этого голоса навевали мысли о бархатном вечернем сумраке, темных долинах и залитых лунным светом склонах холмов. При его звуке хотелось превратиться в ночную бабочку и раствориться в прохладном воздухе… 

К тому же у него была довольно приятная внешность - как раз в том романтическом, задумчивом стиле, который тогда был в моде. Когда Генриетта находила предлог зайти в классную комнату - чаще всего она оставляла в ней свой дневник, и хотела его забрать - темные глаза Джереми останавливались на ней, а рука поднималась к воротнику рубашки. Как будто он что-то носил на шее - медальон, может быть. Может он написал ее портрет и хранил его около сердца… 

Генриетта рассеянно играла с висящим на бархатной ленточке талисманом. Никто точно не знал, как он попал в семью и когда это случилась. Но эту матовую полусферу всегда передавали старшей дочери в день ее пятнадцатилетия. Генриетта тоже передаст талисман своей дочери. Это не будет их с Джереми ребенок, нет. Такое невозможно, она прекрасно это понимала. Никто не узнает о ее любви, даже мать. Даже он. Она не выдаст себя ни единым жестом. Не будет ни тайного свидания, ни сорванного украдкой поцелуя. Однажды он случайно столкнулся с ней на ее любимой тропинке в заброшенной части сада. С надеждой в темных глазах он спросил. - Вы часто сюда приходите? - Генриетта убежала. Она сознавала свой долг и свое положение. Он тоже должен знать свое место. Но Боже, как это тяжело… 

*-*-*-*-* 

- Ах, - мечтательно вздохнула Судьба. - Мы все ближе и ближе к цели, не правда ли? 

- Несомненно. - Бог наклонил голову и посмотрел на нее (или на него? Но не сейчас же спрашивать, согласитесь). - Знаешь, временами Я спрашиваю себя, часто ли они пользуются Свободой Выбора. Вот посмотри на эту девочку, Генриетту. Она любит его, они могут быть счастливы вместе - и что же? 

- Нет, - возразила Судьба, - не могут. Он получит в наследство крошечное поместье, где-то на севере - не могу вспомнить названия этого Богом проклятого места, извини за выражение. Она умрет при первых родах. Чахотка, что поделаешь. За это он возненавидит собственного ребенка и… 

- Спасибо, думаю. Я не хочу слушать продолжения этой истории. Основную идею я и так понял. Ты не хочешь рассказать про них Эсхилу? 

- Жизнь, дорогой друг, создает множество сюжетов для трагедий. 

- Истинная правда. Может быть, некоторое количество магии сможет им помочь? 

*-*-*-*-* 

Когда в одиннадцать лет Гермиона Грейнджер получила письмо из Хогварца, у нее были свои идеи о том, что значит быть ведьмой. Она фантазировала о превращении людей в жаб, а старого родительского дивана в груду золота… 

За семь школьных лет она научилась всему, что могла - а могла она многое - и отшлифовала свои способности. Начиная с четвертого класса, знания перестали быть единственной ее целью. Вернулся Волдеморт, уже более могущественный и ужасный, чем раньше, как сказала Сибилла Трелани, учитель Прорицаний и выдающаяся обманщица. Но как раз это ее предсказание было верным, к сожалению. 

Гермиона много читала о первом периоде террора, бледнея от шока и волнения, но продолжая просматривать все новые и новые книги, описывающие ужасы тех лет - пытки, убийства, всеобщий страх. Так что теоретически она была готова к происходящему. Ничего не могло подготовить ее к смерти родителей. Или к виду плачущего Рона, получившего известие о Перси. Или к тому, чтобы смотреть, не находя в себе сил сдвинуться с места, как Невилл Лонгботтом кидается на Драко Малфоя, царапая, кусая, пиная его, чуть ли не пытаясь задушить. 

Но все это были мелочи по сравнению с тем, что творилось за пределами территории школы. 

С того вечера после Турнира Трех Магов, когда они сидели в госпитале рядом с Гарри и видели, как он показывал Фуджу метку на левой руке, она знала, что их учитель был когда-то Упивающимся Смертью. Она безоговорочно доверяла Дамблдору, и не нуждалась в других доказательствах того, что теперь Снейп больше не один из них. Шпион… она не была уверена. что хочет знать подробности. Да, она понимала, что это малодушие, но иногда ей просто хотелось убедить себя в том, что она еще ребенок, а детям не полагается всего знать. 

Но с тех пор она постоянно наблюдала за ним. 

Она потихоньку разглядывала его во время завтрака и обеда, бросала взгляды в его сторону, когда готовила очередное зелье, а в шестом и седьмом классе, когда она была сначала старостой, а потом префектом, а коридоры Хогварца постоянно охранялись, даже добровольно вызывалась заниматься этим в две смены. Постоянно наблюдая за этим человеком, Гермиона начала лучше узнавать его. Случались дни, когда он выглядел почти нормально. Но бывали и худшие дни, количество которых со временем все увеличивалось. В такие дни его глаза казались еще более запавшими, чем обычно, и остекленевшими. Руки он старался держать в карманах, чтобы никто не замечал, как они дрожат. Но она замечала, потому что знала. Однажды ночью Гермиона поднялась в Астрономическую башню. Сней1п стоял около окна, дрожа, несмотря на теплую погоду. Он спросил. - Вы часто сюда приходите? - И Гермиона поняла, что это не было простым вопросом. Это место было убежищем Снейпа, и не стоила здесь ему мешать. 

У нее не было времени на приятелей. Большинство ее ровесников - за исключением Гарри, может быть - считало, что она была слишком привередливой, слишком высокомерной… На самом деле, Гермиона просто отбрасывала от себя подобные мысли, иногда очень отчаянно. Не то, чтобы он не хотела - нет, иногда она готова была отдать десять лет жизни за объятья любящего человека, особенно с тех пор, как осталась без родителей. Но она считала, что есть проблемы, гораздо более важные, чем ее потребность в любви и физическом контакте. 

В конце концов они победили. Ужасная победа, за которую заплатили такой ценой, что праздновать не хотелось. Она выжила. Вместе с немногими другими…нет, их нельзя было назвать счастливчиками. Травмированные, с израненными телами и душами, насмотревшиеся таких кошмаров, что бессонница мучила их неделями, а кого-то и всю жизнь. 

Сейчас погибшие лежали в госпитале - завтра их должны были похоронить. Гермиона переходила от одного неподвижного тела к другому пока не нашла его. Еще один взгляд на Северуса Снейпа, последний, перед тем как земля примет его в свои холодные объятия. 

Она откинула покрывало с его лица. Сейчас он казался очень спокойным и более молодым. Долгое время девушка просто стояла и смотрела на его лицо. Потом она заметила что-то на его горле, кажется, цепочку, очень тонкую, почти незаметную на бледной коже. Что он носил? Амулет? Медальон с портретом дорогого человека? Она пыталась сопротивляться любопытству, но искушение было слишком сильным. Непослушными пальцами Гермиона расстегнула верхнюю пуговицу воротника, потянула цепочку… и на мгновение у нее перехватило дыхание. 

Невероятно, но он носил точно такой же талисман, что и она - правильную полусферу из неизвестного ей металла, с выгравированными на поверхности линиями. Это вторая половинка ее полусферы. Она поднесла предмет ближе к глазам - да, тот же самый неровный край, словно дерево, распиленное тупой пилой. 

Если бы она только знала… Конечно же, глупо винить себя, она никак не могла узнать про талисман. Но все же… Может быть она смогла бы что-то придумать, что-то сделать, как-то помочь, даже спасти ему жизнь. 

Сейчас было слишком поздно. 

*-*-*-*-* 

- Мы были очень близки к цели, - судя по тону, Бог почти извинялся. 

- Близки-то близки, но все же это опять неудача. А время бежит…. Бог вздохнул. - Да знаю я, знаю. В следующий раз обязательно должно сработать… 

- Конечно-конечно, - согласилась Судьба, - но, может, я все-таки слегка подтолкну их… 

Бог кивнул, стараясь сделать вид, что Он не совсем понял, о чем речь. 

*-*-*-*-* 

Шон Салливан быстро шел по коридорам Блока 44А, каждые тридцать секунд проходя различные проверки на устройствах обеспечения безопасности. У него взяли отпечатки пальцев, опознали голос, несколько раз заставляли набирать код и вставлять идентификационную карточку в сканер. Наконец от добрался до лаборатории, где его уже ждала Хейвер Джиллиан - старая приятельница и коллега. 

- Как отдохнул? - спросила она вместо приветствия, пока Шон мыл руки и надевал халат. 

- Так себе. Барни не слишком хорошо себя чувствует. 

Барни, добродушный Золотой Ретривер, был еще одним другом Шона, и теперь, когда пес постарел, источником самых ужасных опасений. Лицо Хейвер выражало неподдельное сочувствие. - Ты водил его к ветеринару? 

- Да, конечно. - У мужчины был хриплый голос, и Хейвер показалось, что он с трудом сдерживается от слез. 

- И … что он сказал? 

Шон закончил мыть руки, повернулся к ней, натягивая перчатки, и пожал плечами. - Что он может сказать, как ты думаешь? Барни семнадцать - тут мало что можно сказать или сделать… - Его черные глаза, в которых обычно светилась любознательность, или мелькали насмешливые искорки при неудачах коллег, сейчас подозрительно блестели. - Просто…, - он сделал глубокий вдох, - понимаешь, я не могу себе представить, как я буду жить без него… - Шон опустил плечи. 

Хейвер стояла в нескольких шагах от него, покусывая губу и теребя талисман, который никогда не снимала с шеи. Они так давно были друзьями… она любила Шона, но не была уверена в его чувствах… он казался таким несчастным… может, она должна… 

*-*-*-*-* 

Бога вдруг крайне заинтересовала траектория очередного колечка дым. Судьба протянула руку сквозь пузырь времени и слегка толкнула… 

*-*-*-*-* 

… и вдруг как будто невидимая рука подтолкнула девушку. Она быстро приблизилась к Шону и обняла его за плечи. Шон не оттолкнул ее, но и не ответил на ее объятия. 

*-*-*-*-* 

Судьба закатила глаза. Ох уж эти люди… на снова вытянула руку, расстегнула две верхние пуговицы на его рубашке и еще раз слегка подтолкнула… 

*-*-*-*-* 

Наконец Хейвер почувствовала, как его руки обнимают его. Наконец их губы встретились. Они почти одновременно прошептали. - Я люблю тебя. - Ей показалось, что… 

*-*-*-*-* 

Бог и Судьба затаили дыхание. 

*-*-*-*-* 

… вселенная на секунду затаила дыхание. 

Потом две половинки сферы из мерцающего металла звякнули, столкнувшись друг с другом, и сцепились вместе. Линии и кривые медленно сместились, складываясь в два слова. 

Неожиданно пара обнаружила, что оказалась в незнакомом месте - что-то вроде огромного дома, возможно внутри горы… Пол был каменный и неровный. - Ты часто сюда приходишь? - прошептал он ей на ухо, и она захихикала. Они осмотрелись. Что-то металлическое упало на пол, и они наклонились, чтобы поднять предмет. Это была правильная сфера, матовая и поблескивающая в слабом свете. 

- Тут что-то написано, - пробормотала Хейвер. 

- Странно…, - сказал Шон, - Я не удивлюсь, если это имеет какое-то отношение к вон той машине… 

Машина была огромной и зловещей на вид. Низкий гудящий звук, который она издавала, не улучшал впечатления. 

А потом они услышали тиканье. 

*-*-*-*-* 

- Осталось пятьдесят секунд, - прошептал Бог, а Судьба кивнула. Оба заметно нервничали. 

*-*-*-*-* 

- О, смотри, вот дисплей! - воскликнул Шон. 

Хейвер подошла к нему с другой стороны машины. - Производит обратный отсчет. 

- Прямо как в старых фильмах… 

- Думаешь, это бомба? 

- Если бомба, то она, как мне кажется, пустит на воздух весь земной шар, - задумчиво проговорил Шон. - Ты считаешь…, - он сжимал сферу между большим и указательным пальцами. 

- Не может же быть столько совпадений, как ты думаешь? К тому же здесь есть отверстие, которое точно подходит для… 

*-*-*-*-* 

- Десять… девять…, - Бог напрягся. 

- Да засунь же ты эту чертову штуку в это чертово отверстие! - Сквозь зубы прошипела Судьба. 

*-*-*-*-* 

- Ну ладно, - сказал Шон. - Осталось всего три секунды, и я думаю, что лучше попробую… 

Как только сфера, на которой теперь была ясно различима надпись "EMERGENCY STOP" "Чрезвычайное положение отменено", была вставлена в отверстие, гудение прекратилось. Хейвер и Шон усмехнулись, глядя друг на друга. 

*-*-*-*-* 

- О, мой Бог! - выдохнула Судьба. 

- Д-д-да? - откликнулся Бог. 

- Я не Тебе, - сказала Судьба. - Что с ними будем делать? Вернем назад? 

- Наверное. Есть идеи куда? 

- Хммм…, - Судьба колебалась. - может в то время, когда они были колдунами? Они живут дольше и, если мы слегка вмешаемся… мы сможем вернуться на несколько месяцев раньше… 

- Договорились, - тут же согласился Бог. - Но позволь мне заметить, что ты безнадежно романтична. 

Судьба ответила ему своей знаменитой загадочной улыбкой. 

*-*-*-*-* 

- Извините, сэр, - взвизгнула Гермиона Грейнджер. - Я не хотела…, - Она наклонилась, чтобы поднять корень мандрагоры… 

*-*-*-*-* 

Судьба протянула руку, согнула указательный палец… 

*-*-*-*-* 

… и талисман, который она носила с тех пор, как ей исполнилось десять лет, выскользнул из-под ее блузки. 

Профессор Зельеделия задохнулся. Его правая рука поднялась к воротнику мантии. Он судорожно сглотнул и произнес. - Взыскание, мисс Грейнджер. Сегодня в восемь, в моем кабинете. 

К его удивлению, она улыбнулась.