В гостиной Гриффиндора было шумно — возможно, даже слишком шумно. Настолько шумно, что для Гермионы, сидевшей перед камином с книжкой на коленях весь этот шум казался обычным бессмысленным галдежом. Вслух своего мнения она не выражала, лишь изредка отрывала голову от книги и бросала строгий взгляд на веселящихся друзей. Праздник праздником, но контрольную по зельям никто не отменял.

Разговоры, перешептывания, смех, хихиканья, а иногда и откровенный хохот наполнили в этот вечер гриффиндорскую гостиную до самых краев. Томительное ожидание праздника, казалось, витало в воздухе. Неудивительно, ведь завтра День Святого Валентина — самый волнительный, самый радостный и романтичный день в году!

Старшекурсники, к коим причислялось и знаменитое «трио», как самые взрослые, а, стало быть, и самые важные обитатели гостиной колледжа отважного Годрика Гриффиндора, заняли места у камина, по-праву считавшиеся наиболее удобными.

Основной шум создавался младшекурсниками. На повышенных тонах обсуждалось все, что касалось завтрашнего дня: украшения замка, тексты поздравлений, дизайн валентинок, а также масса других интересных и важных вещей.

У двери парочка третьекурсниц, хихикая и краснея, посматривали в сторону расположившегося в кресле Гарри Поттера. Бедный парень, который так и не смог привыкнуть к вниманию поклонников, выглядел растерянным и немного смущенным.

Рон вальяжно устроился на диване, широко раскинув ноги. Одной рукой он время от времени выуживал из стоящей рядом коробки шоколадные лягушки и, разворачивая их, незамедлительно поглощал, другой — мучительно морщась, поглаживал живот. Что вкупе с количеством разбросанных по полу фантиков служило тревожным сигналом: количество поглощенного за вечер шоколада давно грозило выйти за пределы нормы и обернуться тяжелыми последствиями.

С двух сторон от пожирателя шоколадных лягушек расположились Лаванда и Парвати. Джинни, по-турецки усевшись на полу, играла с Косолапсусом, который лениво пытался укусить ее за пальцы. Невилл, на лице которого отражалось серьезное и сосредоточенное выражение, медленно, но неумолимо обыгрывал Дина в магические шахматы.

— В прошлом году я получила тридцать валентинок. Это абсолютный рекорд школы, — сообщила крайне довольная собой Лаванда.

— Двадцать девять, — тут же возразила Парвати. — Ты забыла, что тридцатую валентинку для равного счета ты отправила себе сама.

Ее подруга смутилась, но через мгновение взяла себя в руки.

— Это ничего не меняет. Все равно это рекорд.

— А я слышала, что в начале века некая Розальда Кинг получила больше сотни валентинок! Вот это настоящий рекорд.

— Чушь. Сплетни! Ты просто завидуешь, что получила меньше! Ты всегда мне завидовала!

— Больно надо! — фыркнула Парвати.

— Девочки, не ссорьтесь, — тяжело вздохнув, сказал Рон. — И потом, не все ли равно, кто сколько получит валентинок? — лениво продолжил он, зашуршав фантиком.

— Конечно, нет! — в один голос воскликнули Лаванда и Парвати, и, встретившись друг с другом взглядом, оскорбленно замолчали.

— Гарри, а сколько валентинок получил ты?

— Я… не помню. Кажется, около сорока.

— Что?! — возмущенно воскликнула Лаванда. — И ты молчал?

— О, Гарри, это очень много, — просияв, сказала Парвати и довольно посмотрела на возмущенную подругу. — Почему ты не сказал раньше? Рекорд должен быть закреплен за тобой.

— Эм… я как-то не думал об этом.

— Но этого просто не может быть! — не сдавалась Лаванда. — Откуда у тебя столько поклонниц?

— Ну… — Гарри смущенно кашлянул в кулак и покосился на хихикающих третьекурсниц, которые все еще о чем-то перешептывались и бросали в его сторону красноречивые взгляды. — В основном, это были девушки с Гриффиндора… и Райвенкло… И Слизерина. Да, и из Хаффлпафа тоже, — парень кашлянул еще раз и, оглянувшись назад, смущенно почесал затылок.

Рон с завистью посмотрел на него.

— Счастливчик, — сказал он.

— А я получил всего две, — робко подал голос Невилл. — Но бабушка говорит, что количество не важно. Одна единственная валентинка, полученная от любимого человека, имеет гораздо большее значение, чем тысячи остальных…

— И она права, Невилл. Не расстраивайся, — ободряюще сказала Джинни и, помолчав, добавила уже тише: — Знаешь, одна девочка из Райвенкло на днях сказала мне, что ты ей очень нравишься. Так что я уверена: завтра ты получишь ту самую особенную валентинку, — многозначительно закончила она.

— Правда? — Невилл порозовел от смущения.

— Ну не знаю… — Рон выглядел немного расстроенным. С одной стороны, такой бешеной популярностью, как Гарри или Лаванда, он не пользовался, и поэтому нескольких десятков валентинок ожидать не мог. С другой стороны, «особенная валентинка», как у Невилла, ему тоже не светила. — В конце концов это всего лишь картонные сердечки. Бумажки, и ничего больше.

— А по-моему, — хмыкнула Лаванда, — ты просто завидуешь.

— Вот еще, — фыркнул Рон и, нахмурившись, полез рукой в коробку за очередной шоколадной лягушкой.

Гермиона подняла кудрявую голову из-за книги и в очередной раз укоризненно воззрилась на друзей.

— Рон прав, Лаванда. На самом деле это всего лишь бумажки, и они не имеют абсолютно никакого значения. Глупо с вашей ссориться из-за них, — строго сказала она, на что Лаванда закатила глаза и пробормотала: «Зануда». — К тому же, — продолжила Гермиона, сделав вид, что не заметила последнего высказывания Лаванды, — завтрашней контрольной никто не отменял. На вашем месте я бы хоть раз заглянула в учебник, — и девушка вновь уткнулась в книгу, вызвав тем самым раздраженный стон Лаванды и недовольный возглас Джинни.

— Гермиона, — фыркнула младшая Уизли, — можешь ты хотя бы в вечер накануне Дня Святого Валентина забыть об учебе?

— Нет, — был короткий, но непреклонный ответ.

— Гермиона! — воскликнула Джинни и в поиске поддержки обвела взглядом друзей, но те заметно погрустнели, получив напоминание о контрольной работе по зельям, назначенной профессором Снейпом на завтра. В том, что профессор назначил ее на завтра исключительно из вредности, никто не сомневался. — Да забудь ты об этой контрольной!

— Легко сказать «забудь», — проворчал Рон, неожиданно придя на помощь Гермионе. — Это не тебе завтра все утро терпеть сальноволосого ублюдка…

Гермиона строго посмотрела на Рона и поджала губы.

— Рон, я просила не называть его так.

— Как хочу, так и называю, — резонно заметил тот.

Гермиона посмотрела на друга так, что если бы взглядом можно было убивать, Рон давно бы уже валялся бездыханным.

— Не забывай, он наш учитель, — сказала она.

Парвати фыркнула и покачала головой.

— Мучитель!

— Вредный упырь, — сказал Гарри.

— Летучая мышь, — поддакнул Рон.

— Вы все не справедливы к профессору Снейпу.

— Это ты слишком лояльна к нему, — сказал Дин.

— Слишком наивна, я бы сказала, — пробормотала Лаванда.

— Слишком глупа, — проворчал еще кто-то.

— Серьезно, Гермиона, ты же не можешь отрицать того, что он несправедливый, злобный, желчный, старый урод? — ехидно спросил Гарри, лицо которого выражало неподдельный интерес.

Гермиона сузила глаза.

— Его личностные качества меня не волнуют, Гарри. Главное то, что он хороший специалист и хороший преподаватель…

— Хороший преподаватель?! — Рон не поверил своим ушам и возмущенно замахал руками. — Теперь это так называется?! Да Невилл на его уроках боится пошевелиться! — В доказательство своих слов Уизли ткнул шоколадной лягушкой в сторону покрасневшего Невилла, при этом чуть не лишив глаза последнего.

На последнее замечание Гермиона не нашла что ответить и лишь плотнее сжала губы.

— Снейп — ублюдок, Гермиона! — воскликнул Гарри.

— Да! Причем редкостный! — поддакнул Рон, все еще активно жестикулируя.

— Мерзавец! — выкрикнул еще кто-то. И тут поток оскорблений посыпался со всех сторон. Гермиона даже не успевала заметить, с какой стороны прозвучало очередное ругательство. Вся гриффиндорцы, находящиеся в гостиной, разом ополчились против профессора зельеварения. Голоса смешались в один сплошной поток брани.

— Тупица!..

— Урод!..

— Он мне за все ответит!..

— Сальноволосый придурок!..

— Он мне на прошлой неделе оценку занизил!..

— Скотина!..

— Тиран!..

— Свинья предвзятая!..

— Слизеринская гадина!..

— Старый импотент!..

— Он мне вчера на ногу наступил и даже не извинился!

— Змея подколодная!..

— Дитя подземелий!..

— Попадись он мне в темном коридоре!..

— Летучая мышь-переросток!…

— Удав недоделанный!..

— Кровопийца!..

— Вурдалак!..

— Чудовище! Чудовище!..

Гермиона сидела и не верила своим ушам. Сколько же злости должно было накопиться в этих людях, чтобы вот так вот… на чем свет стоит… Да, возможно, некоторые обвинения справедливы, возможно, профессор и на самом деле не очень хороший человек, но… но… не до такой же степени!!!

— Мартышка облезлая!!! — что есть мочи заорал откуда-то с лестницы кудрявый светловолосый мальчик, которого имени-то толком никто из старшекурсников не знал, и это стало последней каплей для Гермионы.

— Хватит! Довольно!! — закричала она, закрывая уши руками. — Я. Не желаю. Больше. Этого. Слышать, — сказала она в мгновенно наступившей тишине.

— А зря, Гермиона, — процедил Гарри, поправляя съехавшие на нос во время перебранки очки. — Снейп этого заслуживает.

— Не смотря ни на что он наш преподаватель. Вы должны иметь к нему хоть каплю уважения.

— Он нас не уважает! И вообще, ты как-то странно ему симпатизируешь… Я даже порой начинаю думать, что…

Гермиона прищурилась.

— На что это ты намекаешь? — зло поинтересовалась она.

— Гарри прав: ты всегда защищаешь Снейпа, — вмешался Уизли. — И это на самом деле странно, потому что Снейп такой… мерзавец. И, знаешь, что, Гермиона, — добавил Рон, угрожающе наставив на девушку шоколадную лягушку, — по-моему, он тебе… нравится!

— А, по-моему, ты идиот, Рональд Уизли, — процедила раскрасневшаяся от гнева Гермиона. — Именно это я вам битый час и пытаюсь объяснить.

Джинни, все это время очень внимательно следившая за разыгравшейся сценой, ахнула и закрыла рот рукой.

— Гермиона! — воскликнула она. — Неужели Снейп тебе на самом деле… ну… нравится? — девушка смущенно замолчала, ее взгляд, направленный на подругу, был полон жалости.

Гермиона открыла рот, чтобы ответить, и замерла, когда до нее дошел истинный смысл слов Джинни.

— Что?.. — девушка вспыхнула. — Нет! — в ужасе воскликнула она. — Конечно, нет, как вы могли подумать? Он нравится мне как ученый, талантливый зельевар… Я уважаю его. Очень уважаю. Но не более того.

— Вот и я о том же, — с довольным видом сказал Рон, словно Гермиона только что произнесла вслух неоспоримые доказательства его собственной правоты. — Снейпа никто не может любить. Уважение, и то только в редких, крайне редких, — он покосился на Гермиону, — случаях — самая, положительная эмоция, которую он может вызвать. Истина в том, что Снейп — редкостная сволочь. Он как змея: никогда не знаешь, куда укусит. Склизкая гадина… Никто не пожалеет, если в один прекрасный день он отравится одним из своих ядов и отправится на тот свет.

— Рон… — Гермионе на хватало слов. — Как ты можешь?!

— Все равно его никто не любит. Никто не расстроится, если он умрет.

— Рон, — Гермиона осуждающе покачала головой.

— Он прав, Гермиона, — сказала Лаванда. — К Снейпу-то и на похороны никто не придет.

— Я приду, — уверенно начала было Гермиона, но осеклась, осознав, что разговор приобретает странные обороты. — То есть, какие похороны… Никто не умрет… Что за бред вы несете…

— Придешь, значит? — взвился Гарри. — Может, и цветы ему на могилу положишь? — он сузил глаза.

— И положу, — с неожиданной для себя готовностью ответила Гермиона, гордо вскинув подбородок.

— Вот, значит, как, — в голосе ее друга звучала обида. Гарри встал с кресла и, засунув руки в карманы, отвернулся к камину. Было видно, что ему очень неприятны слова Гермионы. — Тогда чего же мелочиться! — обернувшись, язвительно произнес он. — Может быть, ты ему завтра и валентинку подаришь, если он такой… замечательный?! — последнее слово Гарри просто выплюнул.

Гермиона замерла на несколько секунд, а затем еще выше вскинула подбородок.

— И подарю! — с гордостью сообщила она, глядя в удивленное лицо Гарри, и громко захлопнула книгу, которая все еще лежала у нее на коленях. — Вот увидишь, подарю валентинку! Вы все увидите! — сказала она, угрожающе обводя пальцем окружающих, и резко встала с кресла. — Почему бы и нет! Профессор Снейп заслуживает уважения и чужого внимания гораздо больше, чем некоторые из вас!

И Гермиона, преисполненная собственного достоинства, направилась к спальне девочек. Когда она скрылась, громко хлопнув дверью, оставшиеся скептически переглянулись. Лаванда закатила глаза и, пожав плечами, выразительно покрутила пальцем у виска. 



Иногда профессору Снейпу в голову приходила мысль, что День Святого Валентина был выдуман самим Сатаной, чтобы сеять разруху и хаос, а также развращать юные неокрепшие умы и давить в них зачатки интеллекта. Наряду с этим профессор Снейп был абсолютно уверен, что традицию отмечать этот праздник в Хогвартсе придумал Альбус Дамблдор, цель которого, собственно говоря, ничем не отличалась от цели Сатаны.

Хаос. Как еще можно назвать то, что царило в Хогвартсе ежегодно в эту ненавистную профессором дату — четырнадцатое февраля? Эти отвратительные розовые виньетки, украшающие стены замка, эти сердечки, со свистом носящиеся в воздухе и то и дело норовящие выбить глаз… Или как назвать этих отвратительных карликовых поющих, звенящих, пищащих, играющих на крошечных арфах и т. д. крылатых чудовищ, по недоразумению названным кем-то безобидным словом «купидон»?

Хаос… Все это, по-мнению профессора Снейпа, было порождением хаоса, происками дьявола или же директора Дамблдора, что, по сути, являлось одним и тем же, ибо для Снейпа директор, обрекающий зельевара на адские муки, в этот день неизменно отождествлялся с самим Сатаной.

Будь воля Северуса, он бы объявил этот день выходным и до поздней ночи прятался бы под покровом темноты и сырости в столь родных сердцу подземельях. Да чего уж там, он был бы раз замуроваться в стену и самолично заложить в кладку последний кирпич, лишь бы не видеть всего этого безобразия. Один лишь вид радостных, глупо хихикающих, прямо-таки по-идиотски светящихся счастьем студентов вызывал у зельевара острый приступ тошноты.

Единственная маленькая радость, которая оставалась профессору — снятие баллов с провинившихся учеников. Хотя, оказалось, что понятие «провинившиеся» в День Всех Влюбленных имеет довольно размытые границы. В этот день Снейпу провинившимися представлялись абсолютно все ученики, чем он без зазрения совести и пользовался. Именно поэтому студенты, которым не посчастливилось в День Святого Валентина встретить в коридорах грозного слизеринского декана, испуганно шарахались по сторонам, от греха подальше. Однако везло далеко не всем, и количество накопленных за долгое время факультетами баллов в этот день ощутимо сокращалось. Конечно же, происходило сие в основном благодаря стараниям злобного и нелюдимого профессора Снейпа.

Именно такие мысли лелеял профессор на глубине своей мрачной слизеринской души, направлялись в кабинет зельеварения. Ни на мгновение не забывал зельевар и о контрольной работе, назначенной сегодня у шестикурсников Гриффиндора и Слизерина. Студенты были уверены, что профессор назначил контрольную работу на праздничный день исключительно из вредности. Что ж, они были правы. Эта отрадная мысль дарила Снейпу хоть какое-то, но облегчение.

Снейп ворвался в кабинет, резко распахнув дверь, и, эффектно взмахнув мантией при повороте, прошествовал к преподавательскому столу. На несколько секунд он замер, мрачно вглядываясь в лица студентов. В черных глазах профессора загорелся недобрый огонек… 



Зельевар был настолько зол и расстроен, что почти не заметил, как прошел урок. Снейп по привычке вышагивал по проходу между партами, бросая злобные взгляды направо и налево и следя за тем, чтобы никто не пользовался шпаргалками. Лица студентов отражали мучения, которые всем этим неучам, несомненно, пришлось пережить, вспоминая состав оборотного зелья. «Так вам, бездари и тупицы!» — ликовал в душе Снейп, в очередной раз рявкая на Уизли, чтобы тот не заглядывал в пергамент соседа.

Профессора раздражали даже студенты собственного факультета. Когда Драко Малфой задал наводящий вопрос о свойствах зелья, Снейп ответил ему сквозь зубы и с трудом сдержался, чтобы не снять баллы. Когда же о чем-то спросил Поттер, профессор даже отвечать не стал, просто посмотрел на него взглядом а-ля «беги отсюда, пока я не вырвал твои ноги». Надо отдать мальчишке должное: тот все понял и быстро заткнулся.

Урок уже закончился, когда Гермиона открыла учебник по зельеварению, достала оттуда валентинку и неожиданно для всех направилась к преподавательскому столу, за которым грозно возвышался профессор зельеварения.

Заметив это, Гарри предпринял отчаянную попытку схватить подругу за рукав и оттянуть ее назад.

— Гермиона, нет! — полузадушенно выкрикнул он, но было уже поздно. Девушка ни на мгновение не остановилась, словно не слыша его или не желая слышать. Гарри упал на стул и закрыл голову руками.

Класс наполнился тишиной. Студенты замерли, перестав собирать вещи, и с удивлением смотрели на Гермиону. Слизеринцы следили за девушкой с неподдельным интересом, а гриффиндорцы — с ужасом.

Снейп неохотно поднял голову.

— Ну что еще, мисс Грейнджер? — недовольно спросил он.

Гермиона стояла перед ним, неловко переминаясь с ноги на ногу. И только тут зельевар заметил, что в руке у девушки зажата отвратительного розового цвета валентинка. Профессор слегка склонил голову. На его лице читалось непонимание.

— Я… в общем, сэр… я хотела поздравить… и это… для вас… — запинаясь, произнесла Гермиона и положила на стол валентинку.

Сначала в классе стояла звенящая тишина, а потом где-то сзади Малфой неожиданно прыснул со смеху и захохотал во все горло.

— Молчать! — по-привычке рявкнул Снейп.

Драко тут же сделал вид, что закашлялся, но продолжил молча покатываться со смеху, прикрывая рот рукой.

Снейп уставился на Гермиону. Сначала он побледнел, потом позеленел, а затем, и вовсе, покраснел. И это было по-настоящему страшно, потому что покрасневший Снейп смотрелся куда более устрашающе, чем Снейп побледневший или позеленевший. То, что на бледных профессорских щеках возник румянец, уже само по себе было так же странно и пугающе, как если бы Хагрид вдруг объявил о своем решении стать балериной.

Однако причинами румянца стали отнюдь не романтические чувства, проснувшиеся в душе профессора, ими стали гнев и злость. Зельевар посмотрел на стол так, словно не картонное сердечко лежало перед ним, а мерзкая копошащаяся сороконожка.

— Что это? — с холодной яростью спросил он, переводя взгляд на Гермиону.

— Валентинка, — робко ответила девушка.

Несколько мгновений он смотрел на нее убийственным взглядом василиска.

— Вы… что… вы с ума сошли? — тихо сказал он. — Вы забыли, кто я?!

Гермиона быстро заморгала. Ее щеки стала стремительно заливать краска. На мгновение девушка обернулась назад и встретилась взглядом с побледневшим Гарри. Еще она успела заметить злорадную улыбку Панси Паркинсон и то, как покатывается со смеху Малфой.

— Вон!!! — взревел профессор, указывая рукой на дверь. — Вон отсюда!!!

Гермиона вздрогнула, а потом гордо вскинула подбородок. Но в ее глазах уже предательски засверкали слезы, и, чтобы не разрыдаться прямо перед всеми, девушка торопливо сделала несколько шагов назад и быстро вышла из класса.

— Гермиона! — Гарри вскочил из-за парты и бросился вслед за подругой.

Снейп с ненавистью уставился на класс.

— Ну, а вы чего ждете?! — рявкнул он. — Есть еще желающие преподнести мне подарок? Может, букет гладиолусов?! Нет?! Тогда пошли вон отсюда! Выметайтесь!

Не успел профессор глазом моргнуть, как кабинет зельеварения опустел. 



Гарри догнал подругу почти сразу же.

— Гермиона! — выкрикнул он, но та даже не обернулась. Гарри схватил девушку за плечи и развернул к себе. По ее щекам струились слезы. — Гермиона, — выдохнул Гарри. — Это я… я во всем виноват… Не знаю, простишь ли ты меня когда-нибудь…

— Нет, Гарри, — не поднимая глаз, ответила Гермиона. — Ты… ни в чем… не виноват. Я сама… сама, — ее слова перемежались всхлипами. — Я не должна была… Повела себя как… как полная дура… сама во всем виновата… О, Гарри! — уткнувшись лицом в ладони, она зарыдала пуще прежнего. — Какой позор! Это было так… унизительно! Меня никогда… никогда так не унижали!

— Гермиона… — Гарри попытался обнять подругу, но ему помешал некстати возникший над их головами купидон, который, натянув тетиву миниатюрного лука, целился прямо в лоб парня крошечной позолоченной стрелой. — Пошел отсюда! Кыш! — яростно замахал руками Гарри, чем вызвал большое недовольство существа. Купидон закувыркался в воздухе, гневно шипя и изрыгая ругательства, произносить которые безобидному мифическому существу совсем не подобало по статусу.

Из дверей кабинета зельеварения посыпались студенты, впереди всех шел Рон, который выглядел крайне подавленным и обеспокоенным.

— Гермиона, — сказал он, подлетая к подруге, — с тобой все в порядке?

— Грязнокровка влюбилась в нашего декана! — неожиданно заорал за их спинами Драко Малфой. Выйдя в коридор, он перестал сдерживаться и хохотал как сумасшедший. — Уха-ха-ха-ха! Грейнджер, ты на самом деле думала, что наш декан настолько опустился, что станет якшаться с грязнокровками?! Ой, держите меня кто-нибудь, я сейчас лопну от смеха!

— А ну заткнись! — рявкнул Рон, сжимая кулаки.

— Заткнись, Малфой, — рыкнул Гарри.

Но Драко их не слушал. Хватаясь от смеха за стены, он направился к лестнице.

— Слыхали последнюю новость?! — что есть мочи орал он направо и налево. — Поттерова подружка сошла с ума! Грязнокровка влюбилась в профессора зельеварения! Уха-ха-ха…

Малфой скрылся из виду, но его адский смех еще долго разносился по подземельям.

— Не обращай внимания на этого хорька, Гермиона, — утешал подругу Рон. — Малфой — придурок, — он положил руку на вздрагивающее плечо девушки и взглянул на Гарри. — Пойдемте отсюда. 



Снейп мрачно уставился на дверь, когда та закрылась за последним вышедшим из кабинета студентом. До профессора еще долго доносился смех Малфоя, который, выйдя в коридор, не сдерживался и хохотал во все горло.

— Грязнокровка влюбилась в нашего декана!.. Слыхали последнюю новость? Поттерова подружка сошла с ума! Грязнокровка… — постепенно его смех стих, и, наконец, наступила блаженная тишина.

Какой позор… Неужто Грейнджер и в самом влюбилась в него? Снейпа передернуло от одной этой мысли.

Интересно, что она там написала? «Профессор Снейп, я люблю вас»? «Профессор Снейп, вы очень сексуально выглядите в своих новых ботинках»? «Профессор Снейп, я хочу иметь от вас детей»?

Дожили, называется. Нет, с этой девчонкой определенно что-то не так. Должно же быть какое-то объяснение. Может быть, она сошла с ума? Или тут повлияло всеобщее помешательство на празднике? Возможно именно оно вызвало у нее разжижение мозгов.

Но что бы так, прямо при всех… О Мерлин, какой позор. Или она хотела просто унизить его? О, давно его так не унижали.

Как могла гадкая девчонка на глазах у всех преподнести отвратительное розовое нечто грозному преподавателю зельеварения, слизеринскому декану, между прочим, по совместительству?! Что взбрело в ее глупую голову? Да она хоть знает, сколько времени ушло у него на зарабатывание этой самой репутации грозного преподавателя??? Какой позор, какое унижение.

Ко всему прочему профессор так разозлился, что даже баллы забыл снять! Снейп даже сплюнул с досады, вспомнив об этом. Профессор с ненавистью уставился на валентинку, словно та была сосредоточением всех бед человеческих. Казалось, еще чуть-чуть и под его взглядом бумажное сердечко задымится, вспыхнет и обратится в пепел.

Снейп уже потянулся за палочкой, чтобы на самом деле уничтожить мерзкое порождение сумасшествия по-гриффиндорски, как в дверь постучали. Секундой позже дверь стала открываться, и в появившемся проеме сначала возникла старческая рука, облаченная в рукав сиреневой мантии («О, нет! Только не это», — подумал Снейп), затем — седая борода (Снейпу захотелось спрятаться под партой), а потом возник и сам Дамблдор.

— Добрый день, Северус, — поздоровался директор, мило улыбнувшись, и резво переступил через порог — Не помешаю?

«О Мерлин! За что мне это, за что?!» — возопил мысленно Снейп. А в вслух вежливо, но с кислым выражением на лице ответил:

— Ну что вы, директор.

Профессор тоскливо наблюдал, как директор с отнюдь не старческой прытью хватает первый попавшийся стул, тащит его через кабинет и садится напротив Северуса.

В это мгновение взгляд Дамблдора упал на валентинку. Физиономия директора медленно вытянулась.

— Северус, — пораженно произнес он.

У Снейпа сделалось каменное лицо. Именно в такие моменты ему хотелось выцарапать директору глаза.

— Дайте подумать. Сейчас вы начнете читать мне лекции насчет неподобающего поведения преподавателей в стенах школы?

— Ну что ты, Северус. Я всего лишь хочу поздравить тебя, мой мальчик, у тебя наконец-то появились поклонницы! — Дамблдор лукаво улыбнулся и посмотрел на зельевара своими всевидящими, мудрыми голубыми глазами, сверкая ими из-под очков-половинок. — Ты позволишь? — сказал директор и, неожиданно подавшись вперед, схватил со стола многострадальную валентинку, развернул ее и под пораженным взглядом профессора принялся читать.

— Эм… э-э… ммм… э-э-э, — только и смог выдавить из себя Снейп, опешив от такой наглости.

— Уважаемый профессор Снейп… — читал тем временем Дамблдор. — поздравить… талантливого… с праздником… Гермиона Грейнджер. Так-так-так…

Он поднял взгляд на профессора. Снейп был готов поклясться, что в глазах директора сверкнули слезы умиления.

— Ох, Северус. Это так трогательно. Мисс Грейнджер такая умничка. Очень мило с ее стороны поблагодарить преподавателя за его труд в столь оригинальном виде. Это так мило.

Снейп в смятении посмотрел на директора.

— Что?.. Поблагодарить? — и он выхватил валентинку из рук Дамблдора.

«Уважаемый профессор Снейп!

Спасибо за ваш нелегкий труд. Я хочу чтобы вы знали: для всех нас большая честь набираться опыта у такого талантливого зельевара, как вы. С праздником, профессор Снейп. Пусть этот день сделает вас немного счастливей.

С уважением, Гермиона Грейнджер».

Снейп молча уставился на валентинку. Ни единого намека на сумасшествие девчонки в тексте поздравления не содержалось. Ничего противоестественного в ее словах не было. Во-первых, труд и в самом деле был «нелегким». Даже очень нелегким. Во-вторых, в том, что Снейп — «талантливый зельевар», никто не сомневался (По крайней мере в этом не сомневался сам Снейп). А в-третьих, (и это было самым главным!) никаких объяснений в любви в тексте поздравления не содержалось. У профессора словно камень с сердца свалился.

И в то же время на глубине его мрачной слизеринской души зашевелилось нечто темное, жгучее и неприятное. Нечто похожее на угрызения совести. М-да, неудобно все-таки получилось.

— Да… Да, действительно. Это очень мило с ее стороны.

— А вот мне никто не подарил сегодня валентинку, — грустно сказал Дамблдор. — Ты получил ее за завтраком?

— Мисс Грейнджер вручила мне ее лично.

— Неужели? Надеюсь, ты поблагодарил ее?

— Эм… Дело в том, что мисс Грейнджер очень торопилась.

— Нет, Северус, так не годится. Ты обязательно должен поблагодарить ее.

— Но я не могу! Это… это противоречит моей природе.

— Успокойся, Северус. В этом нет ничего страшного.

Снейп приблизил лицо к собеседнику.

— Я сказал — нет, — процедил он.

— Северус…

— Только через мой труп, — отрезал Снейп.

Дамблдор пожевал губами.

— Ну не надо так, не надо…

— Лучше убейте меня. Потому что я этого в любом случае не вынесу.

— Ты драматизируешь.

— О, Мерлин… Ладно. Ладно. Я выдержу это унижение. Но это в первый и последний раз. Обещайте, что никогда, слышите, никогда больше вы не попросите меня ни о чем подобном!

— Северус. Ты же меня знаешь.

— Потому и спрашиваю.

— Ну хорошо, хорошо. Только смотри, чтобы это было не как в прошлый раз, когда ты поблагодарил Сибиллу за то, что она передала тебе соусницу за ужином. Бедняжка до сих пор не может избавиться от нервного тика. 



Во время ужина Гермиона выглядела подавленной. Вяло ковыряя вилкой в тарелке, она старалась не поднимать головы, потому что знала, что слухи о ее странном поступке в кабинете зельеварения уже разлетелись по всей школе. Со всех сторон на нее опасливо посматривали студенты.

Раздавшийся взрыв хохота заставил Гермиону обернуться к столу слизеринцев. С минуту девушка наблюдала, как Драко Малфой, восседающий в центе стола, что-то рассказывает слизеринцам, активно размахивая руками.

— Валентинка… профессор… совсем свихнулась… Святого Мунго, — доносились до нее слова Малфоя.

— Хор-рек, — презрительно произнес Гарри, буравя ненавидящим взглядом белобрысого слизеринца. — Вот ведь никак не успокоится. Ничего-о, после ужина мы с Роном его сами успокоим. Правда, Рон?

— Не надо, — меланхолично отозвалась Гермиона. — Не трогай его — пусть забавляется. Мне все равно.

По залу то и дело со свистом проносились валентинки, а над головами студентов порхали надоедливые купидоны. Один из них даже случайно запутался в волосах Гермионы, но та даже бровью не повела, словно ничего не заметила. Когда Рон вызвался ей помочь, девушка лишь удивленно воззрилась на него, а потом, не шелохнувшись, с апатичным выражением на лице ждала, пока Уизли вытащит сказочное существо из ее непослушных кудрей. Оказавшись на свободе, купидон молнией взвился под потолок, смачно сплюнув и зашипев что-то злобное напоследок.

Неожиданно раздавшееся сзади настойчивое покашливание заставило гриффиндорцев подпрыгнуть на месте. Гермиона резко обернулась назад — перед ней стоял ни кто иной, как Северус Снейп. Профессор был одет в черную праздничную мантию (от обычной ее отличали серебристые пуговицы на ножке и грязно-серая канва, которой был подбит подол мантии), на его ногах были надеты вычищенные до зеркального блеска черные лакированные ботинки. Еще у профессора были черные, не слишком чистые волосы, а в руках он держал нечто, напоминающее черную валентинку. В воздухе, на некотором расстоянии от его головы, летали купидоны, создавая живописный светящийся ореол вокруг преподавателя. Однако близко подлетать к профессору, а уж тем более стрелять в него позолоченными стрелами сказочные существа не решались. Видимо, о крутом нраве слизеринского декана были наслышаны не только постоянные обитатели Хогвартса. Грозно сверкая черными очами, преподаватель окинул взглядом гриффиндорский стол, а затем строго воззрился на Гермиону.

— Мисс Грейнджер, можно вас на минуту?

— Да, — сказала Гермиона, медленно вставая со стула.

— Думаю, мне следует перед вами извиниться за произошедшее сегодня в кабинете зельеварения, — сказал Снейп. Лицо его не выражало ровным счетом ничего.

— Что?.. — спросила Гермиона. — Из… извиниться?..

— Я должен вас поблагодарить за проявленное ко мне внимание. И… вот… вот… в общем, это вам, мисс Грейнджер.

И Снейп протянул Гермионе черную валентинку.

— Ой, — сказала девушка.

— Ай, — падая, сказал как раз проходивший в это время мимо Драко Малфой. Он направлялся к выходу из Большого Зала, но случайно подслушанные слова профессора заставили слизеринца потерять равновесие и споткнуться. Падая, Малфой произнес несколько ругательств, которые совсем не подобает произносить в обществе, да еще и такому аристократу в десятом поколении, как он; а затем, что было совершенно губительно для репутации слизеринского принца, Драко совсем уж по-простолюдински растянулся во весь рост на полу. Две третьекурсницы, которые давеча в гриффиндорской гостиной осаждали своим вниманием Гарри Поттера, гнусно захихикали, обходя поверженного аристократа.

Гермиона тем временем молча приняла протянутую Снейпом валентинку. Она смотрела на преподавателя широко распахнутыми глазами. Ее губы слегка подрагивали — казалось, девушка только что увидела привидение.

— Это… это для меня?.. С… спасибо… профессор…, — сбиваясь, пробормотала она.

И тут произошло нечто совсем уж из ряда вон выходящее. Снейп посмотрел девушке прямо в глаза, а кончики его губ стали странно подергиваться и мучительно приподниматься вверх. Это было странно и пугающе… и в то же время это было так… так, словно профессор пытается улыбнуться!!!

У гриффиндорки закружилась голова и потемнело в глазах. А в следующее мгновение девушка уже видела спину удаляющегося слизеринского декана. Гермиона поняла, что никогда не узнает, удалось ли в ту минуту профессору улыбнуться, или он так и ушел, оставив безрезультатные попытки превратить эту странную, мучительную гримасу, искажающую его лицо, в улыбку.

Гермиона медленно обернулась к столу. Гриффиндорцы пялились на нее, открыв рты. Такими пораженными своих друзей Гермиона никогда не видела. Драко Малфой все еще лежал на полу и, приподняв голову, молча смотрел на девушку. Физиономия слизеринца была вытянута, а челюсть отвисла, что уничтожило абсолютно все остатки аристократизма в тонких чертах его лица.

— Что… что это значит, Гермиона? — сказал Гарри. — Снейп сошел с ума?

Девушка растерянно оглянулась по сторонам, встретилась с пораженными взглядами друзей. И тут Гермиона почувствовала, как в ее груди начинает разрастаться пьянящее чувство гордости и осознание собственной правоты. Все-таки она была права насчет Снейпа! Никой он не мерзавец, не чудовище, не облезлая мартышка, облаченная в черные одежды, а обычный человек со своими печалями и радостями. Человек со своими слабостями, такой же как она или Гарри. Человек, способный сказать «спасибо» за такую мелочь, как подаренная ему валентинка.

— Нет, Гарри, — гордо вскинула подбородок девушка. — Просто профессор Снейп не такой негодяй, как вы думали, — сказала она и под удивленными взглядами друзей направилась к выходу из Большого Зала.

И, поднимаясь по многочисленным движущимся лестницам Хогвартса, Гермиона еще не знала, что на развороте черной валентинки, лежащей в кармане ее мантии, аккуратным, ровным почерком было выведено:

«Двадцать баллов с Гриффиндора за вашу наглость, мисс Грейнджер. Отработка, завтра в восемь. Не опаздывайте. С благодарностью за все, Северус Снейп».