Когда мы испытываем боль, нам кажется, что даже деревья, покачиваясь от ветра, сочувствуют нам.

Артур Голден

Ты стоишь, склонив голову. Запускаешь пятерню в непослушные, покрытые серебристым инеем, темные волосы. Лицо усталое, покрасневшие глаза. Горячая слеза прокладывает свой путь по замерзшей щеке. 

Чувствуешь? 

Грань между смертью и бесконечностью в этот день тонка как никогда. Будь осторожен, не переступи ее ненароком, мой мальчик. Ты смотришь куда-то в пустоту. Шепчешь напевно, губы шевелятся, подрагивают. Соленая влага скапливается в уголках рта, и ты слизываешь ее, прерываясь на полуслове. Обнимая меня, ты вспоминаешь ушедших. 

Странное ощущение, ты — третий человек, чьи прикосновения я принимаю с радостью.

Каждое из тех прикосновений живет в памяти, в моих ветвях, моих корнях. 

Хочешь, я расскажу тебе историю?

Только соберусь с силами. Знаешь, когда боль немножко притупляется, воспоминания становятся лучшим утешением.

Как же мне начать свой рассказ? Быть может, с самого начала…. 

Что было вначале? 

Вначале была магия. Магия породила меня, изменила, извратила. 

Что было затем? Затем было слово. И слово это было… 

Хотя нет, не так, слова - это всего лишь слова. Не будем забегать вперед. У этой истории была предыстория, а у предыстории - пред-предыстория, а до этого не было ничего, кроме моего исковерканного магией тела и безумной ярости, причины которой я так, наверное, никогда и не узнаю. 

Мое существование было предопределено волей могущественного волшебника. Созданная, чтобы напугать — ветви уродливы, скрюченный ствол. Вокруг бушуют магические потоки, они омывают мое тело, подпитывая гнев, заставляя ветви тянуться за случайной жертвой. Не важно, будь то сова или потерявшийся первокурсник. Гремучая ива. Дерево, способное покалечить, дерево, годами охраняющее чужие тайны. Моя сердцевина опустела и сжалась. 

Я стою на страже, взращенная, чтобы защитить зверя, считающего себя человеком, или человека, скрывающего в себе зверя? Он приходит не один, за ним всегда идут другие. Они - как совы - мешаются в моих ветвях. Маленькие, суетливые. 

Иногда приходит старик — тот, что зачаровал меня еще саженцем. Я всегда мечтала дотянуться до него ветвями, но старый волшебник предусмотрел все. У меня есть уязвимое место. Меня создали очень удобной для использования. 

Ты смотришь на меня знакомым взглядом, проводишь ладонью по шершавой коре. Задаешь тихо вопрос, ответ на который мне, увы, не известен.

Вся моя жизнь - сплетение сотен вопросов, заданных временем, и далеко не все из них получили свой ответ. Вопросы, вопросы, вопросы - в поисках ответа можно забрести в непроглядную тьму. И тогда главное - держаться тонкой связующей нити моей памяти - она сможет вывести нас с тобою к свету. 

Помню ли я тот день, когда история началась? Помню ли, как ярко светила полная луна, как тишина стелилась по земле? Тогда я впервые встретила моего героя — конечно, я помню. 

Эта история - сгусток его крови, впитанный моими корнями. Откуда мне знать? Может ли безумное дерево знать хоть что-то? Если в этой истории и есть правда, в чем я сама не до конца уверена, то заключается она в том, что все мы одиноки, и всем чего-то не хватает. И даже Гремучая ива иногда чувствует нечто более реальное, чем искусственно вызванное безумие и ярость.

Откуда мне известно обо всем, что должно было произойти, и в итоге, несомненно, произошло? В конце концов, я не простое дерево, магия образует мои временные кольца. 

Когда он пришел ко мне впервые - юный росток, пробивающийся к свету - я была яростной, как всегда. 

Я не пощадила, ветви били наотмашь. Зачем он хотел узнать охраняемую мной тайну? Вряд ли дело было во мне как таковой. Его влекла неизвестность, скрытая в глубине, под моими корнями. 

В ту ночь у меня было много гостей. Безымянные для меня, хорошо знавшие друг друга. Свита моего зверя. Один стоял в тени других деревьев — наблюдал, как и положено хищнику. Второй бежал, его хриплое дыхание разорвало тишину. 

- Нюниус! - кричит он на бегу. 

Люди - странные создания, их речь, которую я почти научилась понимать, так не похожа на птичьи песни радости и боли. Птицы - простые создания. Все, кроме сов - их я ненавижу. 

Зверь, затаившийся среди деревьев, сдерживает дыхание. Я чую его нетерпение. Вспоминаю того, другого, спрятанного магией в глубине моих объятий, ворочающегося в своем отчаянном беспокойстве. Нет, определенно, они совершенно не похожи. Звери — они тоже разные бывают. 

Мой зверь проснулся, я чувствую его попытки вырваться на волю. Глупцы, бегите, пока есть возможность. Размахивая ветвями, в ярости пытаюсь оттолкнуть любопытного, шарящего по моему стволу руками. Он падает, кричит, его подхватывает безымянный второй. 

— Нюниус, идиот чертов! 

— Поттер!

Они борются или, может, обнимаются, в молодости я с трудом улавливала тонкие нюансы людских отношений. 

Правильно, бегите, пока можете. Зверь проснулся, и он жаждет крови и луны. Его вой разрывает ночную тишину, и я вижу ужас в глазах любопытного молодого ростка. Счет идет на секунды, но удача на их стороне. И того, что скрывался в тени, охватывает зуд болезненного разочарования. 

С тех времен я помню странное чувство облегчения, посетившее меня, стоило лишь осознать, что этот любопытный росток выжил. Выжил и продолжит расти, тянуться к солнцу. И быть может, ему суждено добиться для себя того, о чем я могу лишь мечтать — свободы. 

Затем мой любопытный росток не раз приходил посидеть в тени моих ветвей. Северус. Наконец-то узнала его имя. Хорошее имя, для хорошего дерева. О да, он был бы отменным деревом, если бы не родился человеком. 

Он научился использовать мою слабость (слава Керну*, мой росток умен не по годам), успокаивая меня одним точным движением руки. Пара ленивых взмахов ветвями для виду, в конце концов, у меня есть репутация, которую надо поддерживать, и вот уже Северус сидит, прижавшись спиной к моему стволу. Он часто разговаривал со мной. 

Разговаривал обо всем. Мечтал вслух.

Мечты его были по-детски эгоистичными и полны надежды на будущее. Он мечтал о богатстве, новых вещах и новом доме. Иногда он мечтал о новых родителях. Представлял себе, что в детстве его, младенцем, выкрали у настоящих родителей. Он представлял себе, как его настоящие отец и мать - чистокровные, богатые и благородные - ищут своего сына, где-то там, который год не теряя надежду. А когда найдут - все, наконец, будет как надо. Никто не посмеет оскорбить, не будет больше стыда и боли. У него будут свои книги, новая одежда. И еще - у него наверняка будет его Лили. 

Бедный мой, неужели ты не знаешь, что лилии бывают крайне ядовиты?

В нем была сила, я верила — он станет свободным, несмотря ни на что. Свободным от этого проклятого места, от боли, от разочарований. Свободным от себя самого и того старика, научившего меня ненавидеть и причинять боль. 

Глупое, наивное дерево, что ты можешь понимать в человеческой природе?

Как могла я забыть, что даже самую крепкую ветвь может сломать студеный ветер, разгуливающий хозяином в этих краях. 

Что сломало моего Северуса? Яд белого цветка? Или сорняки, что мешали ему свободно расти? Или все-таки холодный, бешеный ветер? 

Он стоял и плакал, обняв мой ствол дрожащими руками, и я, казалось, плакала вместе с ним. 

Потом он исчез. Его не было. Дни, недели, еще чуть-чуть. Годы? Быть может. 

Исчезновение людей — явление, в общем, не такое уж и редкое. В этих местах такое приключается регулярно. Одни пропадают, появляются иные. Я яростно машу ветвями им вслед. Говорят: ничто не ново под луной. Да и луна все та же. Даже само солнце не более, чем один из блуждающих огоньков во вселенной. Я же стою себе и стою, время и магия обволакивают меня. 

Однако было чувство, как едва уловимый перезвон, как щекочущая муравьиная дорожка, бегущая по моим корням. Предчувствие, выросшее со временем в уверенность. Он вернется, он вернется и снова будет рядом. 

Так и случилось.

Было ли это неизбежно? Да, наверное. К добру или к худу — в этой земле заключена великая сила. И все мы нуждаемся в этой силе, чтобы жить и расти дальше. 

Он изменился. 

Холодный, темный. Он больше не ищет солнечного света. Прикосновения его пальцев к моему стволу причиняют мне беспокойство, возможно, это его беспокойство я чую своей корой. Он смотрит на груду камней, называемую Хогвартс, почти неотрывно. Темный взгляд. И лицо его изрезано болью и разочарованием. Что ожидает тебя по ту сторону каменных стен, мой Северус?

Время течет, магия волнуется, история рисует изморозью узоры на погибающей от холода траве. 

Та ночь была отличной от всех других. 

В ту ночь лодки как обычно пересекли гладь темного озера. И на берег ступили они. Новые дети. Странные дети. Мальчик, чей взгляд мне кого-то напоминает, его друг - огненно-рыжий, полный жизненной энергии, девочка, чья сила духа сразу дает о себе знать.

Уверено озираясь по сторонам, она словно искала кого-то. 

Кого ты ищешь в этом странном месте, маленькая? 

И снова время течет, цепляясь за мои ветви, раздражая, заигрывая. Все дни недели схожи, от начала и до конца. И дети, дети любят поглазеть, тычут пальцами, перешептываются. Лишь она смотрит прямо, как будто прикидывая что-то в уме. Она никогда не бывает одна. Всегда вместе с ней по правую руку черноволосый, зеленоглазый - он беспокоит меня, не знаю чем. По левую - рыжий, вечно жующий. 

Девочка увлеченно что-то втолковывает своим друзьям, не замечая отсутствия ответного внимания. Ее спутники слегка дрожат, студеный воздух горячит их щеки. Неуемный северный ветер вновь шуршит палой листвой. 

Этой ночью мой Северус снова приходит. Он стоит, кончиками пальцев касаясь моей коры. 

— Твои глаза.. Он так похож на Поттера, но глаза… Как такое возможно?

Он говорит тихо. Кому он исповедуется? Мне? Нет, не думаю.

- Знаешь.. Раньше, всматриваясь в свое отражение в зеркале, я видел там своего отца. Сколько помню, ненавидел свое отражение, оно предает меня, искажает. Глядя на твоего сына, я вижу Поттера. И та же ненависть подкрадывается, тянет за собой. Но стоит перехватить его взгляд…. И я начинаю ненавидеть уже себя, еще сильнее. Почему так? Я один в целом мире и никому не верю, все лгут. Я и себе не верю, предателям веры нет. Закрываю глаза и темнота вокруг. И только ты где-то там, в темноте, всегда. 

И он замолкает, стоит, тихо замерев. Один в темноте ночи, и лишь ветер шумит в моих ветвях, беспокоит, бередит. 

А потом ко мне возвращается мой зверь. Я не ждала его. Он изменился. Время не было нежным с ним. Потрепанный, усталый. В каких краях он успел побывать, какие земли повидал? 

Я всегда путешествую зимой. 

Знаю, ты наверняка приподнял удивленно бровь, услышав это. 

Да, я дерево, вот ведь досада. 

Но если нет физической возможности отправиться в дорогу, можно пережить такое путешествие в воображении, чем я и занимаюсь, время от времени. Зимой, когда природа погружается в сон, так и тянет немного попутешествовать. 

Но тонкий укол зависти все равно хорошо мне знаком, я чувствую его каждый раз, когда они возвращаются — мои ушедшие дети. 

Люпин - имя, как название какого-то хрупкого цветка. Вернулся так же, как ушел - почти незаметно. Я, однако, заметила. Он ушел - во мне перестали нуждаться. Он возвратился, если понадоблюсь - я всегда рядом. 

Северус и Люпин.

Эти двое - такие разные - стоят в моей обездвиженной тени. И так похожи. Оба живут в нетерпеливом ожидании чего-то, что должно было прийти извне. Луна ещё не появилась, но там, над озером, расплывалось переливчатое сверкание, блестящее полученным от заходящего солнца светом. Нужно спешить, не теряйте времени даром. 

Время шло, Люпин продолжал бороться со своей природой. Северус темным вороном кружил вокруг меня почти каждую ночь. 

Ох, что-то будет, как будто сотни древоточцев бегают по стволу, проникают под кору, грызут мою сердцевину. 

В ту ночь маятник качнулся. История повторилась. Той ночью, как и когда-то давно, у меня было много гостей. 

Старые знакомые — мой зверь, обитатель теней, предатель. Всех их снова свела судьба, и я была ее частью. 

И дети, снова эта троица. Было в этих троих что-то неотвратимое. Как ураган, рожденный взмахом крыла бабочки.

События сменяли друг друга в безумном калейдоскопе красок. 

Гнев, боль, сомнения — затем вытеснившая эти чувства ярость, понимание, облегчение и жажда возмездия. 

А затем появился мой Северус, ох, великий Керн, как же не вовремя. 

Я чувствовала его гнев как свой собственный, он клокотал и пенился в нем, грозясь взорваться в любую секунду. Дети пытались объясниться, старые враги вспомнили былую вражду, все вышло из-под контроля. 

Друзья узнали правду, предатель бежал, а злодей повержен. И на сцену снова выходит полная луна. 

Маятник качнулся, красочная картинка в калейдоскопе снова сменилась.

Лунный свет раскланивается перед замершими на месте зрителями. Ночные тени жмутся к земле, скрываясь от медленного движения этой белизны безоблачного неба в кронах сонных деревьев. Свет ночного светила ласково обнимал их верхушки. Но нежных объятий было недостаточно, чтобы тьма отступила и признала свое поражение. 

Мой зверь, почуяв этот нежный свет, проснулся и ожил. Он снова воет на луну, и я не в силах остановить его. Бедные дети. Лишенная возможности двинуть хоть ветвью, я - немой зритель - застыла в ужасе. 

Но что это? 

Поверженный злодей, мой Северус, ты заслоняешь собой этих троих. Смотришь в глаза моего зверя с отчаянием и предопределенностью. Уверена, ты помнишь ту, давно минувшую ночь так же хорошо, как и я. Все это уже происходило однажды.

- Ни шагу, если вам дорога ваша жизнь, - шепчет он.

Зверь сильнее, поражение неизбежно. Удар, и знаю — кровь течет по лицу моего Северуса. Бегите, дети. Собачий лай, кто приходит на помощь в последний момент? Еще один старый знакомый. Раньше ты скрывался в тени, ждал чужого поражения как своей победы. Ты изменился. Я рада тебе.

Мой зверь, преследуемый псом из тени, скрывается в лесу, темнота поглотила их, и лишь отчаянный вой разрывает плотную ночную тишину. 

Мальчики, переглянувшись, срываются с места. Зачем? Зачем бегут следом за зверем, а не прочь от него? Неразумные дети.

Только Она остается рядом. Склонилась над поверженным злодеем, на лице застыл испуг. И, возможно, что-то еще.

— Профессор?

— Грейнджер …

— Слава Мерлину, вы живы!

В тот момент, впервые, его окровавленное лицо яркой вспышкой освещает ее неуверенная улыбка. 

— И чему, спрашивается, вы радуетесь, мисс?

— Я просто рада, что вы целы, сэр.

- Что ж, радуйтесь на здоровье, пока можете. Вы еще успеете пожалеть об этом, как только я доберусь до ваших друзей. А пока - помогите мне встать, мисс Грейнджер.

Она помогает ему, отряхивает черную мантию и даже, подставив плечо, предлагает опереться на нее. Северус смотрит ей в глаза, удивленно вздернув смоляную бровь. Она лишь молча смотрит в ответ, не отводя взгляда. Но боль, видимо, сильно беспокоит его. Предложенная помощь была принята. 

- Мисс Грейнджер, я надеюсь, вы понимаете, что ваша готовность помочь мне не спасет Гриффиндор от потери значительного количества баллов - в целом, и мистера Поттера - от общения с Филчем на протяжении длительного периода времени - в частности? 

— Более чем, сэр.

— И будь моя воля, ваша троица была бы отчислена из Хогвартса раньше, чем вы успели бы перечислить ингредиенты перечного зелья?

— Даже не сомневалась в этом, сэр. Хотя перечислить упомянутые ингредиенты я могу очень быстро. Листья горячительного дерева, дремоносные бобы..

— Мисс Грейнджер!

— Да, сэр?

— Вы самая невыносимая всезнайка, которую я встречал!

— Рада, что мы без лишних эмоций расставили все точки над i, сэр.

Они уходят, их голоса вскоре стихают в дали. Я осталась одна.

И снова время бегает вокруг меня, нарезая круги, дразнится, показывает язык. 

Погрузившись в воспоминания, я позволяю себе потеряться во времени. Так уж сложилось, что в восприятии этой жизни многое зависит от точки обзора. Стакан наполовину пуст или же наполовину полон? Но при этом забывается факт, что если в стакане яд — какая к Керну разница? Моя точка обзора не менялась десятилетиями, такова доля дерева, сказывается нехватка подвижности. 

И яд прошедших лет разъедает мои мысли. Вспоминая, я вижу картинку размытой, лишенной былой четкости. Но я отчетливо помню, что следующие несколько лет прошли для моего Северуса безрадостно. Он приходил по ночам, прикасаясь ко мне, разговаривал с той, другой, давно ушедшей, но такой живой в его сердце. 

Эти разговоры были неизменны: рассказы о мальчике, который выжил давным-давно и теперь отравлял существование Северуса. И мольбы о прощении, шепотом. Ему не было покоя. 

Иногда приходила Она - Грейнджер, гибкая, сильная. Напоминала мне юную виноградную лозу. Всегда с книгой в эти дни. Часто одна. Так похожа на Северуса в ту пору, когда он был всего лишь юным саженцем. Такая же тихая. Та же сила, скрытая в ее сердцевине. Похожие чем-то мечты. Жажда знаний, жажда признания. Но ее мечты были мягче, спокойнее. В этом особенность лозы, она обвивает тебя, нежно, почти незаметно, и растет, не смотря ни на что. Ее целеустремленности и силе воли можно лишь позавидовать. 

Следует ли удивляться, что однажды они встретились в моей тени?

— Профессор?

— Грейнджер .

— Чем вы тут занимаетесь, мисс?

— Ничем, сэр.

Северус пристально изучает ее чистое, честное лицо. Она смотрит прямо, не отводя глаз. 

— Что же, продолжайте в том же духе, не буду прерывать ваше более чем похвальное занятие, мисс. 

Разворачивается, собираясь уйти прочь. Девушка, вскинувшись, преграждает ему путь.

— А что вы делаете в этом месте, сэр? Простите мне мое любопытство, просто я часто вижу вас рядом с этим деревом. Я даже позволила себе предположить….

— Грейнджер!

- Простите, сэр. Да, да. Знаю - я самая невыносимая всезнайка, которую вы встречали.. И все же, сэр? 

— Мисс Грейнджер, я впервые встречаю живое существо с абсолютно отсутствующим инстинктом самосохранения. Поздравляю, вы не перестаете меня удивлять. Однако на ваш вопрос все же отвечу. Я шел сюда с той же целью, что и вы. Намереваясь заняться «ничем» с полной самоотдачей процессу. 

На секунду он замирает, устало потирая переносицу, эти глубокие морщины не разгладят даже часы спокойного сна без сновидений. 

— Знаете, мисс, я бы очень хотел иметь возможность заниматься «ничем» на постоянной основе. Но, увы, некоторым из нас это благословенное занятие недоступно. Видимо, сказывается отсутствие практики. 

— Что ж, сэр, вы вполне можете присоединиться ко мне в изучении благородного искусства ничегонеделания.

Северус удивленно хмыкает, рассматривая девушку, как будто увидев что-то невероятное впервые в жизни. Мне кажется, или он изо всех сил сдерживает зарождающуюся улыбку?

— А ведь вы обманываете меня, мисс!

— Что вы, сэр, разве бы я посмела? 

— У вас за спиной я определенно заметил корешок «1000 магических растений и грибов». И это вы называете изучением «благородного искусства ничегонеделания»? Мисс, какое разочарование, думаю, Гриффиндор лишится пяти балов из-за вашей неумелой лжи. 

— Но, сэр, это всего лишь моя книга для «легкого» чтения. 

И все-таки он не смог сдержать улыбки в этот момент. Она была мимолетна, но она была - клянусь вам. 

— Главное, не назовите «1000 магических растений и грибов» книгой для легкого чтения в присутствии портрета профессора Споры.** Она не оценит. 

Северус снова предпринимает попытку уйти, но что-то останавливает его. Что я вижу в его взгляде? Сомнение? 

- И, кстати, мисс. Не советую забывать, с кем и в каком тоне вы говорите. Даже здесь, вне стен Хогвартса, я - все еще ваш профессор. За неуместное поведение вас ждет отработка. 

Она стоит молча, опустив взгляд. Руки сжаты в замок за спиной, костяшки побелели. Эти слова явно обидели Грейнджер. И он это понимает не хуже меня.

— Так что, мисс, жду вас в своем классе сегодня в семь вечера. И прихватите с собой ваше издание «1000 магических растений и грибов». 

Добавляет Северус гораздо тише и как будто неохотно. Но ей большего и не нужно, чтобы взглянуть ему в глаза и простить. 

Снова, как тогда, несколько лет назад, его усталое лицо яркой вспышкой освещает ее радостная улыбка. 

И что-то изменилось, так незаметно, я не могу найти этому определения. 

Возможно, то были лишь игры теней в моих усталых ветвях, возможно, ветер нашептал мне всяких глупостей, а я и поверила. Не знаю. 

Но что-то изменилось тогда. 

Вспоминая, теперь я понимаю — пожалуй, именно в тот момент Северус вдруг обнаружил в своей душе неудовлетворённую жажду живой привязанности и горечь от того, что он ее не испытывает. 

В глазах его поселился страх — страх решиться и страх отступить. И чувство вины за слабость своего сердца, посмевшего желать невозможного. Она же…. Она просто смотрела ему в глаза, прямо, не отводя взгляда. Этого было достаточно. 

Всего лишь глупые фантазии романтичного безумного дерева, скажешь ты. 

Возможно. 

В воздухе пахло грозой. 

И вот настал момент, когда, наконец, грянул гром. 

Предавший врага однажды предаст и друга, кричали в гневе злые голоса. Смерть одного изменила судьбы многих. Я знала, что это случится, он рассказал, не смог однажды промолчать, ища сочувствия у бессловесного дерева. Я всегда была рядом для него. 

Мой мучитель, мой создатель мертв. 

Его магия все еще внутри меня, я чувствую ее в моих ветвях. Дерево, зачарованное ненавидеть. Но только не убийцу моего создателя — Северуса. И не эту, свернувшуюся клубочком, отчаянно обнимающую меня девушку. Я впитываю ее слезы, и им нет конца. 

Тихие шаги. Укутанный в тени, он смотрит на нее неотрывно. Лицо — холодная белая маска, нет жизни в глазах, только отблеск чужой смерти. Беззвучно ступая, приближается. 

— Грейнджер .

— Профессор?

Они оба молчат. И тишина между ними ранит обоих сильнее самых жестоких слов.

— Они похоронили директора сегодня. 

— Знаю.

— Почему?

— Почему что, мисс? Почему убил? Почему не умер сам? 

— Почему ты здесь? 

— Забываетесь, мисс.

— Учитывая обстоятельства, сомневаюсь, что вы все еще мой профессор…. Сэр. 

— Вам нельзя быть сейчас одной. Слишком опасно. Возвращайтесь в школу, Грейнджер.

— Почему?

Он в отчаянии бьет кулаком по моему стволу. Я могла бы обидится, но происходящее слишком волнительно, чтобы отвлекаться на посторонние раздражители. 

- Грейнджер, ведь вы уже не ребенок, должны понимать - жизнь несправедлива! Не на каждый ваш вопрос найдется устраивающий вас ответ. 

— Просто скажи мне правду.

— Правду? 

Голос Северуса срывается, его тихая хриплая речь напоминает змеиное шипение. 

- Ты думаешь, сможешь узнать правду, когда услышишь ее, девочка? Моя правда и твоя правда, Грейнджер, различаются слишком сильно, чтобы их смешивать. Неужели вы забыли, мисс, одно из главных правил зельеварения? Никогда не стоит смешивать разные зелья в одном котле! Единственное, что вы можете получить таким способом - сильнодействующий яд.

Она всхлипывает в последний раз, мятежно вздернув подбородок, смотрит ему прямо в глаза.

— Или очень сильное слабительное, сэр.

Северус закрывает лицо руками, не могу понять — то ли плачет, то ли смеется. 

- Мерлин, как же я устал бороться с тобой. Все та же неисправимая всезнайка.. Тяга к знаниям когда-нибудь погубит тебя…. Гермиона.

Для меня очевидно, что он отчаянно хочет сдаться ей в этой битве. И, кажется, Гермиона понимает это не хуже меня. Она протягивает руку, кончиками пальцев касаясь его рукава. Невесомое прикосновение, легче совиного пуха. Но этого оказывается достаточно, чтобы его правда, наконец, была ей открыта. 

И лишь несколько слов было сказано потом.

— Я верю в тебя…. Северус.

Затем лишь шелест листвы и приглушенное дыхание. 

Мне не померещилось, теперь я знаю точно. 

У каждого в этой жизни своя война. Кто-то погибает на передовой, в мгновение ока. Кто-то умирает медленно и мучительно, презрительно ухмыляясь смерти в лицо. Война - это смерть молодых и болтовня таких стариков как я. И я продолжаю свой рассказ лишь для того, чтобы снова почувствовать былое биение жизни в своих обгорелых ветвях. 

Война Северуса не была очевидна окружающим. Его мрачная фигура в последний год перед решающей битвой была символом тьмы. Той самой тьмы, для победы над которой он поставил на кон собственную душу. В тот последний год он больше не приходил говорить со мной.

Мне выпал шанс вновь увидеть его лишь спустя много, много дней. 

Снова ночь, на этот раз безлунная, небо затянуто темными тучами. Моросящий дождь ласкает мои ветви и корни. Кто скрывается в тени? Вспышка узнавания охватывает меня. Она вернулась, она изменилась.

Усталая, испачканная землей и страхом. Ее руки слегка подрагивают. Она шепчет что-то, сжимая в руке маленький круглый и блестящий предмет. 

Внезапно одна из теней метнулась к ней, схватила, обняла, прижала к себе со всем отчаянием потерянной души. 

Северус.

Они стоят, сцепившись в объятии. Также внезапно отшатываются друг от друга. 

Он смотрит долгим и пытливым взглядом, будто впервые увидел её. 

Она смотрит в землю, упрямо сжав губы в тонкую линию. 

- Не стоило тебе приходить, - наконец говорит он.

- Разве я могла не прийти? - отвечает она.

Они словно участвуют в невидимом поединке. Воля против воли. Желание против желания. 

- У меня и так уже столько грехов на душе, - тихо шепчет он.

- Вместе нам будет проще их искупить, - молит она в ответ.

— Я так устал, Гермиона.

— Вместе мы справимся.

— Неисправимая….

Иногда кажется, что любовь — преступление. И оба они были виновны, и оба приняли эту вину и, признав ее, на краткое мгновение обрели столь желанный покой, заветную свободу. У меня появился новый секрет, который я готова была охранять любой ценой. 

- Когда-нибудь ты поймешь, что была не права. И пожалеешь обо всем. 

- На твоем месте я бы на это не рассчитывала, в конце концов, невыносимыми всезнайками просто так не становятся. Скорее наступит конец света, чем я признаю, что была хоть в чем-то неправа. И даже тогда я вряд ли признаю, что прав был ты, профессор. 

- Обещай мне кое-что, Гермиона. Обещай, что выживешь, что бы ни случилось. Что будешь счастлива, что бы ни случилось. 

Она смотрит на него удивленно и немного испугано, но он отводит взгляд и лишь сильнее сжимает ее ладонь в своих. 

— Ты просишь меня о непреложном обете, Северус? 

Он обнимает ее, притягивая ближе к себе, закутывая в свою темную, плотной ткани мантию. Она прижимается к нему, закрывает глаза. И двое наслаждаются мгновением абсолютного покоя, вместе. Стараясь не думать о том, что, возможно, этот момент больше никогда не повторится. 

— Конец света может наступить гораздо раньше, чем ты думаешь, Гермиона. Но я никогда не попрошу тебя о подобном. 

— Знаю… Возможно, он настанет уже завтра, Северус. 

— Завтра? 

— Завтра. 

И завтра наступило, и мир взорвался, разбившись на миллиард осколков. Война забирает тех, кому действительно следовало бы жить. Они вернулись, мои старые знакомые, мои потерянные в прошлом дети. Мои найденные в настоящем воины. Я знаю, вы всегда со мной теперь, вашу кровь впитала эта земля, ваша кровь в моих корнях. Лица, лица, лица. Деревья не различают людских лиц. Так почему я помню вас всех? 

В тот день я видела моего Северуса в последний раз. 

Он шел уверенно, ни капли сомнения в его взгляде, лишь тень сожаления, быть может. Замер лишь на секунду, а затем сделал решающий шаг, преодолев границу между вчера и сегодня в одно мгновение. Знал, что завтра не будет, но знание этого не замедлило его шагов. Ведь его ждали, и ждали уже давно.

— Повелитель, их сопротивление сломлено… 

— Почему она не слушается меня, Северус? 

Я вся превращаюсь в слух и почти не замечаю волнения воздуха. Почти. Но затем узнаю шепот знакомых голосов. Конечно, как могла эта троица пропустить решающую битву, в которой им отведена не последняя роль. Они крадутся, завернувшись в магию. Я чувствую ее запах, магия пахнет отчаянием сегодня. 

— Гарри, мы за тобой, заходи. 

Почему все происходит так, как происходит? Этот вопрос настолько прост, что на него невозможно ответить. И снова луна в небе, и снова вой зверя разносится над лесом, подхватываемый воем сотни других зверей, зовущих луну поиграть в жизнь и смерть.

— Повелитель! 

—Иначе быть не может.

Вокруг меня бесновалась стихия, она, как и я, была в отчаянии от собственного бессилия. Буря неистово ревела, раскачивая вековые деревья Запретного леса. Стены старинного замка глухо гудели под натиском врага. Вековые камни просили о снисхождении, но не находили его. Я клонилась к земле, мои ветви гнулись, скрипели, кричали от боли. 

— Убей! 

И все стихло на секунду, а может — на целую вечность. 

Сейчас слишком долгая тишина пугает меня. Тогда же, на мгновение, тишина стала ответом на все мои вопросы. Больше не было ничего, лишь боль, лишь пустота и холодный воздух, ломающий мои ветви. Но мне было все равно. 

Что нам осталось с тобой вспомнить? Образы прошлого сменяют друг друга, вытягиваемые мною по очереди из копилки памяти. 

Тьма медленно удалилась прочь, обернувшись назад лишь однажды, чтобы смерить меня напоследок презрительным взглядом красных змеиных глаз. 

Исчезающие в ночи фигуры мальчика, который выжил и его верного рыжего друга — их ждала битва. 

Но ушли не все, кто-то остался со мной в темноте. 

Потом были странные звуки, всхлипы, тяжелое дыхание. И вот, наконец, на землю падает безучастное к происходящему, безжизненное тело. 

Мой Северус, она обвивается вокруг него лозой. Шарит по телу руками, шепчет бессмысленные для меня слова. 

- Безоар, толченый рог единорога, слезы феникса, ну хоть что-нибудь! 

Внезапно его глаза открываются.

— Северус?

— Гермиона…

—Все будет хорошо, ты только не бросай меня, слышишь?…. 

Она плачет, не стесняясь некрасивости своего лица в этот момент, растирая слезы по грязным щекам. 

— Гермиона…

—Прошу, прошу, прошу тебя, Северус! 

Он находит в себе силы прикоснуться к ее щеке. Его Гермиона хватается за протянутую руку, как утопающий за соломинку. 

— Обещай….

Она замирает, слезы продолжают рисовать узоры на ее перепачканных щеках, но она их больше не замечает. Дышит тяжело, хрипло. 

- Обещай, что будешь жить, - шепчет он из последних сил. 

И Гермиона обещает, Северус не оставил ей выбора. И я знаю, часть ее души умирает сейчас вместе с ним. Затем, наклонившись и произнеся что-то, предназначенное лишь для него одного, Гермиона улыбается, и эта улыбка освещает, подобно вспышке, его внезапно такое молодое и прекрасное лицо. Он, наконец, свободен. 

Слезы блестят в ее глазах. 

Глаза Северуса закрыты, теперь уже навсегда. 

И больше, пожалуй, мне рассказывать нечего. 

Разве что стоит добавить, что мальчик-который-выжил, конечно же, победил. Павшие герои были похоронены и оплаканы, и наш с Гермионой Северус был среди них. А спустя годы, когда лодки как всегда пересекли гладь темного озера, на берег ступил ты. Маленький новый росток, но я узнала тебя в тот же миг. Его глаза, ее лицо - новая жизнь с чистого листа. 

И на этот раз, быть может, все сложится иначе. Новых героев будет ждать счастливое будущее, а я обрету долгожданный покой. 

Так что не печалься, мой росток. Я - старое дерево, мой ствол обгорел, а ветви поломаны. Но я верю: там за чертой нас с тобой ждет что-то светлое, что-то чудесное. И, возможно, сделав последний шаг в пасть неизвестности, по ту сторону нас встретят с улыбкой те, кого мы с тобой вспоминали сегодня. 
 

*Керн - он же Зеленый Человек, Рогатый Бог Лесов. Он имеет много имен и лиц - Могущественный Керн, Рогатый, Оленерогий, Херн-охотник, Повелитель животных, Король-олень, Властелин Зимы и, собственно у кельтов, Кернуннос. Он обитает в любой лесной чаще.

** Филлида Спора (ум. 1408 г.) - опираясь на свои глубокие познания в травологии, создала наиболее известный учебник ботаники, которым по-прежнему руководствуются преподаватели и ученики Хогвартса. По стечению обстоятельств, профессор Спора заняла пост директрисы Хогвартса, а также была удостоена почетного титула «Леди». Профессор Спора скончалась в 1408 году. Два её портрета были повешены в Хогвартсе; один из них изображает женщину средних лет, а другой — еще молодую волшебницу с длинными темными волосами.