- Мне очень жаль… - Слова, произнесённые равнодушным чужим голосом, раскололи мир на две неравные части: ту, где были любовь, радость, счастье, семья, и ту, где не осталось ничего, кроме боли утраты и отчаяния. 

Ничем не примечательный зимний день накануне Рождества. Утром выпал снег, и в предвкушении праздника город выглядел нарядно и торжественно. Укрытые белыми снежными шапками крыши, украшенная новенькими игрушками ёлка на главной площади, разноцветные огни иллюминации — Лондон словно сошёл с рождественской открытки. 

По улицам сновали люди, спешившие домой или к друзьям. Среди этой толпы, неловко перехватив пакеты с подарками, торопливо шли женщина и маленькая девочка. Они опаздывали. Дома их ждал муж и отец с рождественским ужином у ярко горящего камина, но попасть туда они так и не смогли. 

Внезапно навстречу матери и дочери, расталкивая людей, выбежал какой-то человек. Неловко задев ребёнка, он продолжил движение дальше, а девочка, заплакав, упала на проезжую часть оживлённой улицы. Мать кинулась за ней, но… Пронзительно заскрипели тормоза, раздался испуганный вскрик - и малышка скрылась под колёсами стремительно несшегося автомобиля… Кто-то вызвал «Скорую», но она опоздала…врачам оставалось лишь зафиксировать смерть ребёнка, умершего на руках безутешной матери… 

После похорон дочери обезумевшие от горя супруги не искали утешения друг в друге, не пытались забыться в работе, а, отгородившись от внешнего мира стеной отчуждения, ушли вглубь своих переживаний. Каждый винил в гибели ребёнка и себя, и другого. Словно стремясь избавиться хотя бы от части боли, взвалив её на партнёра, они каждый день начинали и заканчивали ссорой, неизменно избегая темы смерти дочери. 

Будто чувствуя, что долго это продолжаться не может и рано или поздно из создавшегося положения нужно будет искать выход, друзья предложили безутешной матери: 

- Гермиона, может, вам стоит пожить какое-то время отдельно друг от друга? 

Неожиданное решение показалось единственно верным. Наскоро написав мужу коротенькую записку, женщина переехала к родителям. Но, где бы Гермиона ни появлялась, куда бы ни смотрела, что бы ни читала — везде ей мерещился призрак утраченного счастья, всюду виделся образ погибшей дочери, слышался её смех… 

А что же муж? Со смертью дочери и уходом жены жизнь для Северуса перестала иметь какой-либо смысл. Зачем жить, если жить не для кого?! И все увещевания Поттера и утешения сердобольной Минервы, без устали твердившей о том, что «вы ещё молодые, у вас ещё будут дети», делали только хуже. 

Так прошли три месяца. Три бесконечно долгих месяца размышлений о том, что бы было если бы… Три месяца в попытке не помнить, превратившие некогда любимый дом в тюрьму… 

Хмурое весеннее утро в конце марта безжалостно напомнило о горечи невосполнимой утраты: сегодня маленькой Амелии Снейп должно было исполниться пять лет. 

Еще вчера Гермиона решила, что обязательно отправится на кладбище: у её ребёнка праздник, поэтому она непременно должна быть там. Родители миссис Снейп только грустно качали головами, глядя на поведение дочери. Они, конечно же, любили внучку, но поступки Гермионы иногда внушали им опасения. 

На кладбище было холодно и уныло. Казалось, что сама природа скорбит вместе с людьми, пришедшими сюда. 

Гермиона медленно опустилась на колени перед могилой дочери и положила плюшевого мишку на белую мраморную плиту. Давно сдерживаемые слёзы хлынули из глаз женщины, словно она старалась выплакать всю свою тоску, всю боль, всё отчаяние, поселившиеся в душе… Внезапно холодную поверхность мрамора, к которому миссис Снейп прижималась щекой, сменило тёплое мужское плечо, а ледяные объятия ветра - сильные руки. Увидев Гермиону на кладбище, Северус не мог не подойти и теперь стоял, крепко прижимая её к себе и что-то успокоительно шепча на ухо. Казалось, что боль, сжигавшая каждого изнутри, теперь, разделённая на двоих, стала вдвое меньше. 

С погоста они возвращались уже вместе. Возвращались, чтобы начать жизнь заново: в новом доме, среди новых вещей, с новыми воспоминаниями. Возвращались, чтобы любить, чтобы помнить о том, что ушедшие близкие никогда не покидают, что они всегда рядом. Возвращались, чтобы однажды услышать робкое: 

— Северус, я беременна… 

Рождество в этом году выдалось дождливое. Дождь, не переставая, лил вторую неделю. Мокрые деревья, мокрые улицы, мокрые люди скорее навевали тоску, чем создавали праздничное настроение. Даже ёлка на Трафальгарской площади под проливным дождём смотрелась нелепо, а не торжественно. 

Но высокому седовласому мужчине, нервно мерявшему шагами коридор в госпитале Св. Мунго, было не до праздника: его жена рожала. И вот когда терпение уже начало покидать Северуса, к нему вышел улыбающийся колдомедик: 

— Поздравляю, мистер Снейп, у вас сын!