Ох, недаром вы глубины темней,
Вижу траур в вас по душе моей.
Вижу пламя в вас я победное,
Сожжено на нём сердце бедное.
Слова Е.Гребенки 


Последний рассвет. Эта безумная богом проклятая война не увидит больше ни одного восхода солнца. Впрочем, меня уже не волнуют такие мелочи. От прежней веселой, жизнерадостной девочки осталась лишь блеклая тень. Внешне я, без сомнения, все та же невыносимая всезнайка Грейнджер, разве что повзрослевшая на несколько лет и утратившая былые иллюзии. Я сама удивляюсь, откуда и, самое главное, когда ко мне пришло понимание этой истины. В ту ночь, когда очередное нападение Упивающихся смертью стало причиной гибели моих родителей? Или, может быть, только сейчас…

Я не знаю ответа или, правильнее сказать, не хочу знать. Больше не вижу смысла. На смену всей разнообразности чувств приходит одно сплошное равнодушие. Я не замечаю, как ноги утопают в смеси размокшей после дождя земли и крови. Не слышу этот противный чавкающий звук, который рождается с каждым последующим механически сделанным шагом. То и дело я спотыкаюсь, вдруг взгляд вылавливает знакомые черты лица. Минерва МакГонагалл. Истерзанное тело меньше всего напоминает декана факультета Гриффиндор. Эту дуэль кошка проиграла. Видимо, даже отмеренные ей семь жизней, не спасли от когтей и клыков оборотней, которых с фанатичным азартом почуявшего добычу охотника, привел Грейбек. Эта блохастое порождение тьмы унесло в последней битве ни одну жизнь членов ордена Феникса. Оставшиеся в живых, наверное, будут просыпаться в холодном поту каждую ночь и возносить молитвы Мерлину, что уберег их от судьбы товарищей.

Еще какое-то время я неосознанно продолжаю стоять рядом с бывшей наставницей. Желание закрыть ей глаза, почему-то воспринимается как кощунство. Даже в смерти они полны решимости и уверенности, что никакая жертва не бывает напрасной. Дамблдорова школа. Только он умел заставить людей поверить в такие глупости. А сам? Сам оказался дальновиднее и умнее всех нас вместе взятых. Иными словами, вовремя ушел в сторону, сбросив решение проблем на плечи детей и развалины Ордена. И все же, мы победили. Огромной ценой. Имя которой смерть. Для кого физическая, для кого душевная.

Я продолжаю свой путь в надежде, что последнее еще не совсем справедливо в отношении меня. Хотя от этой веры с каждым шагом остается лишь маленькая искорка, которой вряд ли суждено перерасти в яркое обжигающие пламя. Но, стиснув зубы и до боли сжимая кулаки, так что ногти впиваются в кожу, я не останавливаюсь. Я должна. Нет, просто обязана найти вас. Даже в мыслях я до сих пор не смею назвать тебя на ты. Хваленая гриффиндорская отвага в который раз дает осечку.

Память умело поднимает на поверхность наш последний разговор. Первый раз, когда я пошла против совести и близких мне людей. Если с первой мне удалось заключить молчаливое соглашение, то вторые так ни о чем и не узнали. Я помню, как долго стояла перед дверью, не решаясь сделать то, что мысленно уже давно отрепетировала и оправдала. Наконец, дрогнувшим от волнения голосом, я смогла выдавить из себя еле слышное Аллохомора.

— Мне кажется, столько визитеров за один день много даже для меня. — удивительно, что даже в такой ситуации, вы сохранили способность иронизировать.

Я видела, как с трудом вздымается ваша грудь при каждом вздохе, и еле сдержала первый порыв броситься к вам, когда смогла разглядеть, что они с вами сделали. В тот момент для меня перестало иметь значение, что передо мной сидит, опираясь о стену, убийца и предатель. Человек, который снова с легкостью и изяществом переметнулся на другую сторону. И сколько бы Гарри впоследствии не кричал, что он предупреждал и не единожды говорил, что так и будет, я отказываюсь принимать правду. Не потому, что любовь делает людей слепыми. Просто так проще. Даже я не могу принять всего, поэтому иду на осознанный обман. Радуюсь, как маленький ребенок, что свято верит, будто бы ему

удалось обвести незадачливых родителей вокруг пальцы.

— И как долго вы собираетесь изучать меня, мисс Грейнджер? — вы продолжаете сидеть, слегка откинув голову и закрыв глаза, но все равно зная, кто посмел потревожить вас на этот раз.

— Я хочу помочь.

— Я не нуждаюсь в вашей гриффиндорской благотворительности. — презрительно брошенная фраза, которая должна отбить у меня охоту продолжать разговор.

— Вы хотите продолжать служить боксерской грушей для Грюма и его подручных, профессор?

Наконец, вы открываете глаза. По вашему взгляду невозможно прочитать ничего. Зато вы умеете читать других как открытую книгу. Годами отточенное мастерство направлено на очередную жертву. Я чувствую себя как бабочка, которую ученый-исследователь проткнул иголкой, навсегда лишая возможности двигаться, и теперь тщательно изучает, словно редкий экспонат, ранее им невстреченный. Я не пытаюсь сопротивляться. Зачем? Я же наоборот хочу, чтобы вы поверили мне и доверились.

— Я считал вас более умной молодой особой, — вы прерываете затянувшееся молчание. — И чего вы от меня ждете? Ответного чувства и признания в любви до гроба?

Я впервые слышу ваш смех. Низкий, с бархатистыми нотками, обволакивающий все существо и прочно затягивающий меня в бездну мною же созданного ада. Ада, в который я так отчаянно хочу попасть.

— Единственное, что я вам действительно могу пообещать, так это то, что смерть — она действительно не за горами.

— Мне все равно, профессор. — я говорю, как можно спокойнее, уже тогда понимая, что рассчитывать мне не на что. Впрочем, об этом я догадывалась всегда. Я же не ребенок, и давно перестала верить в Санта Клауса и сказки. Я подхожу к вам и присаживаюсь на корточки. Рука на мгновение исчезает в кармане, чтобы достать оттуда несколько флаконов с зельями и портключ. Все это время вы не сводите с меня пристального взгляда, от которого любой другой почувствовал бы себя, по меньшей мере, некомфортно. То, что для многих становилось непереносимой пыткой, я воспринимаю как подарок судьбы.

— Здесь восстановительное, обезболивающие и кровевосполняющие зелья. Портключ я настроила таким образом, что он перенесет вас в дом моих родителей. Это в Лондоне. Можете остаться там на первое время. Не думаю, что кто-то догадается, где вас разыскивать. Потом — на ваше усмотрение.

— Как щедро! Не боитесь, что я вернусь в ряды Темного Лорда?

— Я в этом даже не сомневаюсь, профессор. — я смело встречаю ваш взгляд. Теперь я вижу в глубине, на самом дне черных, как сама ночь, омутов нарастающее раздражение.

— Хватит называть меня профессор, словно вы до сих пор моя ученица, а я — ваш преподаватель!

Теперь уже я позволяю себе улыбнуться:

— Удивительно, что именно это вывело вас из себя, профессор.

Еще до того, как я успела встать, вы стремительным движением перехватываете мои запястья, заставляя остаться на месте.

— Я вам скажу кое-что, мисс Грейнджер, и надеюсь, вы это внимательно выслушаете. Считайте, что это мой последний урок вам в качестве учителя. Не стоит никогда поступать под действием сиюминутных импульсов, какие бы маски они не приобретали. Вы встали на скользкий путь, который не принесет ничего хорошего. Я это проверил и убедился в неоспоримости данного утверждения. Но у вас еще есть шанс переиграть партию и выйти из нее если не победителем, то хотя бы не проигравшим. Подумайте хорошенько. Вам всегда ранее удавалось поражать меня неординарностью вашего ума.

— Я уже давно все решила для себя, профессор. — в тот же момент меня больше ничего не удерживало. На руках проступали красные отметины там, где ваши пальцы прикасались ко мне. Разговор был окончен, и мне больше нечего было здесь делать. Уже практически у двери я услышала:

— Тогда, при следующей встрече не ждите, что я вас пощажу.

Вы не могли видеть мою улыбку. Но именно так я прореагировала тогда на ваши слова. 

Солнце продолжало ход по своему небесному пути. Ему не было никакого дела до того, что происходило где-то внизу. Я видела все больше и больше знакомых лиц: Тонкс, близнецы Уизли, Финниган и Полумна Лавгуд, замученный Беллатрикс Невил, и сама Лестрейндж, которая не смогла обхитрить смерть, Снейп…

Я стояла и не могла отвести взгляд от фигуры в черном. Создавалось впечатление, что вы просто присели отдохнуть после утомительного дня. Всего лишь отдохнуть и ничего более. На это каждый имеет право, даже такой железный человек, как вы. Тихо, стараясь не потревожить ваш покой, я пошла прочь. Вот теперь в душе не осталось даже равнодушия, только пустота. Вакуум, в котором отсутствует жизнь как таковая. Я и сама не заметила, как оказалась у края обрыва. Смотреть вниз было абсолютно не страшно, скорее наоборот.

— Я ведь всегда хотела научиться летать…