Среда. Полдень.

– Повтори еще раз, – попросил Люпин, разглаживая редковатые усы двумя пальцами. – Какими были точные слова Волдеморта?

Я осторожно опустил небольшой деревянный ларец в центр стола. Вокруг него собралось то небольшое количество взрослых членов Ордена Феникса, которых удалось собрать в сжатые сроки, и Поттер с Грейнджер. Присутствие Поттера лишь слегка раздражало, но вот её…

– Он сказал: «Прими это, Северус, в качестве рождественского подарка. Открой его перед нашей следующей встречей. Любопытно будет взглянуть на результат».

Грейнджер прикусила ноготь на большом пальце, сверля ларец взглядом так яростно, словно одной только ее силы воли было достаточно, чтобы разгадать все его тайны. Я буквально мог видеть, как вращаются шестеренки в ее голове.

– Он сказал, что ему интересно «взглянуть на результат», – произнесла она. – Не «услышать твое мнение» или «узнать, придется ли по душе». Значит, он уверен – что-то произойдет.

Я помассировал виски в тщетной попытке противостоять головной боли. Казалось, ей не было конца вот уже несколько дней. Я едва мог припомнить время, когда тело не ломило от боли и усталости.

– Очевидно. К тому же, несомненно, ему тут же станет ясно, подчинился ли я, так как, что бы это ни было, никакого эффекта это не произведет.

– Что, если это убьет вас? – спросила она. – Что, если он знает, что вы работаете в интересах Ордена, и таким образом собирается избавиться от вас?

Ох, как же примитивно их представление о нашем враге.

– Если бы Темный Лорд желал моей смерти, вероятнее всего, он предпочел бы сделать это собственноручно. В крайнем случае, заставил бы меня открыть ларец в его присутствии, дабы вдоволь насладиться моей кончиной. А если бы он был осведомлен о моем предательстве, он, вероятно, прибегнул бы к мести более… личного характера, едва ли его выбор пал бы на что-то столь простое.

Грюм взял ларец и принялся медленно вертеть его в руках, тщательно изучая своим волшебным глазом. Сделан из оливкового дерева, с резьбой на всех шести сторонах, крышка надежно закрыта впечатанной в воск ядовито-зелёной змеей. Вернув ларец обратно на стол, Грюм достал палочку и пробормотал какие-то слова. На мгновение ларец окутало серебряное сияние и тут же испарилось.

– Хм-м. На нем есть какое-то проклятие, но не смертельное.

– Это ведь хорошо, верно?

– Тебе еще многому предстоит научиться, Грейнджер, – проворчал Грюм. – Существует неисчислимое количество ужасов, которые можно сотворить с человеком, не убивая его.

Грейнджер потянулась через стол за ларцом, и я уловил слабый аромат жасмина. Это средство для волос? Может, духи? Я узнаю его везде. В стенах замка я всегда мог безошибочно определить, что она прошла по коридору немногим раньше меня. Этот чувственный аромат надолго задерживался в подземельях после урока Зельеварения. Тонкое обоняние было жизненно важно для ремесла зельевара, однако сейчас превратилось в сущее наказание. И виной тому была она.

Она аккуратно провела пальцами по крышке ларца.

- Я думала, что по краю крышки вырезаны листья, но это слова.

Разумеется, я давно их заметил. Я тщательно изучил ларец, прежде чем счел, что принести его на Площадь Гриммо безопасно. Но то, как быстро она их заметила, не могло не впечатлить.

– Χωρίς την αλήθεια, δεν μπορεί να υπάρχει σοφία – Нет истины без правды. Несомненно, каким-то образом это связано с характером проклятья.

– Может быть, подделать проклятье, – задумчиво протянула Тонкс. Ее волосы были кричащего ярко-синего цвета. – Чтобы заставить его думать, что вы открыли ларец.

Уже в который раз я убедился, что в курс подготовки Авроров непременно стоит включить изучение основ логики.

– Чтобы подделать, я должен узнать, как оно действует, – терпеливо пояснил я. – Чтобы узнать, как оно действует, я должен открыть ларец. Если я открою ларец, мне более не придется притворяться.

– А если мы вначале испытаем его действие на ком-то другом? – предложил Люпин. – Может, Кикимер изъявит желание.

Я фыркнул.

– Сириус Блэк, помимо прочих многочисленных недостатков, – Поттер, явно намеренный защитить честь крестного, уж было открыл рот, но Грейнджер вовремя толкнула его локтем, заставив замолчать, – был, как вы все прекрасно осведомлены, исключительно низкого обо мне мнения. Будучи домовым эльфом Благороднейшего и Древнейшего Рода Блэков, Кикимер едва ли проявит такую любезность и откликнется на мою просьбу о помощи.

Грюм пожал плечами.

– Не вижу в этом никакой проблемы. Гарри может ему просто приказать…

– Вот уж нет! – Грейнджер тут же пришла в полную боевую готовность, лицо ее пылало гневом. – Кикимер не может уклониться от прямого приказа Гарри, и вы это знаете. Нечестно заставлять его подвергать себя опасности!

– Мы тут не чаи гоняем, Грейнджер, – прорычал Грюм. – Никто не собирается сидеть тут с оттопыренными мизинцами и любезничать всякими «Пожалуйста», «Покорнейше благодарю» и «Не затруднит ли вас». На войне все средства хороши.

– Домовые Эльфы – не средство войны! – с вызовом возразила она.

Грейнджер в ее попытках возразить Грюму можно было сравнить лишь с книзлом, бросившим вызов дракону. Любопытно, каково это – быть так страстно преданным своему убеждению? Делать что-то не из честолюбия, страха или попытки искупить грехи, но потому, что ты в это веришь? Делал ли я когда-либо что-то бескорыстно, даже в начале своего пути?

– Она права, – с нажимом произнесла Молли. – Кроме того, воздействие на домового эльфа может отличаться от воздействия на человека. – Слова Молли были пропитаны поразительной житейской мудростью. Вероятно, это все опыт воспитания шестерых сыновей.

Люпин провел пятерней по волосам, растрепав их пуще прежнего.

– Тогда как насчет одного из нас?

Тонкс сощурила глаза, и ее волосы приобрели насыщенный красный оттенок.

– И думать не смей, Ремус Люпин.

– Я это сделаю, – заявила Грейнджер. – Я единственная среди нас всех, кого не жалко. Нет, помолчи, Гарри, – рыкнула она на Поттера. – Очевидно же, что ты не годишься на эту роль. А у всех остальных есть свои куда более важные миссии – кто-то мракоборец, родитель… – она бросила взгляд на меня, – или шпион. Я самый очевидный выбор.

Ничто на белом свете не сумело бы заставить меня позволить ей подобную глупость, но признавать это я не собирался. К счастью, я имел в рукаве иной убедительный контраргумент.

– Каким бы заманчивым ни было ваше предложение, мисс Грейнджер, – произнес я нарочно самым язвительным тоном, – существует вероятность, что содержание ларца, каким бы оно ни было, сработает лишь один раз. Если это так и мы истратим единственную попытку на кого-то иного, как я докажу Темному Лорду, что повиновался его приказу? И, поверьте мне, он не сомневается в том, что я повинуюсь.

За столом разразилась бурная дискуссия, полная нелепых предложений и возражений. Я предпочел промолчать, прекрасно осознавая, что, если мне дорога должность Пожирателя Смерти, иного выбора я не имею. Рано или поздно, они это поймут. В то же время, мне выпала та редкая возможность насладиться ее присутствием здесь, в этой самой комнате, на расстоянии вытянутой руки.

– У нас нет выбора, – наконец вмешался я, когда решил, что дискуссия зашла в тупик. – Я потянулся к ларцу. – Будьте бдительны. Я не имею никаких предположений о том, что может произойти. – Я вдохнул поглубже и сорвал печать.

В следующую секунду крышка отворилась. Внутри ларца лежала горстка серебристой, сияющей пыльцы. На моих глазах, словно от движения невидимой руки, пыльца медленно вылетела из ларца и закружила вокруг моей головы, как сверкающая песчаная буря. Пыльца просочилась в нос и рот, но вместо ожидаемого приступа кашля я ощутил лишь чистый, свежий аромат, точно воздух на вершине высокой горы или после грозы. Я невольно выдохнул, ощутив странное покалывание от пробежавшей по телу прохлады – от головы до кончиков пальцев на ногах.

Сидящие за столом, все как один, тревожно – и настороженно – глядели на меня.

Ничего не произошло.

**********

Среда. Вечер.

Шесть часов спустя все еще ничего не произошло, за исключением одного: все вокруг вели себя так, словно я бомба замедленного действия.

Я налил себе бокал вина. Молли и Артур готовили ужин, порхая по кухне со слаженностью, свойственной только людям, занимавшимся этой рутиной не менее тысячи раз. Поттер шатался по дому, в то время как Грейнджер, Люпин и Тонкс, усевшись за обеденным столом, погрузились в изучение тех немногих полезных нам книг, которые могла предложить библиотека Блэков.

Грюм, как и следовало ожидать, не сводил с меня глаз, отыскивая признаки надвигающейся катастрофы с тех самых пор, как я отворил ларец. В самом деле, постоянная бдительность.

Тонкс подняла на меня взгляд.

– Изменений в самочувствии совсем никаких? – спросила она, должно быть, уже в пятый раз.

– Никаких признаков недомогания, головокружения или внезапного необъяснимого желания убить вас всех во сне, – заверил я. – Тем не менее, для тебя, Грюм, я готов сделать исключение, если ты не прекратишь прожигать меня взглядом.

Грюм лишь фыркнул, но все же отступил на пару шагов назад.

Люпин перелистнул несколько страниц своей книги – весьма внушительного размера собрание проклятий и сглазов.

– Камень Правды, правда в коммерции – Молли, ты должна показать это Фреду и Джорджу, – Эликсир Правды (см. Веритасерум), бескорыстности, раскаяния... ничего о проклятиях истины, – он захлопнул книгу. – Да и вряд ли на этот источник можно полагаться, фолианту около ста лет.

– За Блэками никогда не замечали особого интереса к книгам, – пробормотал я. – Оплошность, свойственная аристократам всех времен.

Грейнджер подняла на меня взгляд.

– Магглов или волшебников? – спросила она с полуулыбкой.

– И тех, и других, – ответил я, надеясь, что никто не заметил, какой эффект произвел на меня ее взгляд. – Те, кто приобрел власть и состояние по наследству, никогда не выделялись стремлением доказать обществу, что они этого действительно достойны. В то время как другие… тратят на это всю свою жизнь.

Послышались шаги, и на пороге кухни возник Поттер.

– Смотрите, я нашел в спальне Сириуса снимок, – сообщил он, усаживаясь рядом с Грейнджер, и протянул ей колдографию.

Она склонилась над снимком.

– Гарри, это же твои мама и папа, верно? Она очаровательна.

Первым моим порывом было покинуть комнату. Последнее, чего бы мне хотелось – выслушивать болтовню Поттера о Лили и Джеймсе. Но я остался, прислонившись к дверному косяку.

– Она была не просто миловидной, – подал голос Грюм. – Она была чертовски искусной ведьмой.

Молли вытерла руки о кухонное полотенце и встала рядом с Поттером.

– К тому же, она была еще и добрым другом, Гарри. Артур, должно быть это сразу после свадьбы. Гляди, локоны заправлены набок.

Я помню этот стиль. Мне не нравилось. Лили, должно быть, тоже – носила она эту прическу недолго.

Неожиданно Поттер повернулся ко мне.

– Я знаю, какого вы мнения о моем отце, профессор. А что вы скажете о моей маме?

– Я любил ее, разумеется.

Рука с бокалом вина застыла у моих губ. Что. За. Черт.

В комнате повисла тишина. Ошеломлены были все, и я не исключение. Шесть с половиной пар глаз уставились на меня. У Поттера буквально отвисла челюсть, отчего он казался еще большим болваном, нежели обычно. Тогда как Грейнджер, как ни странно, совершенно не была удивлена, а взгляд ее был полон сочувствия.

– Вы… любили ее? – медленно, даже осторожно повторил Поттер.

– Конечно же нет, – возразил я. По крайней мере, именно так я собирался ответить. Но вместо этого произнес лишь: – Да.

У меня засосало под ложечкой. Что, во имя Мерлина, происходит?

Поттер сверлил меня взглядом, в его зеленых глазах читалась ярость.

– Лжец! Вы не заслуживаете…

– Полегче, Гарри, – вмешался Артур, опустив тяжелую руку на плечо Поттера.

Люпин медленно встал из-за стола, в выражении его лица читалась обеспокоенность. Грюм сощурил здоровый глаз и снова придвинулся ко мне. Суп на плите начал закипать, и Молли, засуетившись, бросилась к нему.

– Я не могу даже предположить, что могло тебя заставить сболтнуть подобное, Северус, – произнес Люпин, качая головой. – Но, если это все же правда, я по-прежнему не представляю, почему ты решил в этом признаться. Ни то, ни другое не имеет логических оснований. – Он глубоко вздохнул. – Судя по всему, стоит полагать, таким образом проявляется проклятие.

– Как именно? Заставляет его нести бред? – сквозь зубы процедил Поттер.

Я промолчал, опасаясь слов, что могли сорваться с языка. Чувство тошноты быстро превратилось в приступ паники.

– «Нет истины без правды», – тихо произнесла Грейнджер. – Слова, высеченные на ларце. Поэтому он признался. Это и есть действие проклятия.

Мысли лихорадочно заметались в голове. Мне задали прямой вопрос, и я ответил правдиво. Не потому, что хотел этого, но потому, что не мог ничего с собой поделать. Грейнджер права? Если так, то распространяется ли проклятие на каждое мое слово, или исключительно на прямые вопросы? О, боги, только не это!

– Откуда нам знать? – стоял на своем Поттер. – Как знать, что проклятие создано не для того, чтобы увести нас от истины, и заставляет его лгать? Волдеморту это понравилось бы, верно?

– Волдеморт и без того уверен, что я лгу вам, болван, – бросил я, не подумав. Что было правдой, но, тем не менее, ничего не доказывало, ведь именно это я и намеревался сказать.

– Мы должны проверить тебя, – сурово отозвался Грюм. – Чтобы узнать, права ли Грейнджер.

– Но как? – нахмурившись, спросила Тонкс. – Мы не можем спросить о том, что ему и так уже известно, так как невозможно проверить, ответил он правду или нет. Единственный способ – если мы будем знать ответ, а Северус нет. Но даже под Веритасерумом, не зная ответа, человек может просто сказать «я не знаю».

– Только не смейте спрашивать его о чем-либо еще, касающемся моей мамы, – гневно воскликнул Поттер.

Как и прежде, именно Грейнджер придумала решение. И я снова проникся уважением к ее феноменальной смышлёности, в которой утверждался не раз.

– Загадайте что-нибудь такое, чтобы только вам было известно, правда это или ложь. Затем попросите его повторить это. Если ему удастся повторить только правдивые, тогда мы будем знать наверняка.

– А если он сможет повторить всё без исключения? – вмешалась Тонкс с сомнением в голосе. – Что это будет значить?

Она пожала плечами.

– Надо же с чего-нибудь начать, верно?

– Разумно, – одобрил Грюм. – Я буду первым. Повторяй за мной, Снейп: в кармане Аластора Грюма в данный момент лежит шестнадцать галеонов и семь кнатов.

– В кармане Аластора Грюма в данный момент лежит шестнадцать галеонов и семь кнатов, – отчеканил я, желая, чтобы в его кармане лежало пятнадцать, или восемнадцать, или ни одного галеона.

Грюм достал руку из кармана и разложил монеты на столе: шестнадцать галеонов и семь кнатов.

– Артур, теперь ты.

Артур ненадолго задумался, затем произнес:

– Любимый десерт Чарли – яблочный пирог.

Я открыл рот, чтобы повторить, но губы и язык отказались образовывать слова. Я приложил все усилия, разевая рот точно рыба, но безуспешно.

Артур медленно кивнул.

– Финиковый пудинг с карамелью.

Один за другим каждый поочерёдно подходил ко мне, и всякий раз мне удавалось повторить лишь те высказывания, что были правдой. Поттер только отмахнулся от своей очереди. Он все еще не пришел в себя от злости после моего первого непроизвольного признания. Пришла очередь Грейнджер.

Она колебалась, прикусив губу, словно стояла перед нелегким выбором. Наконец, глубоко вдохнув, она подняла голову и взглянула мне прямо в глаза.

– Гермиона Грейнджер влюблена в Рона Уизли, – четко произнесла она.

Я уставился на нее в изумлении. Разумеется, я понятия не имел, правда это или нет, но, к моему сожалению, я и без того знал о ней чудовищно мало. Что побудило ее выбрать из всех возможных именно это утверждение? Мне не хотелось произносить это, словно таким образом я вторгался туда, где мне не было места. Но, как бы я этому не противился, я уважал ее право поступать, как ей заблагорассудится.

Я открыл рот, но мои попытки заговорить не увенчались успехом – я не проронил ни слова. Несмотря на то, что, в каком-то смысле, это был последний гвоздь в моем гробу, на одно короткое мгновение я почувствовал облегчение. Младший Уизли не наихудшая партия, но, по мне, совершенно не пара для Грейнджер. Как если бы медведь сватался к колибри.

Все уставились на Грейнджер, ожидая подтверждения. Она кивнула, по-прежнему не отрывая от меня взгляда.

– Ну вот мы и выяснили, – заключил Грюм.

– Ты не можешь лгать, – мрачно изрек Артур Уизли.

Воцарилось продолжительное молчание, каждый пытался уложить в голове произошедшее. Постепенно на их лицах начало проявляться понимание того, что это нам сулило.

Я опустился в кресло, меня бил озноб, подступало чувство тошноты. Из всех злоключений, подстерегающих меня в роли шпиона Дамблдора, я никогда не предположил бы, что со мной может случиться нечто настолько ужасное. Принудив меня несколько месяцев назад дать Непреложный Обет, Нарцисса серьёзно усугубила мое положение. Прибавить к этому новоприобретённую проблему, и последствия обещают быть необратимыми. Как минимум, я более не смогу приносить пользу в роли двойного агента. В худшем же случае, с этого момента я составляю опасность для Ордена.

– Стоит Волдеморту задать вопрос, и вы все ему выложите, верно? – сухо произнес Поттер, как будто это каким-то образом входило в мои планы. – Вы не сможете сдержать себя. Может, именно к этому вы и стремились.

Я открыл рот, намереваясь бросить резкий ответ, но тут же закрыл его, внезапно передумав говорить вообще. Кто знает, что могло сорваться с языка?

Грейнджер поспешила встать на мою защиту.

– Не глупи, Гарри. Если бы С… Профессор Снейп хотел предать Орден, он бы давно это сделал. Ему нет нужды изобретать проклятие и накладывать его на себя.

Тонкс нервно замялась на месте.

– Веритасеруму можно сопротивляться, если человек имеет достаточно сильную волю. Быть может, и с этим сработает.

Грюм покачал головой.

– Что бы за проклятие это ни было, оно куда сложнее Веритасерума. Эликсир Правды полезен лишь в случае, если человек, находящийся под его воздействием, знает, что правда, а что ложь. Как мы только что убедились благодаря опыту Грейнджер, данное проклятие не ограничивается знаниями жертвы. Сомневаюсь, что этому можно противостоять.

– У нас есть только два варианта, – подытожил я. – Разрушить проклятие или раздобыть то, что могло бы противодействовать его эффекту. К тому же, у нас мало времени, поскольку следующее собрание Пожирателей Смерти уже через два дня.

– Чтобы разрушить заклятие, сперва его нужно идентифицировать, – заявил Грюм. – Лучшее место для исследований – Запретная Секция в Хогвартсе. Люпин, ты идешь со мной. Свяжемся с МакГонагалл и Слизнортом, они нам помогут. Артур, Молли, вы тоже можете отправляться домой, Артуру завтра нужно быть в Министерстве. Остальные продолжат разрабатывать другие версии.

Спустя два часа никто из оставшихся на площади Гриммо не продвинулся в разработке «других версий» ни на йоту. На дворе давно стемнело, и Кикимер разжег для нас камин в библиотеке.

Поттер сидел, скрестив ноги, на полу перед камином и барабанил пальцами о бедро.

– Как насчет зелья, которое просто… отнимет возможность разговаривать? Или исказит слова так, что никто не разберет?

– Я осведомлен о шаблоне в магловской литературе – «злодей всегда беспросветно туп», – язвительно прокомментировал я, – но, могу вас заверить, Темный Лорд далек от скудоумия. Он прекрасно знает, что именно всучил мне, а на столь очевидную попытку схитрить не купится даже Хагрид.

– Но…

– Гарри, если он так сказал, значит это правда, – напомнила Тонкс, свернувшаяся калачиком в кресле. Чем больше вносилось предложений и чем больше их отклонялось, тем тусклее становился цвет ее волос, и теперь он отдаленно напоминал собой нечто серо-коричневое.

Грейнджер расхаживала по комнате, что-то бормоча себе под нос и наматывая локон на палец. Будь на ее месте кто-либо другой, это свело бы меня с ума. Без сомнений, это было очередным признаком моего безрассудства – неужели я находил это в ней… очаровательным?

– Сядьте, мисс Грейнджер, – наконец выпалил я. – Я и без того очень устал, а ваше беспрерывное мельтешение перед глазами лишь усугубляет мое состояние.

Она остановилась и обернулась ко мне, задумчиво закусив губу.

– Веритасерум, – изрекла она.

– Если вы предлагаете использовать антидот к Веритасеруму в качестве возможного решения моей… проблемы, могу заверить вас, это не сработает, – произнес я. – Антидот действует исключительно при наличии Веритасерума, нейтрализуя его ингредиенты.

Она покачала головой, в ее волосах запутались янтарные отблески пламени, и мне вдруг стало интересно, каковы на ощупь ее волосы.

Она выжидающе сверлила меня взглядом.

– Прошу прощения. Я... – я прикусил язык, отчаянно пытаясь придумать правдивое, но не обличающее продолжение так беспечно начатого мной предложения. – Я думал кое о чем другом.

– Я сказала: что, если мы сварим Веритасерум наоборот?

– Поясните, – нахмурившись, попросил я.

– Если взять рецепт Веритасерума и, скажем, поменять все местами. Вывернуть наизнанку. Там, где требуется горячее масло, мы возьмем холодное. Где нужно красное вино, используем белое. Вместо порезанного бросим целиком. Где, допустим, нужно что-то красное, мы возьмем зеленое.

Я задумался.

– Теоретически, конечный результат будет своего рода анти-веритасерумом. Заставит любого, кто его выпьет, говорить только ложь.

– Что, возможно, сведет на нет ваше навязчивое желание говорить правду.

– Потрясающе, – изрек я. Насколько мне было известно, никто и никогда не пытался провернуть нечто подобное.

– Стоит попытаться?

– Еще бы, – подтвердил я. – Мы приступим утром первым же делом.

Тонкс встала с кресла и потянулась.

– Тогда давайте спать. Кстати, Гарри, почему бы тебе не помочь им завтра? Слыхала, ты проявлял себя чертовски неплохо на Зельях в этом году.

Грейнджер и я обменялись взглядами.

– Нет, – возразили мы в один голос.

**********

Четверг. Утро.

– Я даже не подозревала, что здесь есть полноценная лаборатория, – Грейнджер медленно прошла по скрытой в глубине подвалов комнате, мягко проводя пальцами по пузырькам и флаконам, котлам и алхимическим установкам. Мы приступили к работе с первыми лучами солнца, поскольку время дня было одним из ключевых условий приготовления зелья.

– Вальбурга Блэк была энтузиастом-любителем, – произнес я, открыв шкафчик, и принялся сортировать банки и мешочки в поисках необходимых ингредиентов. Хвала Мерлину, Вальбурга была одержима порядком, и все емкости оказались четко подписаны. – Разумеется, в основном ее интересовали яды, но каждому, кто изготовляет яды, рано или поздно понадобятся антидоты. Исходя из этого, мы можем найти здесь все нужные нам ингредиенты.

– Я до сих пор помню наше первое занятие по Зельям. Я знала ответы на все вопросы, но вы никогда меня не спрашивали, – в ее голосе не было ни капли упрека, лишь толика негодования.

– Если вы и так знали ответы, что проку мне было вас спрашивать. В конце концов, весь смысл принародного унижения заключается в том, чтобы вдохновить ленивых учеников работать упорнее.

Проклятие, в мои планы это признание не входило. Я обернулся, все еще держа в руках ингредиенты для зелья, и наткнулся на ее взгляд. Губы ее чуть распахнулись от удивления. Несколько мгновений мы стояли на расстоянии вытянутой руки, не смея шелохнуться. Опомнившись, она залилась краской и сделала шаг назад.

– Могу вас заверить, я в состоянии сварить зелье самостоятельно, – отозвался я, стараясь звучать спокойно, и опустил ингредиенты на стол. А вот с сердцебиением дело обстояло куда хуже: казалось, оно эхом разносится по всей лаборатории.

– Это была моя идея, – резко заметила она. – Я не позволю вам приписать ее себе.

– Вы забываетесь, – прорычал я, разжигая пламя под оловянным котлом, наполовину заполненным водой, маслом алоэ и лепестками хризантемы, рассыпанными по поверхности.

– И что вы сделаете, снимете баллы с Гриффиндора? – поинтересовалась она, одарив меня взглядом, полным лукавства.

– Держите, – я протянул ей ступку и пестик. – Разотрите листья дубоизии.

Я рассчитывал, что она отправится к противоположному краю стола, но она предпочла расположиться прямо под моим боком.

Я приступил к нарезке сладко-горького паслена и луковиц ясменника, изо всех сил стараясь не обращать внимания на то, как непозволительно близко ко мне она находилась. Она работала быстро и четко, как и всегда. Наблюдать за ее мастерством и при этом понимать, что именно благодаря мне она довела его до совершенства, – было в этом нечто восхитительное. К тому же, невозможно было не проникнуться ее незаинтересованностью в пустой болтовне.

Она снова заговорила, лишь когда первая фаза подготовки была завершена.

– Когда у меня возникла эта идея, я не учла одно обстоятельство, – неуверенно начала она, – в прошлом году вы сказали профессору Амбридж, что Веритасерум должен настаиваться на протяжении полнолуния. Если это правда, то как же мы…

– Ну же, мисс Грейнджер, не составит труда догадаться, что я покривил душой, дабы избавиться от обязанности варить зелья по ее приказу. Действительно считаете, что зелье, в основе которого лежит правда, может зависеть от «изменчивой луны, меняющей свой образ каждый месяц»?

– Ромео и Джульетта? – замерев на месте, удивленно спросила она, глядя на меня широко распахнутыми глазами.

– Несомненно.

– Вы… Вы читали Шекспира? – Тон ее голоса настолько повысился, что на последнем слове она едва не взвизгнула от восторга.

– Я полон сюрпризов, Мисс Грейнджер, – ответил я с упреком, наслаждаясь выражением недоумения на ее лице. – Что касается зелья, необходимо провести точные расчеты, но, полагаю, весь процесс приготовления займет не больше восемнадцати часов.

Я достал лист пергамента и перо. Нумерологические подсчеты для Сыворотки Правды занимали немало времени и сил. Чтобы задать им обратное направление, требовалось точно определить порядок, а также сгруппировать перестановку действий. Кроме того, в формуле непременно следовало учесть все альтернативные ингредиенты.

Я заскрипел пером по пергаменту. Прошло не менее двадцати минут, когда я наконец заметил, что она стоит прямо за моей спиной и наблюдает.

– Я всегда восхищалась Нумерологией.

– Неужели, – воскликнул я настолько участливо, насколько мог.

– Уж поверьте. Что это? – Она склонилась над моим плечом и указала на пергамент.

– Ансуз, перевернутая, – ответил я, решительно игнорируя то, как она прижималась ко мне всем телом.

– Это так странно, если задуматься, – продолжала она. – Сочетание такой точной науки, как математика, с такой расплывчатой, как прорицание… Казалось бы, как из этого может выйти что-то толковое.

– И все же вышло, – вставил я, чувствуя ее теплое дыхание на щеке. Аромат жасмина заполнил легкие. Оставалось лишь обернуться…

Нет. Это нелепо. Не стоило так увлекаться.

– Мисс Грейнджер, вы не позволяете мне сосредоточиться.

Видит Бог, это было чистой правдой. Еще немного, и я окончательно утрачу способность мыслить.

– Идите, помешивайте зелье. Шесть раз по часовой, один против часовой стрелки, пауза десять секунд, повторить.

Послушалась она не сразу. Какое-то время она не шевелилась, словно не желала отстраняться.

Я вернулся к расчетам, в то время как она занялась помешиванием зелья. Шесть, один, пауза. Шесть, один, пауза.

– Если это не поможет, – тихо произнесла она, – мы успеем придумать что-нибудь другое?

Я бы предпочел утешающую ложь, но вопрос был четким, а проклятие не позволило мне солгать.

– Нет.

– Что мы будем делать, если не удастся разрушить проклятие до вашей следующей встречи с Волдемортом? – приглушенно спросила она, словно одновременно желала и боялась услышать мой ответ.

Я напрягся, перо застыло над пергаментом. К счастью, вопрос оставлял пространство для уклончивого ответа.

– Вы… и Орден продолжите существовать, как раньше.

Чего нельзя было сказать обо мне.

– Северус, – тихо прошептала она. Мое имя, сорвавшееся с ее губ, вновь распалило во мне чувство, способность к которому, как мне казалось, я утратил навсегда. – Что будешь делать ты?

Я приложил огромные усилия, чтобы уклониться от ответа, так и рвущегося с языка.

– То, что должен, – наконец произнес я, уповая на то, что этого ей будет достаточно.

Казалось, она почувствовала мою негласную мольбу. Мы вновь безмолвно приступили к работе, однако мне неоднократно удавалось ощутить ее взгляд на меня.

Наконец она заговорила.

– Неужели вы… – уж было начала она, но, замолчав на полуслове, покачала головой. – Нет, простите. Я больше не стану задавать вопросы. Я не хочу заставлять вас отвечать. И без меня уже слишком много людей этим воспользовалось. – Я ошарашенно уставился на нее, изумляясь тому, как много она в действительности понимала. – Но, если вы сами захотите рассказать мне что… что угодно, – осторожно добавила она, – я бы с удовольствием вас выслушала.

Быть может, все дело было в растущей во мне уверенности, что нас ожидает провал, что Люпин и Грюм вернутся ни с чем и что мне никогда не придется нести ответственность за сказанное мной. Возможно, я просто пытался балансировать между данной мне свободой самому принимать решение, говорить мне или же сохранять молчание, и принуждением говорить лишь правду. Я знал лишь, что легко мог бы говорить на темы не столь важные, но вместе с тем не малозначимые. Увлечение Зельеварением. Удовлетворение от созерцания действия новоизобретенного мной зелья. А еще умиротворение, присущее раннему утру на берегу озера, и восход солнца над башнями замка.

Я предпочел молчание, а она не настаивала. И только приглушенно булькающее в котле зелье Муресатирев (именно так мы решили его назвать) нарушало воцарившуюся тишину. Она принесла какую-то книгу, так же поступил и я, и мы сидели в уютной тишине, медленно, но верно ставшей для меня островком умиротворения в бурлящем море лжи и обмана, которыми так долго была наполнена моя жизнь.

Я ни о чем ее не спрашивал, а она не торопилась делиться. От нее веяло отстраненностью, что, вполне возможно, было вызвано моим последним резким ответом. Она просто была ко мне добра, такой она была со всеми. И этого было вполне достаточно.

**********

Четверг. Вечер.

Ужин тем вечером обещал быть безнадежно угрюмым. Еще днем, когда мы с Грейнджер работали в лаборатории, Люпин прислал сову. Дамблдора в Хогвартсе не оказалось, и никто не ведал, где он мог быть. Им помогали Гораций и Минерва, но до сей поры дело не сдвинулось с мёртвой точки. Только когда часы пробили десятый час, они, наконец, вернулись. Люпин выглядел, как и всегда – взъерошенный, измотанный и с ярко выраженной нуждой в хорошем портном, – но сейчас вид у него был куда более подавленный, нежели обычно. Это явно не сулило ничего доброго.

– Получил вашу сову об анти-веритасеруме, – сообщил Грюм, когда шестеро орденовцев снова собрались за столом. – Интересный подход, признаю. Неплохо бы заняться этим всерьез, когда страсти поулягутся. Твоя идея, Грейнджер?

Она кивнула в подтверждение.

– Но я ни за что не справилась бы самостоятельно. У меня нет ни малейшего опыта в подборе взаимозаменяемых ингредиентов и этапов приготовления.

– Это пока, – прокомментировал я, и она ответила мне усталой улыбкой. Несмотря на все обстоятельства, день, проведенный плечом к плечу с ней у котла, оказался куда приятнее, нежели я смел надеяться.

– Зелье готово? Оно сработает? – нетерпеливо спросил Люпин, тем самым подтверждая мои подозрения: ничего обнадеживающего разузнать им не удалось.

– Пока что остывает, затем ему следует настояться в закрытом пузырьке шестнадцать часов, а это до четырех часов завтрашнего дня. Для Веритасерума пузырек должен быть цвета ляписа, для нашего зелья мы используем агатовый, так как ему присущи красноречие и обращение слов врага против него самого. Сработает ли это? – Я пожал плечами. – Шансы довольно… невелики. Ничего подобного ранее не практиковали, кроме того, не исключено и, я бы даже сказал, вполне вероятно, что мы допустили не одну ошибку в выборе ингредиентов или же в расчетах.

– Будем надеяться, что это сработает, – проворчал Грюм. – Возможно, это наш единственный шанс.

Грейнджер побледнела, но голос ее не дрогнул.

– Что вы узнали?

– Это αλήθειας κατάρα, Алитера Катара или Заклятие Правды, – подал голос Люпин. – Как вы можете догадаться по названию, оно довольно древнее. Это проклятие насылали при помощи вдыхания пыльцы, добываемой из…

Я поднял руку.

– Опустим лекцию по истории, Люпин. У нас мало времени. Существует или не существует способ разрушить проклятие?

Люпин провел пятерней по волосам.

– Да, способ разрушить проклятие существует, но я не уверен, что у нас есть на это время.

– Как много времени это может занять? – спросил Поттер.

– Оно… скажем, это зависит от обстоятельств индивидуального характера.

– Как видишь, я довольно решительно настроен, – заметил я. – Нечего откладывать это в долгий ящик.

– Сомневаюсь, что ты справишься с чем-то подобным в одиночку, Северус. И это касается не только тебя, – поспешил добавить он. – Вообще всех. По правде говоря, я не уверен, что это вообще кому-либо под силу.

Я вздохнул.

– Достаточно увиливать от сути, Мерлина ради. Ответь, наконец, как это сделать?

Он облизнул губы и робко взглянул на Грюма.

– Чтобы разрушить проклятие, нужно выяснить самое глубокое убеждение человека и убедить его, что это ложь. Пошатни истину, что теплится в самом сердце человека, и проклятие более не сможет использовать истину против него.

Самое глубокое убеждение. Известно ли мне самому, каково оно? Разве кто-нибудь на этом свете догадывается, что таится в глубине его собственной души?

– Но… это же кошмарно, – мгновение спустя отозвалась Грейнджер. – Самое глубокое убеждение – это сама сущность личности. Если его разрушить, это фактически убьёт человека. Уничтожит изнутри.

Грюм согласно кивнул.

– Не говоря уж о том, что это почти невозможно провернуть.

Поттер покачал головой.

– Каковы шансы сделать это за один день? Ведь, к примеру, у маглов на самокопание уходят года.

– Для начала, мы можем выяснить, с чем имеем дело, – заявила Тонкс. – Может, это не так уж и невозможно. – Она обернулась ко мне и, прежде чем я успел ее остановить, спросила: – Каково твое самое глубокое убеждение?

– Что я недостоин любви, – я был принужден проклятием говорить лишь правду, и не было ни единой возможности уйти от прямого вопроса. Придя в ужас, я зажал рот рукой, но было уже слишком поздно: признание сорвалось с моих уст. Я яростно отодвинул стул и вышел вон из комнаты.

Я завернул за угол и остановился неподалеку от холла. Закрыв глаза, я прислонился к стене и уперся ладонями в гладкую панельную обшивку. Я дышал отрывисто и сбивчиво, точно стальные оковы оплели грудную клетку. О боги, неужели во всеуслышание я признался в том, за что так рьяно себя презираю, дав Поттеру повод посмеяться надо мной! Самолично вынес себе приговор, осознал истинность того, о чем подозревал на протяжении долгих лет. Перед глазами снова возникли пораженные моим признанием лица, среди которых выделялось лицо одной лишь Грейнджер: в ее глазах стояли слезы. Она испытывает ко мне жалость, что может быть хуже?

Со временем я снова взял себя в руки. Это ничего не меняло: мне не доверяли, меня считали врагом и ненавидели. А это лишь очередной плевок в душу. По мере того, как во мне возвращался контроль над оцепеневшими мышцами, я услышал, что прямо за углом ведется горячий спор.

– Как ты не понимаешь, Гермиона? Это наш шанс наконец выяснить, что на самом деле у него на уме!

– Это говорит в тебе Сириус, Гарри, не ты, – гневно возразила Грейнджер. – Он никогда не доверял Сев… Профессору Снейпу.

– Может, у него была на то веская причина, – стоял на своем Поттер. – Я считаю, что мы обязаны задать ему парочку вопросов. Кому он на самом деле служит? Собирается ли он нас предать? Что-то в этом роде.

– Дамблдор ему доверяет, – настаивала она. – Тебе не кажется, что директор знает, что делает?

На мгновение повисло молчание. Когда Поттер заговорил снова, голос его звучал куда менее уверенно.

– Снейп может водить его за нос.

– Самого могущественного волшебника в мире? Гарри, ты серьезно?

Поттер промямлил что-то в ответ.

– Кроме того, подобный допрос просто оскорбителен, – продолжала она. – Ты же знаешь, как он рискует ради Дамблдора, ради всех нас! К тому же, это не честно, ведь он не может противостоять проклятию!

Я ощутил прилив благодарности – она пыталась меня защитить. И этого не омрачил даже тот факт, что менее чем через три месяца она с большей вероятностью заступится за Сивого, нежели за меня. Гниль на руке Дамблдора распространялась медленно, но верно. Данное ему обещание, а также обет, заключенный с Нарциссой ради защиты Драко, неумолимо приближали момент, когда я буду вынужден одним движением руки разорвать все связи с Орденом, опорочив себя клеймом предателя. Единственное грело душу: вероятно, я более ее не увижу. Мне удастся избежать ужасной муки – созерцать отвращение и ненависть в ее глазах. Что угодно, но это было выше моих сил.

Я отчаянно желал иметь возможность оправдаться, вселить в ее сердце проблеск сомнения в моей вине, лишь бы она не была так строга ко мне. И тогда меня осенило.

Я сделал несколько шагов вдоль коридора и, выдав свое присутствие, прервал их спор. Поттер выглядел подавленно, Грейнджер – рассерженно. И, конечно же, прекрасно.

– Как смеете вы устраивать мне допрос, Поттер? – процедил я как можно более насмешливым и высокомерным тоном. – Вы сомневаетесь в моей преданности?

– Конечно же нет! – встряла Грейнджер.

Поттер поколебался, но затем решительно заявил:

– Да.

– Если вы спросите и я отвечу, вы готовы принять любые необходимые меры, если ответ не… придется вам по вкусу?

Поттер вздернул подбородок и взглянул мне прямо в глаза.

– Да, – ответил он.

– Прекрасно, – обратился я к Поттеру, но взгляд мой был прикован к Грейнджер. – Потому что у вас нет ни единого шанса одолеть Темного Лорда, если вы не готовы делать то, что от вас требуется. А теперь спросите, кому я служу.

– Кому… – начал Поттер.

– Не вы, – перебил его я. – Грейнджер. Спросите.

Ее глаза блестели, неужели это были слезы?

– Я не хочу. Мне это не нужно. Я вам верю.

– Тогда доверьтесь мне сейчас, – сказал я, как можно мягче. – Спрашивайте.

Глаза ее были полны замешательства, губы чуть приоткрыты. Все, чего я желал в этот момент – наклониться и поцеловать ее, и всего-то.

– Прошу вас, – произнес я.

Она облизала губы.

– Кому вы служите? – прошептала она.

– Альбусу Дамблдору, всегда и во всем, – произнес я, после чего развернулся и ушел прочь.

По пути в комнату я не могу избавиться от мысли: вспомнит ли она мои слова спустя несколько месяцев, и будет ли этого, вопреки всему, достаточно, дабы сохранить в ее сердце хотя бы толику доверия.

**********

Четверг. Полночь.

Поздно вечером в дверь моей комнаты раздался стук.

– Кто? – спросил я. Едва ли это был человек, которого мне так хотелось бы сейчас видеть.

– Люпин. Я знаю, что ты чувствуешь, – тихо произнес он, затворив за собой дверь. – После того, как на меня напал Сивый, и я осознал, что он со мной сделал, долгое время я чувствовал то же самое. Я ненавидел его, конечно же, но ведь я превратился в такого же монстра. Я был убийцей, животным.

Я по-прежнему сидел к нему спиной.

– Тебе нанесли увечья против твоей воли. Несмотря на то, что мои раны невидимы, я нанес себе их сам. – Следующий вопрос сорвался языка против моей воли: – Что заставило тебя передумать?

– Тонкс, – просто ответил он. – Я знаю ее характер, и, если в ее сердце сумела затеплиться любовь ко мне, значит, что-то во мне достойно этой любви.

Я поднялся и, подойдя к окну, сцепил руки за спиной, вглядываясь в темный переулок.

– Понятно.

– А ты… у тебя есть кто-нибудь такой? – робко спросил он.

Как бы сильно я ни противился, проклятие не позволило бы мне оставить прямой вопрос без ответа.

– Да, – грубо отозвался я.

– Кто… – было начал он, но тут же передумал. – Нет, не честно спрашивать тебя о таком. Особенно, когда ты уязвим. Но, быть может, ты мог бы поговорить с ней, спросить ее…?

Я подумал об утверждении, которое выбрала Грейнджер прошлым вечером. Вероятно, она догадывалась, каким будет мой ответ, так зачем же ей прилюдное подтверждение? Может быть, она хотела, чтобы это услышал один конкретный человек? Хотела, чтобы он знал, что это правда? Даже если это так, у меня не было никаких оснований полагать, что это признание предназначалось мне. Вероятнее, оно было адресовано Поттеру.

– Нет, – решительно заявил я. – Ни за что.

Я не мог отделаться от легкого чувства сожаления, когда осознал, что, должно быть, это действительно было правдой, раз я смог произнести это так категорично. В конце концов, я никогда на это особо не надеялся. Тогда почему так больно отказываться от того, что, по правде говоря, мне никогда не принадлежало?

***********

Пятница. Полдень.

Большую часть дня я провел за чтением книги в своей комнате. Зелье либо сработает, либо не сработает, на что я более никак не в силах повлиять. Я сделал все, что было в моих силах. Мы сделали. Но только время покажет, было ли этого достаточно. К тому же, я совершенно не горел желанием ни с кем видеться, мне не нужны ни жалость, ни сочувствие. Кроме того, затворничество избавило меня от принуждения говорить правду, которую я предпочёл бы сохранить в тайне. Я отточил мастерство владения голосом, превратив его в наиковарнейшее оружие. Теперь лишь молчание могло меня защитить.

Какая ирония.

Без четверти четыре я спустился в лабораторию за агатовым пузырьком и захватил с собой еще один – цвета молочного опала со свинцовой пробкой. В коридоре я столкнулся с Грейнджер. Она замялась, словно собираясь что-то сказать. Я прошел мимо, не сказав ни слова. Это невыносимо – видеть в ее глазах надежду, тогда как я сам ее давно утратил.

Ровно в четыре мы собрались на кухне для заключительного испытания. Нас снова было восемь человек: Грюм вызвал Артура и Молли в качестве подкрепления, несомненно, опасаясь, что я предприму попытку бегства в случае провала Муресатирев. Он, как и я, прекрасно понимал, что это лишено всякого смысла – Темный Лорд всегда доводит дело до конца, – но людям свойственно безрассудство, когда они в отчаянии.

– Палочки наготове, – негромко произнес Грюм. – Все, кроме Северуса.

– Уверена, в этом нет никакой необходимости, – встревожившись, возразила Грейнджер. – Даже если зелье не сработает, ничего не случится.

– Ты удивишься тому, на что способны люди в безысходной ситуации, Грейнджер, – произнес он. – Рисковать не стоит.

Я ощутил, как все тело разом стало как будто свинцовым. Все, чего мне хотелось сейчас – чтобы это наконец закончилось.

– Уберите палочки. Уверяю, если зелье не сработает, вам нечего меня опасаться.

Разумеется, для такого опытного бойца, как Грюм, этого простого заверения было достаточно.

Он окинул меня суровым взглядом, в котором читалось понимание и толика уважения. Он кивнул.

– Что ж, ладно.

Я откупорил пузырек и одним быстрым движением опустошил его. Горло обожгло словно кислотой, и мне пришлось до боли сжать руку в кулак, чтобы не закричать. Спустя какое-то время боль поутихла, и я сглотнул. Казалось, по горлу прошлись наждачной бумагой.

– Воды, – прохрипел я.

Молли бросилась за стаканом, но Грюм ее остановил, вытянув руку.

– Нет. Мы должны сперва выяснить, подействовало ли зелье. – Он оглядел присутствующих. – Кто хочет испытать его?

Никто не вызвался, ни один из них не горел желанием положить конец этой неопределенности.

– Грейнджер, – в конце концов гаркнул он. – Ты помогала варить зелье. Окажи честь, проверь, подействовало ли оно.

Наши взгляды встретились, ее глаза были полны сомнения и страха.

– Я не… как?

– Как и прежде. Пусть повторит ложь, о которой известно только тебе.

Она замерла в нерешительности, затем наклонилась и прошептала мне на ухо, так, чтобы слышал только я.

– Гермиона Грейнджер не влюблена в Северуса Снейпа.

Как громом пораженный, я уставился на нее в изумлении.

Не сводя с меня испытующего взгляда, она отступила назад.

– Повторите. Повторите и докажите, что можете лгать.

Я отчаянно, как никогда ранее в своей жизни, желал иметь возможность заговорить. Но, когда я открыл рот, я был не в силах произнести ни слова.

***********

Пятница. Вечер.

Площадь Гриммо – по крайней мере, та ее часть, на которую открывался вид из моего окна, – была окутана во мрак и полуночную прохладу. И была такой же безлюдной, каким станет этот дом, как только Темный Лорд задаст мне несколько вопросов и получит ответы. В течение дня все члены Ордена будут схвачены. В течение недели Британия окажется в его власти. Все то, чем я жертвовал, все мои попытки искупить то, что много лет назад я сотворил из мести и ревности, все сведется к нулю. Если бы я был на это способен, я бы заплакал.

Я сунул руку в левый карман мантии и сжал небольшой пузырек со свинцовой пробкой. Разумеется, выход был лишь один. Если проклятие не разрушить, нельзя позволить Темному Лорду допросить меня. Сбежать не представлялось возможным – он натравит на меня своих прихвостней, Люциуса, Сивого, остальных. А благодаря Темной Метке они обнаружат меня так же ловко, как нюхлер золото. Это лишь дело времени. Нет, Темный Лорд успокоится, лишь увидев мое мертвое тело. Я всегда знал, что смерть станет одновременно моей платой и наградой. Иногда мне казалось, что я буду даже рад ей. Вот только сейчас, столкнувшись с ней лицом к лицу, я вдруг осознал, что все же ценю свою жизнь, какой бы презренной она ни была.

Я услышал, как позади меня негромко распахнулась дверь.

– Уходи, Люпин, – прорычал я, не оборачиваясь. – Сегодня у меня нет настроения для твоего волчьего нытья.

– Это не Люпин, – тихо произнесла она. – Это я.

Я закрыл глаза. От чего я мог отказаться, чтобы спасти ее? Однажды я уже погубил женщину, которую любил, и это причинило мне боль, которая едва не убила меня. Больше я этого не допущу.

– Мисс Грейнджер, – наконец произнес я, убедившись, что голос снова мне подчиняется.

Я услышал ее шаги, тихие и неуверенные, затем ощутил на плече ее руку, нежным прикосновением призывающую меня обернуться. Она глядела на меня огромными темными глазами в тусклом свете уличного фонаря.

– Северус Снейп, – прошептала она, – я люблю тебя.

На какое-то мгновение я забыл, как дышать, а сердце будто остановилось. Придя в себя, я коротко и мрачно усмехнулся.

– Если все это – последняя отчаянная попытка разрушить проклятие, мисс Грейнджер, то, спешу вас огорчить, даже если это правда, шансы практически ничтожны, а если ложь – их еще меньше.

– Тише.

Ее руки обвились вокруг моей шеи и потянулись к моему лицу.

Губы ее были теплыми и чуткими, а когда она прижалась ко мне всем телом, я более не желал сопротивляться. На долю секунды я поддался соблазну, но затем, схватив ее за плечи, оттолкнул.

– Нет, – прохрипел я, презирая свой голос, тогда как остальная часть меня кричала «да». – Я не позволю. Не таким образом.

Ее губы дрогнули в полуулыбке, а в глазах загорелся озорной огонек.

– Значит, вы позволите каким-нибудь другим образом?

Будь она проклята за свою сообразительность

– Нет, – решительно заявил я. – Никаким образом. Кроме того, – поспешил добавить я, – поскольку я прекрасно понимаю, чего вы пытаетесь добиться, вы обречены на провал. Поэтому у вас более нет причин делать это для меня.

Она вздернула подбородок и с вызовом взглянула мне в глаза.

– Я делаю это не для тебя, Северус. А для себя. Если завтра тебя не станет…

– Что? – Как она узнала о моем плане?

– «У вас нет ни единого шанса одолеть Темного Лорда, если вы не готовы делать то, что от вас требуется», – процитировала она мои собственные слова. – Глупец, я видела, как ты теребил что-то в кармане весь день. Даже полный недоумок сумеет тебя раскусить. Если завтра тебя не станет, позволь мне насладиться сегодняшним днем.

Ее голос дрогнул, и она прикусила губу. Шагнув вперед, она принялась расстегивать пуговицы на моей мантии, быстро и уверенно.

– Мисс Грейнджер… – я хотел остановить ее, но передумал, и моя рука замерла на полпути. Пускай это хитрость, может даже вынужденная мера, но я был не в силах отказаться от ее прикосновений.

Она поднесла руку к моему лицу и провела большим пальцем по губам.

– По-моему, к месту называть меня Гермиона, как думаешь? Только одну ночь. Прошу.

– Гермиона, – прошептал я и поцеловал ее, зарываясь пальцами в копну ее волос. И вдруг все мысли, все переживания и сожаления растворились в охвативших меня ощущениях. Она толкнула меня назад, и я, не устояв на ногах, повалился на кровать, утянув ее за собой.

– Почему ты не спросишь, люблю ли я тебя? – прохрипел я, обхватив ладонью ее щеку.

Она чуть склонила голову набок, глаза заблестели в темноте.

– А как ты думаешь?

– Ты бы узнала правду, – произнес я. – Разве не этого жаждут женщины?

– Думаешь, женщина хочет услышать правду, сказанную принудительно? Каким бы ни был твой ответ – да или нет, он сделает меня несчастной. Как и тебя. Достаточно того, что я люблю тебя.

И более ничего говорить не требовалось.

**********

Пятница. Ночь.

Я как можно тише натянул мантию и проверил наличие пузырька со свинцовой пробкой. Поначалу я собирался отправиться в Паучий Тупик, но затем решил, что Темному Лорду было бы полезно потратить некоторое время на мои поиски в надежде, что я все еще жив. Запретный Лес вполне сгодится.

Позади послышалось шуршание постели. Я не собирался будить ее, и все же, мне пришлось бы. Было бы лучше, если бы она вернулась в свою спальню прежде, чем проснутся остальные. Меньше всего мне хотелось ставить ее под удар.

– Ты меня любишь, Северус?

Услышав вопрос, я обернулся. Она лежала на боку, подперев щеку ладонью. Тусклый свет, просочившийся из окна, тенями вырисовывал изгибы ее тела. Она была как никогда прекрасна. Полностью отдавая себе отчет в том, что я должен был прогнать ее этим вечером, в глубине души я был счастлив, что все же не сделал этого.

– Нет, – непроизвольно ответил я, быть может, намереваясь защитить себя, а может, ее. Ни к чему ей обременять себя моей любовью, а жалости мне хотелось меньше всего. Но… ведь она говорила, что ответ ей не нужен. Так почему же она задала этот вопрос?

– Ты лжешь, – воскликнула она. Казалось, я слышал смешок в ее голосе.

– Даже если и так, почему ты так странно… – вдруг я умолк. Я солгал.

Я солгал.

Проклятие было разрушено.

**********

Суббота. Вечер.

– Подойди ближе, Северус, – позвал Темный Лорд. Беллатриса стояла рядом, опустив руку на его плечо, а Нагайна лежала у него на коленях. Они не сводили с меня взглядов, пока я не остановился напротив Темного Лорда. Нам выпала прекрасная возможность заставить его обрести еще большую уверенность во мне, но стоило помнить, что это также могло обернуться огромной катастрофой. Мне следовало быть очень, очень осторожным.

– Ты открывал мой подарок, Северус? – поинтересовался он, сверля меня совершенно нечитаемым взглядом черных глаз.

– Да.

– Предоставь доказательства.

Я протянул ему пустой ларец. Он применил к нему простое заклинание, дабы убедиться, что именно я и никто другой сорвал печать.

– И пришелся ли тебе этот фокус… по вкусу?

Я живо представил глубокие карие глаза, бледную кожу, прикосновение ее теплых губ к моим.

– В каком-то роде, – произнес я. – Но в целом, нет. Честность… противоречит всей моей природе и характеру. Позвольте узнать, какую цель вы преследовали, мой лорд?

Его пальцы лениво поглаживали змею, спящую на его коленях.

– Порой мне доставляет удовольствие испытывать находчивость моих последователей. Мне было интересно, станет ли тебе смышлёности, столкнувшись с подобной неприятностью, избегать общения с членами Ордена на протяжении нескольких дней. Если нет, что ж, еще один непригодный для службы агент – незначительная потеря.

Краем глаза я наблюдал за скалящей зубы Беллатрисой. Разумеется, она тоже знала о содержимом ларца.

– Допросите его, мой лорд! Допросите!

– Поскольку я хорошо тебя знаю, Северус, уверен, тебе не составило труда определить проклятие и ты уже знаешь об единственном известном способе разрушить Алитера Катара. Уверен, ты изучил его. – Он наклонился вперед. – Так какое же твое самое глубокое убеждение, Северус?

Я едва сдержал улыбку. Произнести это было так просто, теперь, когда я знал, что это ложь.

– Что я недостоин любви, мой лорд. Убеждение, столь выгодное для вас, что я не имею никакого желания его развеивать.

Зашипев, он расхохотался.

– Отлично сказано, Северус. Однако поскольку я уже вдоволь повеселился, я не могу допустить, чтобы ты столкнулся с членами Ордена и против своей воли выдал, кому ты поистине предан. – Он протянул мне пузырек. – Это антидот. Пей.

– Антидот?

Он пожал плечами.

– Изобретение одного из прихвостней Долохова. Он называет его Муресатирев.

По-видимому, Грейнджер была права. Вне сомнения, нам помешали спешка и нехватка опыта в этой области.

– Благодарю, мой лорд. Было бы… ужасно неловко быть уличенным в шпионаже внутри Ордена, учитывая мое нынешнее положение.

– Мой лорд! – возразила Белла, устремив на него пылающий взгляд. – Неужели вы сначала не допросите его? Спросите имена членов Ордена, где они собираются, что планируют? – Сощурившись, она впилась в меня взглядом безумных черных глаз, точно змеиных. – Спросите его, кому он в действительности служит!

– В этом нет необходимости, – презрительно бросил Волдеморт. – До смешного просто догадаться, кто входит в Орден. Очень скоро они лишатся своего лидера и, так или иначе, окажутся как на ладони. А что касается преданности… Ох, Белла, человек, который ничего не стоит в своих собственных глазах, уже всецело принадлежит мне, и всегда будет.

А человек, который чего-то стоит, никогда тебе принадлежать не будет, – про себя закончил я. Теперь мне не только было против кого бороться. Мне было за что сражаться.