Она узнавала время по длине теней в коридоре. В поисках занятия для своего беспокойного разума она считала идеальной формы осколки лунного света, лежащего на полу. Исполнение обязанностей старосты школы разочаровывало: честно заслуженная, но ничтожная честь по сравнению со временем, проведенным летом.

Звук ее одиноких шагов был холоден, далекое шуршание спящего обитателя какого-то портрета служило напоминанием о том, что мир научился жить дальше.

В отличие от ее сердца.

Она чувствовала это каждый раз, когда ловила его взгляд.

Год.

Терпение.

Она остановилась под холодным светом и закрыла глаза.

— Идите, идите, миссис Норрис, — пробормотала Гермиона и отчетливо услышала высокомерное фырканье, прежде чем кошка Филча скользнула за угол.

И каждое привидение наблюдало за ними.

За ними обоими, за расстоянием меж ними, за каждым взглядом, измеряя его длину, значение, глубину…

Однако ее мысли принадлежали ей одной.

Она повернулась и продолжила обход. Легкий шелест. Она нахмурила бровь.

Она развернулась, чтобы велеть кому бы то ни было — привидению, кошке, полтергейсту, портрету — оставить ее в покое, но весь воздух будто вырвали из ее горла, острые деревянные щепки из распахнувшейся двери посыпались по ее спине, и Гермиону утянуло в полный мрак.

Стремительный поток воздуха пронесся по ее лицу и обрушился на копну волос — это дверь захлопнулась за ней. Она не успела и выкрикнуть — потрясенно ощутив спиной стену, потеряла дар речи.

Тихо.

Ее разум запутался в правилах, положениях, надлежащем поведении и внезапно потонул в одном лишь прикосновении его пальцев к ее щеке. Теплое дыхание во тьме, ее — быстрое от изумления, его — глубокое и медленное.

В голове родился вопрос — и тут же был предупрежден его быстрым ответом.

Никто, но не надолго. 

Ее дрожащие пальцы нашли его руки и притянули их к ее груди, к ее сердцу.

Мне недоставало — этого. Тебя. Мы не должны — 

Она пыталась сформулировать причины в своем мозгу, а он придвинулся чуть ближе, склонившись над ней, и водопад мантии окружил их обоих.

Ей не обязательно быть видеть его мантию, чтобы знать, как ложатся ее волны.

Каждая складка запечатлелась в ее памяти, каждый звук соответствовал каждому выверенному движению, каждый шаг в сторону… их скольжение по грубым половицам.

Она закрыла глаза, но это не заглушило звуков, не помешало ее рукам тянуться к нему, касаться занавеса ткани, пропускать ее меж пальцев, скользить от плеч к груди, где она чувствовала его сердцебиение, каждое движение — как его грудь вздымается и как опускается, каждый рваный вдох и выдох сквозь сжатые зубы при каждом прикосновении.

Она знала, что даже в полной темноте он следит за каждым ее движением.

Его рука шевельнулась в ее, его пальцы накрыли ее грудь, теснее прижимая ее к стене.

Она собрала последнее подобие выдержки, но оно снова было вдребезги разбито, не их общей мыслью, но всем его весом, обрушившимся на нее и потоком лихорадочных слов, изливающихся на ее горло.

Сокрушительный поцелуй — и ей нечем дышать, его тепло, его руки, хватающие ее, разводящие их в стороны, ткань, трущаяся о дерево. Ее ответ, признание каждого желания, каждой оплаканной мечты, каждого тайного, неистового удара сердца — всё в одном слове, выдохнутом в его губы. Он подался вперед — ногти процарапали шерсть, проклятая теплая одежда отлетает прочь — их дыхание замерло, растерялось, его рука взлетела к ее бедру, крепко и болезненно ухватив его, приподняв — толчок — его зубы под ее подбородком. Хватая ртом воздух, она нащупала дверную петлю и удержалась, найдя опору против его движений. Ее мантия цеплялась за неровности двери, его волосы у ее груди метались из стороны в сторону, падали на его лицо, отбрасывались назад, и вернулся его голос, и глубокий шепот превращался в резкие вдохи, ее — громче, чем его, переплетаясь, сливаясь в единое целое. Звук рвущейся ткани — это скользнула ее рука, и несколько пуговиц покатились по полу, и поток жара, его яростный поцелуй, ее рука потеряла дверную петлю, схватилась за ручку, дверь загрохотала — несомненно, на весь замок, и еще громче захлопнулась, будто отвечая ее мыслям. Она затерялась в накрывшей их волне, ее голос затерялся в его, его пальцы впились еще сильнее в ее бедро, его дыхание замерло, и вся их сдержанность рухнула, когда голоса их устремились ввысь, выражая всё желание, всю любовь, веру и преданность и понижаясь до шепота вечных слов в приоткрытые губы.