Тестралы - волшебные существа, наиболее напоминающие внешним видом чёрных крылатых лошадей. Точнее, они больше похожи на обтянутые кожей скелеты этих лошадей. Крылья тестралов перепончатые, словно у летучих мышей. Это стайные животные, питающиеся мясом, очевидно, более мелких зверьков. Охотятся тестралы , как и большинство ночных хищников, подкарауливая добычу и внезапно нападая (профессор Грабли-Дёрг утверждает, что тестралы могут нападать даже на сов). Они весьма умны, выносливы и летают с поразительной скоростью.
Отличительной особенностью тестралов является их невидимость.
Говорят, что невозможно увидеть тестрала человеку, не видевшему смерть другого человека… На самом деле, лишь познавший великую боль утраты способен увидеть этих удивительных «лошадей».
harrypotter.wikia.com 

Видите ли вы тестралов?

* * *

Он просто стоял, обдуваемый холодным северным ветром, не имея сил сдвинуться с места. Высокий, худой и крайне нездоровый на вид, Северус Снейп, поистине, являл собой довольно угнетающее зрелище.
В этот день он всегда терял способность сопротивляться своим демонам.
Демонами, терзавшими профессора зельеварения, были его собственные воспоминания.
И тогда он шел к озеру, чтобы увидеть их….
Тестралы — прекрасны, холодны, свободны…
Крылья трепещут на ветру, хочется протянуть руку и прикоснуться к черным хитиновым наростам, покрывающим их гибкие, точеные, темные тела.
Раньше он верил, что все его поступки были обоснованными и логичными.
Раньше в его жизни была Лили.
И поэтому, все в жизни Северуса Снейпа было подчинено его чувствам к Лили Эванс.
Иссушающему его, обоюдоострому чувству. Чувству без имени и надежды.
Он шпионил ради нее, лгал ради нее, подвергал себя смертельной опасности — ради нее.
И до, и после тридцать первого октября 1981 года. Всегда.
Ранее, каждый раз, когда в этот день Снейп шел наблюдать за тестралами, он неустанно повторял себе, что в его действиях есть логика.
Но в глубине того, что за неимением другого слова он привык называть душою, Снейп знал: сегодня он идет к озеру, так как больше ему некуда идти в это чертово тридцать первое октября. По неизвестной профессору причине, не только метка исчезла с его руки, но и на душе больше не было выжжено имя «Лили». Там впервые все было просто выжжено, дотла, до черноты. Ни имен, ни чувств. Ничего. Пустота… Черная, пугающая пустота, так явно ощущаемая именно в этот день.
Да и зачем еще куда-то идти? Теперь, со смертью обоих его хозяев, в нем больше не нуждались. Даже преподавать он продолжал скорее по инерции, не найдя в себе сил отказать Минерве в просьбе снова учить зельям.
Хогвартс постепенно восстанавливался. Поредевший преподавательский состав впитал в себя юную кровь в лице недавних выпускников. Защиту от Темных Искусств снова преподает практически оборотень и, как будто этого недостаточно, еще и Уизли.
Жизнь набирает обороты. Школа полна юными идиотами, считающими, что война сделала их неуязвимыми, и такая штука, как периодически взрывающийся котел, до краев наполненный едким варевом сомнительной консистенции, им — как голему Авада.
В коридорах велик шанс наткнуться на Поттера, совершающего очередной моцион под своей нелепой мантией-невидимкой. Одному Мерлину известно, ради чего мальчишка вернулся в Хогвартс на целый учебный год, но уж точно не грызть гранит науки, для этого у него зубы слабоваты. Опять придется делать вид, что не чувствуешь его присутствия, даже не смотря на те нелепые сопящие звуки, доносящиеся из «пустого» угла.
Казалось бы, после Великой победы ему должны были надоесть эти детские выходки, но…
Но Поттеру и девчонке Уизли нравятся подобные игры. Из-за этой парочки, открывшей для себя радости физической близости, даже преподаватели не решались посещать Астрономическую башню без особой на то причины. В первую очередь , чтобы, упаси Мерлин, не смутить героя. А ведь, казалось, Поттер должен был бы избегать этого места. Как старался делать это сам Снейп.
Слишком свежи и болезненны были воспоминания, связанные с этим местом.
А в Большом зале его обязательно окликнет Минерва. Старая кошка все еще испытывает абсурдное чувство вины за свое поведение в период его скоротечного директорства. Он честно пытался с помощью двух сотен снятых с гриффиндорцев баллов и пары десятков острых замечаний избавить ее от этого. Пока безрезультатно. Жалость ее стала бы невыносима, если бы Снейпу не было все равно.
И еще была Грейнджер.
Всегда, всегда где-то неподалеку обреталась эта чертова заучка Грейнджер.
Грейнджер, нашедшая лучший способ отомстить нелюбимому мастеру зелий, сохранив его никчемную жизнь.
Он помнил ощущение пустоты: холодной, темной и безразличной, и неотвратимое забвение. Но у Грейнджер был безоар. И Всезмеиная эссенция, и кровоостанавливающее зелье. Одному Мерлину известно, что еще могло быть найдено в этой нелепой сумке, которую она с собой все время таскает. А ведь он уже приготовился наконец-то узнать, что там за чертой, и, быть может, даже обрести покой. Но, как оказалось, с жизнью не так-то легко расстаться, если тебя окружают гриффиндорцы.
Судьба не замедлила продемонстрировать свое нелепое чувство юмора на его примере.
И вот Снейп стоит и смотрит на тестралов. Они летают над озером, охотясь на сов, и, касаясь крыльями водной глади, посылают волны ряби по направлению к берегу. А на берегу стоит он.
И смотрит на тестралов.
В очередной раз профессора посетило это проклятое чувство замкнутого круга. И выхода нет, благодаря Грейнджер. Что, мечтал о ярком свете в конце туннеля, старина? Неужели никто не удосужился тебя предупредить, что это, возможно, будет «Хогвартс-экспресс», несущийся тебе на встречу?
- Добрый день, профессор Снейп, - раздался за спиной тихий девичий голос.
Ну конечно, помяни дьявола и услышишь шелест его крыльев.
Он лишь мрачно кивает, надеясь, что Грейнджер поймет, как ошибочно ее предположение и уйдет.
Надежда не оправдывается, и девушка встает рядом, лишь на шаг позади.
- Вы смотрите на тестралов, профессор? - делает попытку завести разговор гриффиндорка.
— Это вопрос или утверждение, мисс Грейнджер?
— Гипотеза, сэр.
- Неопровержимые предположения гипотезами не являются, мисс, - тихо прошелестел профессор в ответ. Горло все еще саднило. Будь прокляты попытки мисс всезнайки поиграть в медиковедьму. Если уж берешься за дело, делай его качественно. А этот шрам на его шее теперь всегда будет напоминать о потерянном покое. Но она даже не замечает его дискомфорта. Все в замке неустанно повторяют гриффиндорке, как великодушен был ее поступок.
Девушка еле слышно вздыхает, он чувствует ее присутствие всем своим существом и желает, чтобы Грейнджер наконец поняла, как неприятно ему такое общество.
Но гриффиндорцы никогда не улавливали тонких слизеринских намеков. С этими нужно вести разговор в лоб и со всей силы.
- Они прекрасны, не правда ли, сэр? - тихо, на грани слышимости произносит Грейнджер.
Снейп смотрит в небо на печальных спутников смерти. Они, правда, печальными совершенно не выглядят. Вполне довольные жизнью существа, охотятся на почтовых сов, летают себе, как хотят. Не самая худшая доля.
- Они тестралы, мисс. Существа, которых ты впервые видишь, лишь осознав, что смерть неизбежна. Что прекрасного в них вы находите? - собственные слова, сказанные только из желания противоречия, кажутся ему пустыми и бессмысленными.
Тем более что сам он всегда видел в тестралах эту красоту. Некую завершенность.
Но Грейнджер не отступает от него ни на шаг. Она тоже смотрит в небо.
- Не знаю, сэр. Я впервые по-настоящему увидела тестрала не так давно, но эта красота, грация движений и то, как они смотрят тебе в глаза, как будто видят твою душу…
- Я вижу их красоту сэр, их совершенство. И боль уходит. Их присутствие успокаивает меня. И потому - для меня они прекрасны.
Снейп наконец позволяет себе окинуть девушку изучающим взглядом. Да, это все та же заучка Грейнджер стоит в шаге от него. Все те же волосы дыбом, нелепая, плохо сшитая мантия, которую она совершенно не умеет носить, и сумка, полная книг разной степени тяжести.
И все же в ней что-то кардинально изменилось. Выражение глаз девушки больше не вызывает у него волны с трудом сдерживаемого раздражения. Раньше в них плескался океан неконтролируемого энтузиазма. И голод познания никогда не покидал этого взгляда. Эта взрывоопасная смесь всегда пугала его, потому что люди с такой жаждой к познанию опасны не только для себя, но, в гораздо большей степени, для окружающих.
Гермиона Грейнджер пугала профессора еще и тем, что напоминала ему самого себя в этом же возрасте. Снейп с неохотой, но готов был в этом признаться. Однако теперь он не узнавал этого взгляда. Большие, карие, с янтарными искрами в глубине глаза смотрели на него пристально. Грейнджер не отводит взгляда, она смотрит и как будто…
Да, как будто видит его самого, не отвлекаясь на все те маски, в которые он облачен, словно в доспехи, и носит, не снимая. Слой за слоем она отделяет все наносное, что не является истинным Северусом Снейпом.
И в этом взгляде больше нет ничего от жизнерадостной и упертой всезнайки Грейнджер. Теперь в нем он видит отражение некоей новой, совершенно незнакомой ему личности.
Спокойной, методичной, понимающей.
-Когда вы впервые увидели тестралов, мисс Грейнджер? - неожиданно, в первую очередь для самого себя, спрашивает Снейп.
Она в задумчивости прикусывает нижнюю губу, теребит непослушный локон пальцами. Затем снова смотрит ему прямо в глаза и отвечает тихо, принуждая его вслушиваться в каждое сказанное слово:
— Я впервые увидела тестралов в ночь последней битвы, сэр. Я сделала все, что было в моих силах, чтобы помочь вам, но не была уверена, что сделанного достаточно. Знаете, на душе было так мерзко, я почти не могла дышать. Но мне нужно было идти. Я знала, что моя помощь необходима Гарри и Рону. Я, правда, хотела остаться, но не могла себе этого позволить. И я повернулась, оставив вас лежать на полу Визжащей хижины, и ушла, зная, что, возможно, вижу вас живым в последний раз.
А выйдя из хижины и посмотрев на небо над Хогвартсом — увидела тестралов.
Их черные тела лоснились, блестели и переливались, размаху крыльев позавидовал бы любой гиппогриф, и кажется, тогда мне удалось, наконец, нормально вдохнуть. Я даже почти перестала бояться. Знаете, профессор, это было странное чувство. Над школой разгоралось магическое зарево, вызванное высвобожденной магией. Драконы в небе, великаны у самых стен Хогвартса, смерть, постоянные вспышки зеленого света со всех сторон. Все это показалось каким-то ненастоящим. Только тестралы в небе были реальны.
Надеюсь, вы сможете простить меня, профессор? — Снейп, слушавший ее с болезненным интересом, встретил заданный ему вопрос приподнятой бровью.
— Простить? Что именно по вашему мнению я должен вам простить, мисс Грейнджер? Что спасли мою никчемную жизнь? Или что оставили раненного лежать в одиночестве, следуя зову долга?
Грейнджер зябко поежилась и плотнее запахнула свою мешковатую мантию, поправив на шее любимый шарф гриффиндорской расцветки. Она сама не была уверена в тот момент, о чем просит зельевара.
Склонившись над своим профессором, зажимавшим рукой рваную рану на шее, и заглянув в его стекленеющие глаза, Гермиона поняла, что сделает все, лишь бы он остался жив. И не важно, чего ей будут стоить эти усилия. Но права ли она была, сделав за него этот выбор? Неуверенность в собственной правоте поселилась в ее сердце. Ей так хотелось, чтобы этот отважный мужчина со скверным характером и удивительно острым интеллектом продолжал жить. Но вот как сделать, чтобы он сам захотел того же? Гермиона не была уверена, о чем именно просит профессора, но подозревала, что о невозможном.
- Скажите, профессор, а когда вы впервые увидели тестралов? - вопрос был задан лишь для того, чтобы разорвать пелену давящей тишины, но, казалось, лишь усилил ее.
Снейп неосознанно начал массировать ноющую шею. Поглаживая плотный рубец, он в очередной раз удивился своей готовности говорить с Грейнджер. И не просто говорить, но отвечать на ее вопросы.
Куда проще было повернуться и уйти, оставив девчонку стоять наедине с пробирающим до костей холодным ветром. И пусть смотрит на своих тестралов, хоть до третьего пришествия Воландеморта. Не дай Мерлин, конечно. Или посмотреть в ее мерцающие золотом глаза и сказать все слова, что он проговаривал про себя лежа в больничном крыле, лишенный после укуса проклятой змеи способности говорить.
О, он бы довел ее до слез уже двумя-тремя острыми, как лезвие бритвы фразами, будьте уверены, и не остановился бы на достигнутом.
Но… Мысли о плачущей из-за его слов Гермионы Грейнджер не были ему более желанны. Не то, чтобы ее слезы что-либо значили во вселенной Северуса Снейпа. Нет. К женским слезам он давно уже был безразличен. Однако, вместо всех этих вполне приемлемых вариантов поведения, он выбрал самый неожиданный, в первую очередь, для самого себя.
- Это было очень давно, мисс Грейнджер. Вас тогда и на свете-то еще не было. Зачем вам знать такие подробности моей нелепой жизни? Хотите обогатиться, продав пыльную историю минувших лет Скиттер? Поверьте, эти откровения не стоят и кната.
Грейнджер хотела что-то возразить на его инсинуации, но была остановлена пренебрежительным взмахом руки.
- Как я уже сказал, это было очень давно. Мне было не больше пяти-шести лет, и моя мать только что получила сообщение с почтовой совой, в котором говорилось о прискорбных событиях, произошедших в доме ее родителей.
Принцы были давно обедневшим, но древним и чистокровным родом, гордившимся своей родословной, не меньше, а то и больше пресловутых Малфоев.
Но это было вполне объяснимо. Чем еще гордиться, если больше ничем не владеешь, и единственное важное жизненное достижение — это успешное появление на свет?
Хотя нет, тут я должен уточнить, что во владении семейства Принц находилось также великолепное собрание бесценных фолиантов по темным искусствам. Об этой библиотеке ходили легенды по всему магическому миру, и именно книги послужили причиной трагедии, постигшей семью моей матери.
Ее отцу, моему деду, человеку, для которого «маггл» было синонимом слова выродок, решение моей матери связать свою судьбу с таким, как Тобиас Снейп, оказалось равноценным смерти родной дочери. Он отрекся от нее, исключив из своего и так скудного на наследников завещания, и запретил произносить имя Эйлин Принц в своем доме.
Но все это лишь присказка, сказка началась позже, когда в жизни старого, озлобленного и крайне чистокровного волшебника появился юноша, одаренный и талантливый во всем, что касалось темных искусств. Он был совершенен, именно о таком сыне мечтал всю жизнь старик Принц. Надо также добавить, что женщины рода Принц никогда не отличались решительностью. Не стала исключением и моя мать - безвольная, слабая женщина, проявившая характер лишь однажды и совершившая при этом самую большую ошибку в своей жизни, когда выбрала в мужья негодяя, не гнушавшегося поднимать руку на жену и ребенка. Такой была и ее мать, во всем следующая воле мужа-деспота, не готовая не то, что бороться за свою дочь, а даже слова сказать в ее защиту.
И потому молодому и охочему до власти и темных знаний волшебнику ничего не стоило, в скором времени, не только проникнуть в семейный круг Принцев, но и стать главным наследником моего деда.
Я не знаю точно, что произошло там на самом деле. Тогда я был слишком мал, чтобы понимать всю степень серьезности случившегося. Все, что я понял из сдавленных рыданий моей матери и грубых реплик отца — в доме ее родителей произошла трагедия.
Супруги Принц погибли. Помню, я был в своей комнате, рядом со мной сидел мистер Пемблтон. Мы разговаривали … Видите ли, несмотря на то, что однажды я видел бомжа, замерзшего рядом с нашим домом, смерть все равно была для меня чем-то не реальным, а существующем лишь на книжных страницах. Собственно, суть в том…
Тут профессор внезапно замолчал, как будто потерявшись в своих воспоминаниях.
Его длинные, иссиня черные волосы волной накрыли все лицо, скрыв его от взгляда Гермионы.
Грейнджер, не совсем понимая, почему профессор прервал свой рассказ, легко коснулась рукой его локтя.
— Профессор, простите, а кто такой мистер Пемблтон? Сэр?
Снейп тихо и весьма заковыристо выругался, понимая, что в сложившейся ситуации виноват только он сам и его внезапная, ничем не обоснованная разговорчивость. Чувствуя свою уязвимость перед лицом всезнайки Грейнджер, профессор решил поступить так, как не поступал уже очень давно, и просто сказать правду. Кажется, у него снова начинался приступ мигрени. Пусть, хуже все равно быть не могло.
— Вы должны понимать, мисс Грейнджер, что в то время я все еще был ребенком, а детям свойственен инфантилизм. И, не обладая избытком друзей, я не нашел лучшего выхода из сложившейся ситуации, чем придумать себе такового.
Мистер Пемблтон… Это был тряпичный кролик, сшитый мне матерью из старой отцовской пижамы. Нелепая игрушка чудовищной расцветки, по непонятным причинам она была мне в то время весьма дорога. Я разговаривал с ним, воображая себе умного, расположенного ко мне собеседника.
Я думаю, вам тяжело себе представить, как иногда бывало одиноко единственному и нежеланному, в общем-то, ребенку в семье…
Внезапно Грейнджер опять прикоснулась к его руке повыше локтя. Несмотря на хрупкое телосложение, заучка обладала крепкой хваткой. Снейп хотел было уже возмутиться ее самоуправству, когда Гермиона заговорила.
- Сэр, возможно, вам и кажется сомнительным, что я могу понять ваши чувства и, возможно, вы правы. Я не могу судить о том, в каких условиях вы росли, но я прекрасно знакома с таким одиночеством, когда общество самой простой тряпичной куклы кажется желаннее пустоты холодного дома. Мои родители - дантисты в третьем поколении. Как между пульпитами и установкой брекетов они умудрились зачать меня - я без понятия, но думаю, это было связанно с тем, что их расписания в кои-то веки совпали. И я вполне могу представить, что для маленького ребенка мог значить его кукольный друг. У меня тоже в детстве была такая игрушка. И я до сих пор иногда вспоминаю моего плюшевого Фиц-Уильяма..
Снейп удивленно фыркнул: «Фиц-Уильям»?
Теперь настал черед Грейнджер неуверенно морщиться.
- Я рано начала читать, и Остин была одной из моих любимых писательниц. Так что да, Фиц-Уильям, и еще у меня был плюшевый жираф Брендон, хотя я никогда и не одобряла его увлечение фарфоровой куклой по имени Мэри - Сью.
Самоуверенному выражению на лице Грейнджер мог бы позавидовать сам Локхарт, если бы не алые пятна болезненного румянца, расцветшие внезапно на щеках и выдававшие крайнюю степень ее смущения с головой.
Профессор позволил себе небольшую ухмылку, представив маленькую мисс Грейнджер, неодобрительно поджимающую губы в лучших традициях МакГонагалл при виде обжимающихся плюшевого жирафа и фарфоровой куклы.
- Мда, мисс Грейенджер, сдается мне - я спокойно мог бы обойтись без этой ценной информации, раскрывающей новые аспекты вашей личности. Этот яркий образ не скоро покинет глубины моего подсознания. И все-таки, я продолжу свой рассказ, если вы в нем еще заинтересованы, конечно? -
Грейнджер вздохнула, поправляя непослушную прядь волос, спадающую на глаза, и снова взяв профессора под локоть, теперь гораздо более уверенно, кивнула в ответ.
— Пожалуйста, продолжайте, профессор.
- Так вот, мое представление о трагедии, произошедшей в доме родни матери, было весьма поверхностным. Исходя из поведения родителей, я сделал заключение, что произошло нечто прескверное. Супруги Принц погибли в результате некоего магического несчастного случая, в том возрасте я уже знал, что волшебство существует, правда, еще не догадывался, что магия, описываемая в сказках, и реальная магия - есть две совершенно разные величины. Для меня все разговоры матери о колдовстве были простой сказкой, мечтой, позволяющей надеяться на то, что, возможно, когда-нибудь все изменится в лучшую сторону. Мда.
Как я уже упоминал, в детстве мне, увы, был свойственен крайний инфантилизм.
Отец пытался запретить матери поездку на похороны родителей, угрожал даже сломать ее палочку. Позже, после нашего с матерью возвращения, он осуществил эту угрозу. Но то был редкий случай, когда она настояла на своем. В результате нехитрых сборов и крайне неприятной сцены с участием отца, матери и бутылки виски, встретившейся с кухонной стеной, я впервые оказался в самом центре Косого переулка.
Думаю, мне не нужно вам объяснять какие чувства испытывает ребенок, впервые оказавшийся в этом месте. Магия. Ожившая сказка. Об изнанке этого мира я, конечно же, тогда и не подозревал. Однако путь наш лежал мимо раскинувшегося благообразия. Вы, я полагаю, уже вполне знакомы с колдовскими традициями похорон? Магия, присутствующая во всех этих обрядах, неоспорима и почитаема. Начиная с момента рождения волшебника, все более или менее значимые вехи в его жизни сопровождаются магическими обрядами. И в смерти маг не находит исключения.
Однако и тут в мире, где правит бал магия, благосостояние покойного не может не отразиться на происходящем. На древнее колдовское кладбище мы с матерью попали после череды пренеприятнейших аппараций. Сейчас, вспоминая события того дня, я признаться, крайне удивлен, как ей удалось избежать нашего с ней расщепления в пути. Душевное состояние Эйлин Снейп, в девичестве — Принц, оставляло желать лучшего. Я помню, как тряслись руки матери, пока мы поднимались в гору к месту погребения ее родителей. Конечно, это была не гора, как мне тогда показалось, а вполне себе заурядный холм средней паршивости, далеко не самое престижное место, чтобы покоиться с миром. Но в тот момент место показалось мне поистине величественным. Белый обелиск в центре холма, и все эти безликие скорбные фигуры, окутанные магической дымкой…
Мда, в волшебном мире всегда ценили хорошее представление, даже если и за небольшие деньги.
Без единого слова или приветственного жеста в сторону наблюдавших за нами волшебников, мать подошла к месту погребения. Помню, ее руки, наконец, перестали дрожать, а лицо приобрело совсем уж землистый оттенок. По-моему, никогда больше она не держала меня за руку столь охотно…
Приглушенные до возмущенного шепота голоса безликих наблюдателей обсуждали наше появление.
— … Бесчестие. Посмела притащить это маггловское отродье с собой… Он бы не выдержал позора и умер еще раз, уже от стыда… Всегда была беспутной… Оба были обезглавлены… Зачем, проще Авадой… И никаких закусок…
В разговорах за моей спиной, а услышал я в тот день гораздо больше, чем привел вам для примера, было мало смысла, но кое-что из них я понял.
Я был нежеланен не только в мире моего отца, но и в мире мечты моей матери. Я был позором для ее семьи, и никто из окружавших меня чистокровных волшебников не был заинтересован в постоянном напоминании, что за границами их идеального магического сообщества существует иная жизнь.
В тот момент мне показалось, что жизнь закончилась в мои неполные шесть лет. Нелепо, конечно. Особенно, когда вспоминаешь все услышанное тогда. Сейчас те случайно подслушанные слова кажутся такими незначительными… Но в детстве всем, кажется, свойственно преувеличивать значение произошедших событий.
Конечно, то чувство отчаяния, как оно часто бывает у маленьких детей, забылось быстро - стоило мне только встретить Лили Эванс через несколько дней после нашего с матерью возращения. Думаю, что было дальше - вы и так знаете, благодаря Поттеру и моим воспоминаниям, попавшим к нему в руки.
Но в тот момент, это было так. Что-то во мне умерло в тот день.
Отмеченный благородными сединами волшебник закончил напевно читать древнее заклинание, и магический туман над двумя свежими могилами расступился. Именно в тот момент я впервые увидел их.
Тестралы летали в небе прямо надо мной.
Несколько минут профессор стоял неподвижно, словно закутанный в тишину, пристально всматриваясь в быстро темнеющее вечернее небо, на фоне которого темные силуэты волшебных созданий казались еще более призрачными, чем раньше. Лишь слабое прикосновение девичьих пальцев к его руке вернуло мысли мага из прошлого к настоящему.
- Темнеет, мисс Грейнджер, - изменяя своей собственной традиции, прокомментировал очевидный факт Снейп.
— Вы правы, профессор. Но у нас еще есть время, сэр.
Он вновь почувствовал прикосновение тонких, чутких пальцев Грейнджер к своей левой ладони и не смог отказать себе в минутной слабости, сдавив ее кисть в ответном пожатии. Становилось все холоднее, и сизый вечерний туман над озером все более напоминал о том дне, когда он впервые увидел тестралов.
— А кем был тот волшебник, что унаследовал вашу семейную библиотеку, профессор? И кто убил родителей вашей матери? И почему вы снова поверили, что в мире магов вам будет лучше, чем в мире магглов? И где теперь книги из библиотеки Принцев, сэр?
Снейп ухмыльнулся: мисс Грейнджер была неисправима.
— Я думаю, мисс Грейнджер, что это уже совсем другая история. На сегодня же с вас определенно достаточно моих откровений.
Встретив ее заинтересованный взгляд, он в очередной раз удивился отсутствию в нем столь привычного, благодаря другим ученикам, испуганного неприятия. Во взгляде заучки Грейнджер не было ни страха нерадивых учеников, ни ненависти преданных Упивающихся, ни отвращения старых коллег. Лишь искренний интерес, уважение и что-то еще, в самой глубине этих искристых глаз, чему он не находил названия. Пока…
- Возможно, вы продолжите свой рассказ в следующий раз, профессор? - теперь эти глаза полны нескрываемой надежды, и Снейп понимает, что Грейнджер отрезала ему пути к отступлению этим своим взглядом. Когда, во имя Мерлина, он успел так размякнуть? Или это последствия яда Нагини в его крови?
— В следующий раз, мисс?
— Во время нашей следующей встречи, если вы не против, сэр?
Захват этих крошечных пальцев, зажатых, по неведомой воле богов, в его собственной ладони крепнет. Видит Мерлин, он пытался, но чувствовать ее ладонь в своей было на удивление приятно, и это вносило разлад в Снейпову систему координат, заставляя терять всякую способность к разумному мышлению.
Размяк, определенно размяк. А ведь Поппи настаивала, чтобы он остался в медицинском крыле еще на неделю. Может, стоило прислушаться к медиковедьме на этот раз?
А будь оно все трижды проклято — почему бы и нет?..
- Ну что же, мисс, тогда… - начал он озвучивать свою мысль.
- Завтра, на этом же месте, сэр? - закончила девушка мысль за него.
Снейп лишь неопределенно кивнул в ответ, но для Грейнджер, судя по всему, этого жеста было вполне достаточно. На ее лице расцвела искренняя, удивительно теплая улыбка. И впервые за долгое время Северус Снейп почувствовал себя подозрительно живым.
Плетение их пальцев распалось, и девушка, тихо попрощавшись, направилась в сторону замка. Провожая ее хрупкую фигурку темным взглядом, профессор на несколько шагов отступил от берега озера. Снова чувствовать себя живым было странно и некомфортно. Чертова Грейнджер.

Еще долго Снейп украшал своим присутствием сумрачный озерный пейзаж.
Холодный ветер снова обнял его, подхватил шепотом произнесенное: «Я буду ждать…» и унес слова зельевара с собой, высоко в темнеющие небеса, туда, где беспечно продолжали летать и резвиться извечные спутники смерти — таинственные создания тестралы….